Киевский военный округ

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ККВО»)
Перейти к: навигация, поиск
Краснознамённый Киевский
военный округ
КВО

Киевский военный округ на 1991 год
Годы существования

6 августа 1865 (1865-08-06) — 1 ноября 1992 (1992-11-01)

Страна

Российская империя Российская империя (1862—1917)
РСФСР РСФСР (1920—1922)
СССР СССР (1935—1941)
СССР СССР (1943—1992)
Украина Украина (1992)

Входит в

Вооружённые Силы СССР

Тип

военный округ

Знаки отличия

Краснознамённый Ки́евский вое́нный о́круг (КВО) — один из первых военных округов в России (Российской империи), (1862 год), также оперативно-стратегическое территориальное объединение Вооружённых Сил СССР, существовавшее в 1919, 19201922, 19351941 и 19431992 годах.

Управление округа в разные годы находилось в Киеве (осенью 1919 — в Новозыбкове).





Содержание

История

В Российской империи

КВО — был создан во время военной реформы министра Д. А. Милютина.существовал в 18621917 годах. Образован в августе 1862 года вместе с Виленским и Варшавским округами вместо 1-й Армии. Включал территории Киевской, Волынской, Подольской, а с 1888 ещё и Курской, Полтавской, Харьковской и Черниговской губерний. Командующий войсками округа часто одновременно занимал должность Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора. В июле 1914 года из войск округа сформирована 3-я армия.

Упразднение в 1918 году

В ходе революционных событий конца 1917—1918 гг. командование Киевского округа оказалось отстранено от управления округом. По результатам Киевский военный округ подлежал упразднению, так как находился на территории, которую большевистское правительство по Брест-Литовскому договору 3 марта 1918 года уступило Германии.

Восстановление советской властью в начале 1919 года

После Октябрьской революции Киевский военный округ был образован советской властью 12 марта 1919 года на территории Киевской, Черниговской и, по мере установления советской власти, Подольской, Волынской, Херсонской и Одесской губерний. 23 августа 1919 года округ расформирован под угрозой потери Киева войсками РККА, войска округа отступили с армией.

Киевская военная область ВСЮР осенью-зимой 1919 года

1919 год

(основные статьи Войска Киевской области ВСЮР, Киевская область (ВСЮР)) Аналог Киевского военного округа был создан силами Белого движения, взявшими власть в городе Киеве 31 августа 1919 года.

7 сентября 1919 года в составе Вооруженных силы Юга России была образована Киевская военная область, повторявшая границы западной половины (до Полтавской губернии включительно) Киевского военного округа, существовавшего в период в Российской империи. Главноначальствующим войск Киевской области был назначен генерал А. М. Драгомиров.

После неудачи похода на Москву и отступления белогвардейских войск под напором войск РККА 14 декабря 1919 года Киевская военная область была упразднена, а войска Киевской области ВСЮР расформированы, и переподчинены войскам Новороссийской области.

Формирование округа правительством Советской Украины

1919 год

12 декабря по просьбе правительства Советской Украины Революционный военный совет Республики дал поручение Всероссийскому главному штабу сформировать для Украинской ССР необходимое количество военных комиссариатов. Сформированные в России военкоматы убывают на Украину: из Петроградского ВО 4 уездных военкомата, из Московского ВО — 1, из Заволжского ВО — 2, из Приуральского — 3, а также из других . Помощь в организации работы военных комиссариатов оказывал Революционный военный совет (далее РВС) Южного фронта.[1]

1920 год

4 января

Правительство Советской Украины основываясь на принципах союза советских республик продолжило строительство своих вооружённых сил после освобождения территории Украины от других политических соперников. 4 января Всеукраинский революционный комитет в печати опубликовал декларацию «О военной политике Советской власти на Украине», в которой был определён путь развития вооружённых сил. В декларации говорилось также о создании военных округов, входящих в единую систему вооружённых сил советских республик.[1]

13 января приказом Всероссийского главного штаба в Москве сформирован штаб КиевВО, который убыл в г. Киев. Помощь в организации работы военных комиссариатов оказывал Революционный военный совет Юго-Западного фронта, сформированный 10 января 1920.[1]

В конце января приказом Реввоенсовета УССР из тыловых частей Юго-Западного фронта формируется Украинская трудовая армия. Личный состав армии занимался производством продовольствия, добывал топливо, сырьё, устанавливал трудовую дисциплину и снабжал предприятия рабочей силой.[1]

21 января Совет Народных комиссаров УССР назначил члена РВС Южного фронта Сталина И. В. председателем Украинского Совета трудовой армии.[1]

23 января приказом № 118/23 председателя Реввоенсовета Республики Троцкого Л. Д. на территории Украины вновь создаются Киевский военный округ с местом пребывания окружного комиссариата в г. Киеве и Харьковский военный округ.[1]

24 февраля в Киев прибыл окружной военный комиссар Козловский. Затем его сменил Ягушевский В. В. 2 марта.[1]

К концу марта округ включал территории Киевской, Черниговской, Подольской, Волынской, Херсонской и Одесской губерний.[1]

25 марта создаётся управление запасных войск для формирования воинских частей. Формирование частей ведётся в Киеве — запасной стрелковый полк, в Одессе, Бердичеве, Николаеве, Елизаветграде (ныне Кировоград), Чернигове — запасные стрелковые батальоны; в Одессе — гаубичная, в Чернигове — лёгкая и в Киеве — сводная запасные артиллерийские батареи; в Киеве, Елизаветграде — отдельные запасные кавалерийские дивизионы; в Киеве — отдельная инженерная запасная рота.[1]

1 мая в связи со сложившейся угрожающей ситуацией на Юго-Западном фронте штаб округа эвакуировался в г. Полтаву.[1]

6 мая советские войска оставили Киев.[1]

12 июня в результате наступления советских войск освобождён Киев. 14 июля в город возвратился штаб округа.[1]

6 октября по приказу председателя Ревоенсовета Республики Троцкого Л. Д. для борьбы с бандитизмом в тылу Юго-Западного фронта и телеграммы командующего Внутренней службы Республики от 4 ноября объединяются штаб командующего войсками Внутренней службы округа со штабом Киевского военного округа. Обязанности командующего войсками Внутренней службы округа возлагались на окружного военного комиссара КиевВО. Должность окружного военного комиссара переименована в командующего войсками военного округа.[1]

26 ноября приказом № 767 по КиевВО окружной военный комиссар Шарапов В. В. вступил в должность командующего войсками КиевВО.[1]

В 1920 штаб и войска округа готовили резервы для фронтов, боролись с бандитизмом на территории Украины, трудились по восстановлению народного хозяйства.[1]

