Каган

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Каан (титул)»)
Перейти к: навигация, поиск
Каган
Орхоно-енисейский язык
Латиница: kaγan
Турецкий
Латиница: kağan
Русский
Кириллица: каган
Латиница: kagan
Монгольский
Кириллица: хаан
Транслитерация: khaan
Старомонгольское письмо: ᠬᠠᠭᠠᠨ
Транслитерация: qagan, khagan
Венгерский
Латиница: kagán
Китайский
Упрощение иероглифов: 可汗
Пиньинь : kèhán
Персидский
Персидская письменность: خاقان
Корейский
Хангыль: 가한
Новая романизация: gahan
Романизация Маккьюна — Райшауэра: kahan

Кага́н (хакан, хаган, ср.-монг. ᠬᠠᠭᠠᠨ, Qaγan; совр.-монг. хаан, др.-тюрк. 𐰴𐰍𐰣, , кит. трад. 可汗, пиньинь: Kèhán) — высший титул суверена в средневековой кочевой иерархии. Хан ханов. В монгольское время слился с родственной формой каан («великий хан»).

Впервые засвидетельствован в китайских источниках применительно к центрально-азиатскому племени сяньби (III век). В 402 году его приняли жужани вместо гуннского титула шаньюй. От жужаней он был заимствован аварами и тюркютами551 года), создавшими в середине VI века самую крупную на тот исторический момент кочевую империю — Тюркский каганат. После его распада титул получил хождение у многих тюркоязычных народов (хазары, уйгуры, карлуки, кыргызы, кимаки и др.).[1]

В Европе с эпохи Великого переселения народов существовало три каганата: Аварский, Тюркский и Хазарский. Кроме того, «каганом гор» в некоторых арабских хрониках назывался правитель страны Сарир в Горном Дагестане (IX век). Титул кагана в IX веке употреблялся в разных источниках и по отношению к правителям Руси. Позже, митрополит Илларион называл каганами киевских князей Владимира и Ярослава Мудрого[2]. В Слове о полку Игореве титул употреблён по отношению к тмутороканскому князю Олегу Святославичу. Известно также граффито второй половины XI века из Софии Киевской с просьбой к Господу помочь «кагану нашему» — вероятно, князю Святославу Ярославичу. Данный термин, однако, имел характер скорее эпизодичного почётного определения, чем официального титула[3].

В форме «каан» появляется в источниках начиная с XIII века. Так обозначается верховный правитель Великого Монгольского Улуса, причём эта титулатура законодательно зафиксирована в Ясе Чингис-хана:

Царям и знати не надо давать многообразных цветистых имен, как то делают другие народы, в особенности мусульмане. Тому, кто на царском троне сидит, один только титул приличествует — Хан или Каан. Братья же его и родичи пусть зовутся каждый своим первоначальным (личным) именем.[4]

Другая статья Ясы закрепляет порядок провозглашения кааном — кандидатура обязательно должна быть одобрена участниками великого курултая, совета всех чингизидов и кочевой знати. Нарушителям грозила смертная казнь.

Считается, что первым титул каана принял Угэдэй.[5] Рашид ад-Дин в Джами ат-таварих дополняет этим титулом имена многих членов рода Борджигинов, начиная с Бодончара, а также имена потомков Чингис-хана — правителей Угэдэя, Гуюка, Мункэ, Хубилая и Тэмура. Сам Чингис кааном не именуется. При этом, тот же Рашид ад-Дин замечает, что «Угедей… стал после Чингиз-хана кааном».[6] О «Чангыз-Каане» пишет и армянский историк Григор Акнерци (инок Магакия).[7]

Напишите отзыв о статье "Каган"



Примечания

  1. [www.slovopedia.com/2/202/229284.html БСЭ]
  2. «Слово о законе и благодати» свт. Илариона, митрополита Киевского: «О законе, Моисеомъ даннеемъ, и о благодати и истине, Исусом Христом бывшии. И како законъ отиде, благодать же и истина всю землю исполни, и вера въ вся языкы простреся и до нашего языка рускаго. И похвала кагану нашему Влодимиру, отъ негоже крещени быхомъ». См.: Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Илариона. К., «Наукова думка», 1984.
  3. Филюшкин А.И. Титулы русских государей. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2006 — Стр. 22
  4. По Абу-ль-Фараджу. Вернадский Г. В. [www.vostlit.info/Texts/rus11/Abulfarage/text1.phtml?id=7 О составе Великой Ясы Чингис Хана] // Вернадский Г. В. Исследования и материалы по истории России и Востока. — Брюссель, 1939. — Т. 1.
  5. Фёдоров-Давыдов Г. А. Общественный строй Золотой Орды. — М.: Издательство Московского университета, 1973. — С. 45.
  6. Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid2.shtml Сборник летописей]. — М., Л.: Издательство АН СССР, 1952. — Т. 1, кн. 2. — С. 69.
  7. [www.vostlit.info/Texts/rus10/Magakija/frametext.htm История монголов инока Магакии, XIII века]. — М., 1871. — С. 4.

Литература

  • Ганиев Р.Т. Восточно-тюркское государство в VI - VIII вв. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2006. — С. 152. — ISBN 5-7525-1611-0.
  • Мельникова Е.А. «Князь» и «каган» в ранней титулатуре Древней Руси // Древняя Русь и Скандинавия. — Москва: Русский фонд содействия науке и образованию, 2011. — С. 476 с.. — ISBN 978-5-91244-073-1.

Отрывок, характеризующий Каган

– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.