С 10 декабря войска, находившиеся на территории Украинской Социалистической Советской Республики назывались Вооружённые Силы Украины и Крыма. В их состав входили Киевский ВО и Харьковский ВО. Командующим ВС Украины и Крыма был Фрунзе М. В..[1]

22 декабря приказом № 18 командующего Вооружёнными Силами Украины и Крыма Полевое управление Юго-Западного фронта и управление КиевВО сливаются в новое управление КиевВО. Командующим войсками округа назначен Егоров А. И., начальником штаба назначен Петин Н. Н.. В декабре расформированы полевые управления 12-й и 14-й армий.[1]

30 декабря СНК РСФСР в связи с тяжёлым экономическим положением советских республик решает сократить Советские Вооружённые Силы. Для проведения демобилизации в КиевВО создаются окружная, в армиях — армейские, в гарнизонах — гарнизонные комиссии.[1]

1921 год

В апреле расформированы полевые управления 4-й и 6-й армий. В апреле командующим войсками округа назначен Петин Н. Н. Членами РВС округа были Аралов С. И. и Затонский В. П., начальником политического управления — Славин И. Е., начальником штаба Паука И. Х.[1]

В сентябре на территории КиевВО дислоцировались:[1]

  • Сухопутные войска:
  • Кавалерийские войска:

Командир корпуса В. М. Примаков. Управление корпуса в г. Липовец, что восточнее г. Винница.

Начальник дивизии М. А. Демичев

Начальник дивизии Г. И. Котовский

Начальник дивизии А. Е. Карташев

  • отдельная Красногусарская кавалерийская бригада
  • отдельная кавалерийская бригада
  • Авиация округа включала три авиаотряда, один артавиаотряд, семь воздухоплавательных отрядов, два воздухоплавательных дивизиона, два авиапоезда, одну воздухобазу. На вооружении было 39 самолётов.
  • Артиллерия входила в состав стрелковых и кавалерийских дивизий.
  • Бронесилы включали танкоотряд, 5 бронеотрядов, 9 бронепоездов, один автобронеотряд, два автоотряда.
  • Инженерные войска включали три железнодорожных полка, инженерный и понтонный батальоны, два транспортных моторно-понтонных отряда.
  • Войска связи включали батальон связи, телеграфно-телефонный дивизион, радиодивизион, четыре телеграфно-строительные роты, три эксплуатационно-технические роты, учебный телеграфно-телефонный полк.

В течение 1921 г. часть войск округа вела бои с бандитами, остальные войска перестраивались для мирного времени. В войска Коммунистическая партия направляла коммунистов в качестве рядовых бойцов и политических руководителей.[1]

В ноябре командующим войсками округа назначен И. Э. Якир.[1]

1922 год

Юго-Западный военный округ

21 апреля 1922 г. войска округа, объединённые с войсками Харьковского ВО в Юго-Западный военный округ, подчинены командованию Вооружённых Сил Украины и Крыма.[1]

Украинский военный округ

27 мая 1922 г. Юго-Западный военный округ переименован в Украинский военный округ (УкрВО). Он включал всю территорию Украины. Управление находилось в Харькове.[1]

Со второй половины года в округе формируются 6-й стрелковый корпус, 7-й стрелковый корпус, 8-й стрелковый корпус, 14-й стрелковый корпус. Имеющиеся стрелковые дивизии входят в состав этих корпусов.[1]

1931 год

24 апреля 1931 года издана директива о начале строительства Коростеньского, Летичевского, Могилёв-Подольского-Ямпольского, Рыбницкого и Тираспольского укреплённых районов.

Состав войск округа 1929—1933:[1]

По указанию ЦК ВКП(б) Реввоенсовет СССР в округе переводит на кадровый принцип комплектования 46-ю территориальную сд, 95-ю территориальную сд, 96-ю территориальную сд, 99-ю территориальную сд и 100-ю территориальную сд. Для усиления войск из других округов передислоцировались 2-я Кавказская сд и 2-я Туркестанская сд.[1]

1932 год

4 февраля 1932 года управление 45-й сд 14-го ск переформировывается в управление 45-го механизированного корпуса, 133-й стрелковый полк — в 133-ю механизированную бригаду, 134-й стрелковый полк — в 134-ю механизированную бригаду, 135-й стрелковый полк — в 135-ю стрелково-пулемётную бригаду.

10 мая в Киеве началось формирование 2-й отдельной механизированной бригады, командир бригады В. И. Мернов.

1934 год

12 мая 1934 года приказом по войскам УкрВО № 0038 был сформирован 15-й стрелковый корпус. В составе корпуса были 2-я кавказская Краснознамённая, 7-я, 46-я сд.

Управление округа в июне переехало из г. Харькова в г. Киев.

Кировский завод в г. Ленинграде выпускал средние танки Т-28 серийно, что позволило формировать новые полки. К 1 ноября 1934 Харьковский паровозостроительный завод имени Коминтерна, директор завода тов. Бондаренко, собрал шесть танков Т-35А. По указанию наркома обороны танки были железнодорожным транспортом доставлены в столицу страны г. Москва для участия в военном параде 7 ноября.

В г. Харькове предположительно в конце 1934 года сформированы 4-й отдельный тяжёлый танковый полк и Отдельный учебный танковый полк. Полки входили в состав войск Резерва Главного Командования (далее РГК). 4-й полк должен был иметь на вооружении средние танки Т-28, а Отдельный учебный танковый полк (далее ОУТП)должен был иметь на вооружении средние танки Т-28 и тяжёлые танки Т-35А.[2]

К концу 1934 года Харьковским паровозостроительным заводом были сданы Красной Армии ещё четыре машины Т-35А. Таким образом, на вооружении ОУТП были прототип Т-35-2 (выпуска 1933 г.) и Т-35А (выпуска 1934 г.) — 10 штук.

1935 год

В 1935 году в округе сформирован 7-й кавалерийский корпус. Управление корпуса находилось в г. Шепетовка.

2 мая начала формироваться 15-я механизированная бригада с управлением в г. Шепетовка Каменец-Подольской области.

Разделение Украинского военного округа

Киевский военный округ

17 мая 1935 года, в соответствии с приказом НКО СССР № 079, КВО вновь создан в результате разделения Украинского военного округа на Киевский и Харьковский. В его состав включены территории Киевской, Черниговской, Винницкой, Одесской областей и Молдавской АССР, а в 1939 году — Западная Украина (присоединённая к СССР).

В округе формируется 17-я механизированная бригада с управлением в г. Проскуров.

1936 год

С января 1936 по 1939 в Киеве находилась 4-я отдельная тяжёлая танковая бригада, командир бригады И. В. Дубинский.

5 декабря в г.Белая Церковь сформировано Управление 13-го стрелкового корпуса.[3]

1937 год

С ноября 1937 по 26.07.1938 в Киеве находилась 3-я отдельная механизированная бригада

1938 год

5 апреля Генеральный штаб РККА издаёт директиву № М1/00666 об изменении наименования 45-го механизированного корпуса в 25-й танковый корпус. Корпус оставался в г. Бердичев. Изменились наименования и у бригад корпуса: 135-я стрелково-пулемётная бригада переименована в 1-ю моторизованную стрелково-пулемётную бригаду, 134-я механизированная бригада — в 5-ю легкотанковую бригаду, 133-я механизированная бригада — в 4-ю легкотанковую бригаду.[4]

Киевский Особый военный округ

26 июля Главный Военный совет Красной Армии принял постановление преобразовать Киевский военный округ в Киевский Особый военный округ, а в округе создать группы армейского типа. К 1 сентября армейские группы были сформированы.[5]

Состав округа:

В середине года в автобронетанковых войсках были проведены перенумерация и переименование соединений и переход их на новые штаты. 3-я отдельная механизированная бригада получила название 36-я легкотанковая бригада с управлением в г. Киеве, 15-я механизированная бригада — 38-я легкотанковая бригада с управлением в г. Шепетовка, 17-я механизированная бригада — 23-я легкотанковая бригада с управлением в г. Проскуров.

15 августа приказом Народного комиссара обороны СССР № 009 Рыбницкий и Тираспольский укреплённые районы, располагавшиеся по р. Днестр, были подчинены командирам 99-й сд (д.б. 95-я стрелковая) и 51-й стрелковая дивизии 6-го ск Одесской армейской группы. Должности комендантов районов и штабы районов упразднялись.

1939 год

В марте 5-я отдельная тяжёлая танковая бригада РГК передана в состав округа и передислоцирована в г. Житомир в состав Житомирской армейской группы.[6]

С весны 5-я оттбр переименована в 14-ю тяжёлую танковую бригаду.[6],[7]

1 июля управление 5-го кавалерийского корпуса, корпусные части и 16-я кд передислоцированы в Киевский Особый военный округ, где корпус вошёл в состав Кавалерийской армейской группы. Управление корпуса расположилось в областном центре г. Каменец-Подольск, (11с).

Летом 4-я отд.тяж.тбр РГК переименована в 10-ю тяжёлую танковую бригаду. Командир бригады полковник Г. И. Иванов.[8]

15 августа Нарком обороны СССР Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов издал директиву № 4/2/48611 Военному совету округа об организационных мероприятиях в сухопутных войсках с 25 августа по 1 декабря 1939 года — переводе кадровых стрелковых дивизии на новый штат в 8900 человек и развертывании стрелковых дивизий тройного развёртывания в стрелковые дивизии по 6 000 человек и формировании управлений стрелковых корпусов.[9],[10] Необходимо было: 15 — ю сд развернуть в 15,124,169-ю сд; 58-ю сд — в 58,140,146-ю сд, 7-ю сд — 7,130,131-ю сд, 62-ю сд — 62,187-ю сд.

25 августа в округе началось формирование новых управлений стрелковых корпусов, перевод кадровых стрелковых дивизий на новый штат и развёртывание новых стрелковых дивизий. Управления дивизий располагались: 15-я сд в Николаеве, 124-я сд в Кировограде, 131-я сд в Бердичеве, 146-я сд в Виннице, 58-я сд в Черкассы, 140-я сд в Умани, 169-я сд в Одессе, 187-я сд в Белой Церкови, 62-я сд в Киеве, 7-я сд в Чернигове, 130-я сд в Прилуки, 51-я сд в Тирасполе, 95-я сд в Котовске, 45-я сд в Волынске, 44-я сд в Житомире, 81-я сд в Шепетовке, 87-я сд в Белокоровичи, 60-я сд в Овруч, 97-я сд в Староконстантинове, 72-я сд в Ярмолине, 96-я сд в Проскурове, 99-я сд в Могилёв-Подольске.[9],[10]

Формируются управления 27-го ск, 35-го ск, 36-го ск, 37-го ск, 49-го ск, 55-го ск.

1 сентября

Верховный Совет СССР принял Закон «О всеобщей воинской обязанности». Этим законом вводилась новая система комплектования Вооружённых Сил СССР и таким образом завершался переход от территориальной системы к кадровой системе комплектования личным составом. Призывной возраст граждан снижался с 21 года до 19 лет, а для окончивших среднюю школу (10 классов) — до 18 лет. Вместе с этим увеличивались сроки действительной военной службы рядового и сержантского состава в сухопутных войсках и авиации до 3-х лет, на флоте — до 5-ти лет. В запасе теперь граждане должны были находиться до 50-ти летнего возраста. Эти перемены были направлены на то, чтобы обучение и воспитание защитников социалистического Отечества было полным.[1]

Началась германо-польская война.

4 сентября с разрешения СНК СССР Народный комиссар обороны СССР отдал приказ о задержке увольнения в запас отслуживших срочную службу красноармейцев и сержантов на 1 месяц и призыв на учебные сборы военнообязанных запаса в КОВО.

5 сентября в соответствии с постановлением СНК СССР № 1348—268сс от 2 сентября 1939 начался очередной призыв на действительную военную службу для войск на Дальнем Востоке и по 1 тыс. человек для каждой вновь формируемой дивизии, в том числе и в КОВО.

6 сентября около 24.00 Народный комиссар обороны СССР прислал командующему войсками КОВО командарму 1-го ранга С. К. Тимошенко директиву о проведении «Больших учебных сборов» (далее БУС) являвшихся скрытой частичной мобилизацией.

7 сентября начались мобилизационные мероприятия под названием «Большие учебные сборы» в КОВО и Винницкой армейской группе.

9 сентября ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли решение об увеличении тиражей армейских газет в округах, проводивших БУС, и центральных газет для распространения в армии.

В период подготовки к освободительному походу Винницкая армейская группа выделила часть войск в состав Кавалерийской армейской группы.

11 сентября КОВО выделил управление Украинского фронта и войска, входящие в него. Командующим войсками фронта назначен командарм 1-го ранга С. К. Тимошенко, членом Военного совета — корпусной комиссар В. Н. Борисов, начальником штаба — комдив Н. Ф. Ватутин.[1]

14 сентября

Военному совету КОВО направляется директива Народного комиссара обороны СССР Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова и Начальника Генерального штаба РККА командарма 1-го ранга Б. М. Шапошникова за № 16634 «О начале наступления против Польши». В директиве поствлена задача к исходу 16 сентября скрытно сосредоточить и быть готовым к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие польские войска.

Военному совету КОВО и Киевского пограничного округа НКВД была направлена совместная директива № 16662 Народного комиссара обороны СССР Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова и Народного комиссара внутренних дел Комиссара Государственной безопасности Л. П. Берия о порядке взаимдействия пограничных войск НКВД и полевых войск Красной Армии. Директива определяла срок перхода в подчинение командованию Красной Армии пограничных войск с момента перехода государственной границы для действий на территории противника.

На территории Винницкой армейской группы разворачивалась Кавалерийская армейская группа. Управление группы переместилось из г. Проскуров в г. Каменец-Подольский, областной центре Каменец-Подольской области. Командующий войсками командарм 2-го ранга Иван Владимирович Тюленев.

Образован Украинский фронт в составе Каменец-Подольской, Волочиской, Шепетовской, Одесской армейских групп.

15 сентября войска Украинского фронта в основном завершили мобилизацию и сосредоточились в исходных районах у советско-польской границы.

16 сентября

Управление Житомирской армейской группы переименовано в управление Шепетовской армейской группы с управлением группы в г. Шепетовка Каменец-Подольской области. Командующим войсками группы назначен командующий войсками Житомирской армейской группы комдив И. Г. Советников, членом Военного совета — бригадный комиссар П. А. Диброва.[1]

Управление Винницкой армейской группы переименовано в управление Волочиской армейской группы с управлением в г. Волочиск. Командующим войсками Волочиской группы назначен командующий войсками Винницкой армейской группы Ф. И. Голиков, членом Военного совета — бригадный комиссар Г. Н. Захарычев.[1]

Управление Кавалерийской армейской группы переименовано в управление Каменец-Подольской армейской группы с управлением группы в г. Каменец-Подольский, областном центре Каменец-Подольской области. Командующим войсками группы назначен командарм 2-го ранга И. В. Тюленев, членом Военного совета — бригадный комиссар А. Д. Дорошенко.[1]

Одесская армейская группа не переименовывалась и её состав не изменялся.

Все армейские группы вошли в состав Украинского фронта. Военный совет фронта директивой № А0084 поставил подчинённым войскам боевые задачи.

17 сентября

Начался военный поход Красной Армии. См. Польский поход РККА. В составе Действующей армии войска фронта находились 17.9.39-28.9.39.

26 сентября народный комиссар обороны СССР издал приказ № 0053 о переименовании полевых управлений Белорусского и Киевского особых военных округов именовать управлениями фронтов.

12 октября из состава Украинского фронта выделены области ранее входившие в состав Киевского Особого и Харьковского военных округов для образования Одесского военного округа. Командующий войсками округ назначен И. В. Болдин. Одесская область и Молдавская АССР выделены из КОВО в состав нового Одесского военного округа.

1940 год

1 февраля штаб КОВО издаёт директиву № 4/00239 о расформировании управления 25-го танкового корпуса.[4] 4-я легкотанковая и 5-я легкотанковая бригады стали самостоятельными.

7 февраля Народный комиссар обороны СССР издаёт директиву № 0/2/103684 о расформировании 1-й моторизованной стрелково-пулемётной бригады. Личный состав, материальную часть и имущество решено обратить на укомплектование автотранспортных бригад КОВО.[11]

10 июня 1940 года в 0.35-1.00 начальник Генштаба РККА Маршал Советского Союза Б .М. Шапошников направил командующему войсками КОВО шифротелеграмму о приведении в готовность управлений соединений.[12]

20 июня в 21.40 командиры Генерального штаба Красной Армии подполковник Шикин и майор Рыжаев в Киеве вручили командующему войсками КОВО генералу армии Г. К. Жукову директиву наркома обороны СССР и начальника Генштаба № 101396/СС о начале сосредоточения войск и готовности к 22.00 24 июня к наступлению с целью разгромить румынскую армию и занять Бессарабию. Из Управления КОВО выделяется Управление Южного фронта. Командующим войсками фронта назначается командующий войсками КОВО генерал армии Жуков, Георгий Константинович, штаб фронта в г. Проскуров.[12]

Из войск КОВО в состав фронта вошли:

  • 12-я армия (командующий армией генерал-лейтенант тов. Черевиченко, зам. командующего — генерал-лейтенант тов. Парусинов). Штаб армии в г. Коломыя.

Состав армии: 13-й стрелковый корпус, 8-й стрелковый корпус, 17-й стрелковый корпус, 15-й стрелковый корпус; 5-я, 10-я, 23-я, 24-я, 26-я и 38-я танковые бригады; 135-й, 168-й, 305-й, 324-й, 375-й и 376-й артполки РГК; 315-й и 316-й артдивизионы; 2-й кавалерийский корпус, 4-й кавалерийский корпус; 192-я стрелковая дивизия. Авиация армии — пять полков СБ, два полка легкобомбардировочных и восемь истребительных полков. Разграничительная линия между 12-й и 5-й армиями: река Збруч, Хотин, Липканы, все пункты включительно для 12-й армии.

  • 5-я армия (командующий армией генерал-лейтенант тов. Герасименко, зам. командующего — генерал-майор тов. Советников). Штаб в г. Дунаевцы.

Состав армии: 49-й стрелковый корпус, 36-й стрелковый корпус; 36-я и 49-я легкотанковые бригады, 137-й и 331-й артполки и 34-й артдивизион РГК. 10-й Каменец-Подольский и Могилёв-Подольский — Ямпольский укреплённые районы в своих расположениях. Авиация армии состоит из двух полков скоростных бомбардировщиков СБ, одного легкобомбардировочного полка и трёх истребительных полков. Разграничительная линия армии слева — река Савранка, ст. Попелюхи, Каменка, Копачени, Пырлица, все пункты включительно для 9-й армии.

8 июля в 20.00 граница была передана Красной Армией под охрану пограничным войскам НКВД. На новой границе и по рекам Прут и Дунай были развёрнуты 97-й — Черновицкий и 79-й — Измаильский пограничные отряды Украинского пограничного округа, 23-й — Липканский, 24-й — Бельцкий, 2-й — Каларашский, 25-й — Кагульский пограничные отряды Молдавского пограничного округа пограничных войск НКВД СССР.[12]

8 июля часть войск Южного фронта начала выдвижение к новым местам постоянной дислокации.

9 июля все войска Южного фронта выдвигались к местам постоянной дислокации, расформировано управление Южного фронта.[12]

10 июля расформировано управление 9-й армии.[12]

1941 год

К 1941 году в Киевский особый военный округ входили Киевская, Винницкая, Житомирская, Каменец-Подольская, Станиславская, Тернопольская, Черновицкая, Ровенская, Волынская, Львовская, Дрогобычская области Украины. По составу КОВО был наиболее сильным из всех приграничных округов на западном направлении.

20 февраля в округе уже формировались 22-й механизированный корпус (имел 527 танков) в 5-й армии, 16-й механизированный корпус (имел 372 танков) в 12-й армии, а также 9-й механизированный корпус (имел 94 танков) , 24-й механизированный корпус (имел 56 танков), 15-й механизированный корпус (имел 707 танков), 19-й механизированный корпус (имел 274 танков) в резерве округа.[1],[13],[14]

В конце февраля первые эшелоны с войсками германской Группы армий «Юг» начали выгружаться на линии Краков — Радом (Германия).[1]

В марте сформировано управление 55-го стрелкового корпуса, управление 49-го стрелкового корпуса.[15],[16]

20 марта Народный комиссар обороны СССР издал директиву Военому совету КОВО об ускорении строительства укреплённых районов, важнейшими являются Струмиловский и Рава-Русский Уры. В строительстве сооружений УРов ежедневно в КОВО трудились 43 006 чел.[14]

23 апреля ЦК ВКП(б) и СНК СССР принимают постановление № 1112-459сс о формировании в Красной Армии до 1 июня 1941 г. противотанковых артиллерийских бригад и воздушно-десантных корпусов — в КОВО 1, 2, 3, 4-й птабр и 1, 2-го вдк.[17]

С 24 апреля соединения германской Группы армий «Юг» с линии Краков — Радом (Германия) начали движение на восток к германо-советской границе.[1]

2 мая начальник штаба округа М. А. Пуркаев провёл совещание о положении с лагерными сборами. Артиллерию округа возглавлял Н. Д. Яковлев. Генеральный штаб на время проведения летнего периода обучения по артиллерии конкретных указаний не дал. Начальник штаба округа решил — артиллерию приграничных стрелковых дивизий в полном составе в лагеря не выводить. Обучение с боевыми стрельбами проводить: от каждого из двух артполков дивизии отправлять на полигон сроком на один месяц по дивизиону. И поле боевых стрельб возвращать эти дивизионы в свои соединения, заменяя их следующими по установленной очереди. Таким образом, в приграничных стрелковых дивизиях из 5 дивизионов артполков в месте постоянной дислокации всегда находилось по 3 дивизиона. Зенитная артиллерия должна проводить боевые стрельбы в районах расположения штабов стрелковых корпусов. Здесь же должна были находиться и корпусные артполки.[18]

Генеральный штаб учитывая военно-политическую обстановку в Европе приступает к разработке плана обороны западной государственной границы. В этой работе принимает участие и штаб округа. Войска 5-й, 6-й, 26-й, 12-й армий должны были отразить первые удары войск вероятного противника, прикрыть мобилизацию, сосредоточение и развёртывание войск Резерва Главного Командования. Войска округа силами четырёх армий прикрытия занимали оборону на участке границы от Влодава до Липканы протяжённостью 1000 км.[1]

5 мая Военный совет Киевского Особого военного округа получил указание Наркомата обороны в глубине территории округа подготовить тыловой оборонительный рубеж, на который вывести силы второго эшелона округа (основные силы стрелковые и механизированные корпуса). В случае прорыва войск противника через приграничную зону стрелковые корпуса должны были занять и прочно удерживать тыловой рубеж, а механизированные — находиться в готовности нанести контрудары и разгромить прорвавшегося в глубину противника. Авиация уже с полевых аэродромов прикрыть боевые действия войск округа.[19]

В мае командующий войсками округа генерал-полковник М. П. Кирпонос провёл полевую поездку полевого управления фронта. В этих занятиях тактический фон создавали войска 9-й механизированного корпуса резерва округа во взаимодействии с 5-й армией. Учебные «боевые действия» на направлении Ровно, Луцк, Ковель.[20]

В мае в течение 14 дней штаб округа провёл оперативное командно-штабное учение со средствами связи. В этом учении приняли участие штабы 5-й, 6-й, 26-й и 12-й армий и все штабы корпусов.[18]

План обороны государственной границы Генеральным штабом совершенствовался. При занятии войсками 2-го эшелона округа тылового оборонительного рубежа у командующего войсками округа не оставалось резервов. Для создания резервов округа Генеральный штаб планирует и начинает перемещение из Харьковского и Северо-Кавказского военных округов Управления 19-й армии и стрелковых корпусов. Из СКВО во второй половине мая начинают прибывать войска 34-го стрелкового корпуса.[1]

13 мая были отдана директива о выдвижении из Северо-Кавказского военного округа войск 19-й армии на рубеж реки Днепр. Соединения этой армии должны были сосредоточиться в новых районах в период с 1 июня по 3 июля и войти в войска Резерва Главного Командования.[14]

14 мая Народный комиссар обороны СССР издал приказ о досрочном выпуске курсантов военных училищ и без отпусков о направлении уже командиров в воинские части.[14]

25 мая Военный совет Забайкальского военного округа получил приказ о передислокации 16-й армии в КОВО.[21],[22]

25 мая в округ прибыл 31-й стрелковый корпус из Дальневосточного военного округа.

27 мая Генеральный штаб даёт указание командующему войсками округа о строительстве в срочном порядке полевого фронтового командного пункта.[23]

9 июня Военный совет округа принял решение в войсках второго эшелона округа иметь носимый запас патронов при каждом ручном и станковом пулемёте, гранаты хранящиеся на складах распределить по подразделениям, половину боекомплекта снарядов и мин иметь в снаряженном состоянии, создать запас топлива не менее двух заправок.[24]

10 июня управление 19-й армии прибыло в г. Черкассы. С 10 июня германские войска начинают движение к германо-советской границе.[1]

12 июня Наркома обороны СССР с разрешения Совета Народных Комиссаров СССР издаёт директиву Военному совету округа начать перемещение соединений из глубины территории округа к государственной границе, к 1 июля они должны занять районы по плану обороны.[14]

В середине июня Военному совету округа Генеральный штаб приказал выдвинуть соединения из глубины территории округа ближе к государственной границе.[23]

За период конец мая — начало июня в округе благодаря призыву на военные сборы военнообязанных запаса приграничные стрелковые соединения пополнились до 12 тысяч человек.[14]

14 июня командир 27-го ск проводит учения и выдвигает 87-ю сд к государственной границе в район г. Владимир-Волынский. Дивизия изготовилась к бою.[1]

15 июня Начальник артиллерии КОВО генерал-полковник Н. Д. Яковлев находился в приграничной зоне на большом артиллерийском полигоне вблизи г. Яворив (северо-западнее г. Львова) с проверкой хода боевой подготовки. Лагерные сборы проводили артиллеристы 6-го стрелкового корпуса 6-й армии, зенитные артиллерийские дивизионы Львовского района ПВО и артиллерийский полк резерва Главного Командования.[18]

17—18 июня ЦК КП(б)У принял решение об отборе коммунистов на политическую работу армию в подразделения звена рота — батальон. Несколько дней работники Киевского областного комитета и городского комитета партии вместе с командирами военных комиссариатов и политработниками Управления политической пропаганды КОВО проводили отбор и рекомендовали на политическую работу в армию 175 коммунистов.[25]

18 июня 109-я мд 5-го мк 16-й армии начала выгружаться на ст. Бердичев и разместились в 10 км от неё в Скруглевских лагерях.[26]

18 июня Народный комиссар обороны СССР приказал Военному совету округа выделить из своего Управления Управление Юго-Западного фронта и до 22-23 июня фронтовому управлению занять основной командный пункт в г. Тернополе.[14]

18 июня германские войска заняли исходные позиции — пехотные дивизии в 7-20 км, а танковые и моторизованные дивизии — в 30-50 км от советско-германской границы.[1]

По партийному набору в г. Киеве было призвано в армию ещё 245 коммунистов-политработников запаса.[25]

19 июня Генштаб приказал Военному совету округа вывести на основной командный пункт фронтовое управление.[23]

19 июня Народный комиссар обороны СССР приказал Военному совету округа маскировать аэродромы и рассредоточивать самолёты на них, маскировать места расположения воинских частей, складов и баз.[23],[14]

21 июня округ имел в своём составе 5-ю армию; 6-ю армию; 26-ю армию; 12-ю армию; резервы округа — 31-й стрелковый корпус, 36-й стрелковый корпус, 37-й стрелковый корпус, 49-й стрелковый корпус, 55-й стрелковый корпус, 9-й механизированный корпус, 15-й механизированный корпус, 19-й механизированный корпус, 24-й механизированный корпус, 5-й кавалерийский корпус в составе 14-й кавалерийской дивизии; авиационные части; части противовоздушной обороны; тыловые части; военные учебные заведения и другие.[27]

Полевое управление Юго-Западного фронта, сформированное из командиров и политработников штаба округа, убыло в г. Тарнополь на командный пункт.[1]

Великая Отечественная война

С начала Великой Отечественной войны на базе КОВО создан Юго-Западный фронт. Продолжал функционировать и округ, который был подчинён командующему Юго-Западным фронтом. Округ готовил резервы, маршевое пополнение, обеспечивал подвоз фронту оружия, боевой техники, горючего и продовольствия, создавал и обучал отряды народного ополчения, истребительные батальоны. В августе 1941 года на базе механизированных и стрелковых корпусов были сформированы три армии. Управление округа выполняло также мероприятия, связанные с отводом мобилизационных ресурсов вглубь страны, эвакуацией военных складов и баз, оказывало помощь местным партийным и советским органам в эвакуации на восток фабрик и заводов.

9 августа 1941 управление КОВО было передислоцировано в город Конотоп, а затем в район города Сумы. По решению Ставки 10 сентября 1941 года округ был расформирован, а его части и учреждения переданы Юго-Западному фронту.

15 октября 1943 года Киевский военный округ вновь был восстановлен. Управление — в Чернигове, а с 1944 в Киеве. В 1946 в состав КВО вошла б.ч. упразднённого Харьковского ВО. С 1984 КВО находился в подчинении Главному командованию войск Юго-Западного направления.

С переходом к независимости

К 1991 году Киевский военный округ включал территории Киевской, Донецкой, Луганской, Днепропетровской, Харьковской, Сумской, Кировоградской, Полтавской, Черниговской и Черкасской областей Украинской ССР. После распада СССР на базе управления КВО в 1992 году образованы Вооружённые силы Украины. Из частей округа было сформировано Северное оперативное командование (с апреля 2005 — Территориальное управление «Север» ВС Украины)

Состав, организация, дислокация Военно-воздушных сил Киевского особого военного округа

на 20 октября 1939 года

  • Киев
    • 51-я авиационная бригада — управление сформировано по штату 15/865-Б, численностью 35 человек[28]
      • 3-й лёгкий штурмовой авиационный полк — управление сформировано по штату 15/828-Г, численностью 41 человек[28]
        • 3 эскадрильи — сформировано по штату 15/806-Б, численностью 255 человек[28]
        • 2 эскадрильи — сформировано по штату 15/806-Д, численностью 156 человек[28]
        • резервная эскадрилья — сформировано по штату 15/806-Б, численностью 85 человек[28]
        • химвзвод — сформирован по штату 15/893, численностью 40 человек[28]
    • численность — 18473 человек[28]
    • окружное управление ВВС — штат 2/904[28]

ВВС Киевского особого военного округа

  • Командующий ВВС Киевского особого военного округа Феликс Антонович Ингаунис[29]
  • Состав ВВС Киевского особого военного округа на 22 июня 1941 года[30]
Объединения Соединения и части ВВС
Соединения и части фронтового подчинения 44-я истребительная авиационная дивизия
64-я истребительная авиационная дивизия
19-я бомбардировочная авиационная дивизия
62-я бомбардировочная авиационная дивизия
14-я смешанная авиационная дивизия
15-я смешанная авиационная дивизия
16-я смешанная авиационная дивизия
17-я смешанная авиационная дивизия
63-я смешанная авиационная дивизия
36-я истребительная авиационная дивизия ПВО
315-й разведывательный авиационный полк
316-й разведывательный авиационный полк

Войска КВО на 1990 год

Округ подчинялся главнокомандующему Юго-Западного направления (штаб - Кишинёв). На его территории дислоцировались две гвардейские армии (6-я танковая и 1-я общевойсковая), соединения центрального и окружного подчинения. Авиационную поддержку Юго-Западного направления и КВО осуществляли 17-я и 24-я воздушные армии, а воздушное прикрытие - 8-я армия ПВО. Всего в 1990 г. в округе находилось примерно 150 тыс. военнослужащих, 1,5 тыс. танков, 1,5 тыс. боевых бронированных машин, 700 орудий, минометов и РСЗО, 100 боевых и транспортных вертолетов [31] .

Соединения и части окружного подчинения

  • 368-й отдельный батальон охраны и обеспечения
  • 459-я ракетная бригада, Белая Церковь
  • 137-я зенитная ракетная бригада, Гончаровское
  • 281-я пушечная артиллерийская бригада, Девички (72 2А36)
  • 182-я противотанковая артиллерийская бригада, Луганск
  • 147-й отдельный разведывательный артиллерийский дивизион
  • 51-й отдельный вертолётный полк, Александрия (29 Ми-8, 26 Ми-6)
  • 94-я отдельная эскадрилья беспилотных средств разведки
  • 205-я инженерная бригада, Бровары
  • 209-я инженерная бригада
  • 313-я инженерная бригада, Бровары
  • 16-й понтонно-мостовой полк, Киев
  • 8-й отдельный переправочно-десантный батальон, Ахтырка
  • 658-й окружной инженерный склад, Олыыаница
  • 113-я бригада связи, Гостомель
  • 74-я радиотехническая бригада, Фастов
  • 208-я отдельная бригада химической защиты, Северод
  • 103-я бригада материального обеспечения (штаб)
  • 104-я бригада материального обеспечения (штаб)
  • 18-я автомобильная бригада (штаб)
  • 21-я автомобильная бригада (штаб)
  • 132-я трубопроводная бригада
    • Базы хранения имущества окружного подчинения
      • 5197-я БХИ, Луганск
      • 835-я БХИ, Малиновка
      • 873-я БХИ, Девички
      • 2897-я БХИ, Новомосковск
  • 169-й гвардейский окружной учебный центр - переформированная 48-я гвардейская учебная танковая дивизия
  • Итого: 240 танков, 232 БМП, 13 БТР, 54 САУ, 12 орудий, 19 минометов, 8 РСЗО
  • 254-я мотострелковая Черкасская ордена Ленина, Краснознамённая, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого дивизия - выведена из состава Южной группы войск (Венгрия) на место дислокации расформированной 36-й мотострелковой дивизии
  • Итого: 221 танк, 183 БМП, 288 БТР, 126 САУ, 12 минометов, 18 РСЗО

1-я гвардейская общевойсковая армия

На 19 ноября 1990 г. в соединениях и на базах хранения армии имелись 763 танка (в т.ч. 381 Т-64, а остальные - типа Т-54/55), 617 БМП и БТР, 324 орудия, миномета и РСЗО. Кроме того, армия располагала 12 боевыми и 11 транспортными вертолетами [32] . .

6-я гвардейская танковая армия

На 19 ноября 1990 г. с учетом техники, прибывшей к этому времени из состава 93-й гвардейской мотострелковой дивизии, армия располагала 462 танками (все - типа Т-64), 228 БМП и БТР, 218 орудиями, минометами и РСЗО, а также 5 транспортными вертолетами [33].

93-я гвардейская мотострелковая дивизия

  • На 19 ноября 1990 из Венгрии прибыла часть сил дивизии, насчитывавшая: 44 танка, 80 БТР, 42 БМП, 60 САУ, 2 орудия, 3 миномета, 18 РСЗО

[34]

Командующие войсками округа (1862—1917)

Командующие войсками Киевской военной области (1919)

Командующие войсками КВО

Командующий войсками Юго-Западного ВО

Командующие войсками Украинского ВО

Командующие войсками КВО и КОВО

Напишите отзыв о статье "Киевский военный округ"

Литература

  • Военный энциклопедический словарь. Москва-2002.
  • Гуляев А. А. Роль военного совета Киевского военного округа в политических репрессиях в РККА (1937-1938 гг.) // Общество и власть в СССР и постсоветской России. Материалы Всероссийских научных чтений, посвящённых памяти профессора Э. Н. Бурджалова. Сборник научных трудов (17 мая 2013 г.) : Сб. / Под общ. ред. Э. М. Щагина, Д. О. Чуракова. — М.: Буки Веди, 2013. — С. 220—226. — ISBN 978-5-4465-0386-5.
  • Киевский Краснознаменный. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). — 1. — М.: Воениздат, 1974. — 432 с. — 40 000 экз.
  • Военный энциклопедический словарь (ВЭС), Москва (М.), Военное издательство (ВИ), 1984 год (г.), 863 страниц (стр.) с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.).
  • Мельтюхов, Михаил Иванович. Освободительный поход Сталина. М., Яуза, Эксмо, 2006. ISBN 5-699-17275-0 (см lib.rus.ec/b/300044/read)
  • Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918—1939 гг. Часть третья. Сентябрь 1939 года. Война с запада — М., 2001. Глава: Советские военные приготовления. (Книга на сайте: militera.lib.ru/research/meltyukhov2/index.html)
  • Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941. — М.: Вече, 2000. militera.lib.ru/research/meltyukhov/index.html
  • army.armor.kiev.ua/hist/linia-stalina-ukr.php Анатомия армии. Ю.Веремеев. Линия Сталина и подготовка партизанской войны. Украина. «Укреплённые районы».
  • Барятинский М., Павлов М. Средний танк Т-28. Монография. — М.: Аскольдъ, 1993.
  • Еременко А. И. В начале войны. — М.: Наука, 1965. Глава первая. Перед войной. Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/english/eremenko_ai_1/index.html
  • Феськов В. И., Калашников К. А., Голиков В. И., Чмыхало В. И. «Красная Армия в июне 1941 года» — Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001.
  • Военно-исторический журнал, 1967, № 3. С.54.
  • Военно-исторический журнал", 1967, № 1, с. 61.
  • Яковлев Н. Д. Об артиллерии и о себе. — М.: Высшая школа, 1984.
  • Рокоссовский К. К. Солдатский долг. 2-е изд. М., Воениздат, 1972. С. 11.
  • Суворов В. Ледокол. С. 171. Кто начал Вторую Мировую войну? М., Издательский дом"Новое время". 1993.
  • Василевский А. М. Дело всей жизни. 4-е изд. М., Политиздат, 1983.
  • Советский Союз в годы Великой Отечественной войны 1941—1945. Издательство «Наука». М., 1976.
  • Лобачёв А. А. Трудными дорогами.
  • Григорович Д. Ф. Киев — Город-герой. Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР. М., 1978. С. 22.

Ссылки

  1. rkka.ru/ Сайт РККА.
  2. rkka.ru/ihandbook.htm Сайт РККА. Энциклопедия. Перечень объединений, соединений, частей и подразделений, входивших в состав Действующей армии в период Освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину в 1939 г. (Полевые управления фронтов, Полевые управления армий, Управления корпусов, Управления районов); Документы по оргмероприятиям военных округов и армий Приказ НКО СССР № 0053 от 26.09.1939 «О формировании Белорусского и Украинского фронтов»; Перечень укреплённых районов за период 1941-45 гг. (10-й укреплённый район — Каменец-Подольский (сформирован в 1940 в КОВО)", «13-й укреплённый район (1-е формирование) — Шепетовский (сформирован 4.06.1941 в КОВО)», «15-й укреплённый район — Остропольский (сформирован 4.6.1941)», «17-й укреплённый район (1-е формирование) — Изяславский (сформирован 4.6.1941)); Хроника основных событий и организационных мероприятий. 1939. См. также здесь Приложения 1 к Директивам НКО № 4/2/48601-4/2/48611;.
  3. [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=121&sid=91911, Сайт „Архивы России“, Центральный государственный архив Советской Армии. Раздел VIII. Управление и штабы стрелковых соединений и частей. Управления стрелковых корпусов.]
  4. [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=121&sid=92252 Сайт „Архивы России“, Центральный государственный архив. Раздел XII. Управления, штабы укреплённых районов и крепостей.]
  5. [rkka.ru/handbook/doc/ur1939.htm Сайт РККА. Раздел: „Перечень мероприятий по УР второй половины 1939 г.“:,Страница: „Выписка из перечня оргмероприятий, проводимых по УРам (1939 г.)“: „Коростеньский УР“, „Новоград-Волынский УР“, „Летичевский УР“, „Могилёв-Подольский — Ямпольский УР“, „Рыбницкий УР“, „Тираспольский УР“, „Шепетовский УР“, „Старо-Константиновский УР“, „Остропольский УР“, „Проскуровский УР“, „Каменец-Подольский УР“.]
  6. [rkka.ru/cavalry/30/01_kk.html 1-й кавалерийский корпус Червонного казачества имени ВУЦИК и ЛКСМ Украины]
  7. [rkka.ru/cavalry/30/02_kk.html 2-й кавалерийский корпус]
  8. [rkka.ru/cavalry/30/05_kk.html 5-й кавалерийский корпус]
  9. [joanerges.livejournal.com/1127869.html Червоні аватари України: уніформа орлів Примакова.]
  10. Сайт СОЛДАТ.ru. Стрелковые и воздушно-десантные корпуса РККА 1941—1945 гг. 1. Стрелковые корпуса РККА на 22.06.1941.

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 Краснознамённый Киевский. 1979.
  2. Сайт Механизированные корпуса. Отдельный учебный танковый полк.
  3. Сайт «Архивы России». Центральный государственный архив Советской Армии.
  4. 1 2 Сайт Механизированные корпуса РККА. 45-й механизированный корпус, с 5.04.1938 г. — 25-й танковый корпус.
  5. ЦГАСА, ф. 4, оп. 3, д. 3307, л. 189.
  6. 1 2 Сайт Военное обозрение. Многобашенные танки РККА.
  7. Сайт Механизированные корпуса РККА. «5-я тяжёлая танковая бригада, с 1939? 14-я тяжёлая танковая бригада».
  8. Сайт механизированные корпуса. «4-я тяжёлая танковая бригада, с 09.1939 г. — 10-я тяжёлая танковая бригада».
  9. 1 2 РГВА, ф. 40442, оп. 2а, д. 125..
  10. 1 2 Сайт РККА. Энциклопедия. Хроника основных событий и организационных мероприятий. 1939.
  11. Сайт Механизированные корпуса РККА. 135-я стрелково-пулемётная бригада, с 1938 г. 1-я моторизованная стрелково-пулемётная бригада.
  12. 1 2 3 4 5 6 Мельтюхов М. И. Освободительный поход Сталина.
  13. Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина.
  14. 1 2 3 4 5 6 7 8 Советский Союз в годы Великой Отечественной войны 1941—1945. 1976.
  15. Феськов В. И., Калашников К. А., Голиков В. И., Чмыхало В. И. «Красная Армия в июне 1941 года.»
  16. Сайт СОЛДАТ.ru
  17. Сайт Механизированные корпуса РККА. Статья Механизированные корпуса РККА 1940—1941 гг. Немного истории.
  18. 1 2 3 Яковлев Н. Д. Об артиллерии и немного о себе.
  19. Военно-исторический журнал", 1967, № 1.
  20. Сайт Механизированные корпуса РККА. 9-й механизированный корпус.
  21. Лобачёв А. А. Трудными дорогами.
  22. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок autogenerated56 не указан текст
  23. 1 2 3 4 Василевский А. М. Дело всей жизни.
  24. Военно-исторический журнал, 1967, № 3.
  25. 1 2 Григорович Д. Ф. Киев — Город-герой.
  26. Сайт Механизированные корпуса РККА. 5-й механизированный корпус.
  27. Краснознамённый Киевский. 1979. Карта-вклейка: 1.Группировка войск сторон на 22 июня 1941 г. и замысел немецко-фашистского командования.
  28. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.rkka.ru/ihandbook.htm РККА. Энциклопедия. Состав, организация, дислокация Военно-воздушных сил РККА на 20 октября 1939 года]
  29. [allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/sssr/struct/h/okiev.dat Авиаторы Второй мировой. ВВС Киевского особого военного округа]
  30. Коллектив авторов: Н.С. Тархова (ответственный), В.А. Арцыбашев, С.С. Войтиков, Д.Г. Узенков, К.А. Абрамян, Д.И. Борисов,А.Р. Ефименко, М.И. Мельтюхов, Л.А. Роговая, А.Д. Силаев. Командный и начальствующий состав Красной Армии в 1940 - 1941 гг. Структура и кадры центрального аппарата HКО СССР, военных округов и общевойсковых армий. Документы и материалы. / В.Н. Кузеленков. — Российский государственный военный архив. — Москва. Санкт-Петербург: ООО «Издательство «Летний сад», 2005. — 272 с. — 1000 экз. — ISBN 5-94381-137-0.
  31. Феськов В.И., Калашников К.А., Голиков В.И. Советская Армия в годы «холодной войны» (1945-1991). - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2004. C. 8
  32. Ленский А.Г., Цыбин М.М. Советские Сухопутные войска в последний год Союза ССР. Справочник. - СПб.; В&К, 2001. С. 155.
  33. Ленский А.Г., Цыбин М.М. Советские Сухопутные войска в последний год Союза ССР. Справочник. - СПб.; В&К, 2001. С. 159.
  34. [specnaz.pbworks.com/w/page/17658054/КВО specnaz / КВО]

Отрывок, характеризующий Киевский военный округ

Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.