Кабаева, Алина Маратовна

Алина Маратовна Кабаева
Депутат Государственной Думы
2007 — 2014

Алина Кабаева
Алина Кабаева на церемонии награждения орденом «За заслуги перед Отечеством» (2005)
Личная информация
Пол	женский
Полное имя	Алина Маратовна Кабаева
Гражданство	СССР СССР → Россия Россия
Клуб	МГФСО — «Динамо», Москва
Дата рождения	12 мая 1983(1983-05-12) (40 лет)
Место рождения	Ташкент, Узбекская ССР, СССР
Спортивная карьера	1996—2007 (Художественная гимнастика)
Тренеры	Ирина Винер (последний)
Рост	166 см (164 см)
Вес	50 кг (46 кг)
Награды и медали Художественная гимнастика Олимпийские игры Бронза Сидней 2000 многоборье Золото Афины 2004 многоборье Чемпионаты мира Золото Осака 1999 многоборье Золото Осака 1999 лента Золото Осака 1999 мяч Золото Осака 1999 команда Серебро Осака 1999 скакалка Серебро Осака 1999 обруч Золото Будапешт 2003 многоборье Золото Будапешт 2003 мяч Золото Будапешт 2003 команда Золото Будапешт 2003 лента Серебро Будапешт 2003 обруч Бронза Будапешт 2003 булавы Золото Патры 2007 команда Бронза Патры 2007 лента Чемпионаты Европы Золото Матозиньюш 1998 многоборье Золото Будапешт 1999 многоборье Золото Будапешт 1999 обруч Серебро Будапешт 1999 лента Бронза Будапешт 1999 скакалка Золото Сарагоса 2000 команда Золото Сарагоса 2000 обруч Золото Сарагоса 2000 многоборье Золото Сарагоса 2000 мяч Золото Сарагоса 2000 лента Бронза Сарагоса 2000 скакалка Золото Женева 2001 обруч Золото Женева 2001 мяч Золото Женева 2001 булавы Серебро Женева 2001 скакалка Золото Гранада 2002 многоборье Золото Гранада 2002 команда Золото Киев 2004 многоборье Золото Киев 2004 команда Серебро Москва 2006 многоборье Государственные награды

Али́на Мара́товна Каба́ева (род. 12 мая 1983, Ташкент) — российская спортсменка (художественная гимнастика), общественный и политический деятель. C сентября 2014 года — Председатель совета директоров холдинга «Национальная Медиа Группа». С 2016 года возглавляет совет директоров ЗАО «Спорт-Экспресс».

Олимпийская чемпионка 2004 года в индивидуальном многоборье и бронзовый призёр Олимпийских игр 2000 года в индивидуальном многоборье. Двукратная абсолютная чемпионка мира (1999 и 2003). Пятикратная абсолютная чемпионка Европы (1998—2000, 2002, 2004). Шестикратная абсолютная чемпионка России (1999—2001, 2004, 2006—2007). Заслуженный мастер спорта России.

Член Высшего совета партии «Единая Россия» (2001—2005). Член Общественной палаты Российской Федерации (2005—2007). Депутат Государственной думы Федерального собрания РФ 5-го (2007—2011) и 6-го созывов (с 4 декабря 2011 года по 15 сентября 2014 года).

Награждена орденами Дружбы (2001) и «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2005), а также Почётной грамотой Президента Российской Федерации (2013).

Детство

Алина Маратовна Кабаева родилась 12 мая 1983 года, выросла в Ташкенте (СССР, ныне — Узбекистан). Кабаева окончила 195 школу.

Алина начала заниматься художественной гимнастикой в 3,5 года, первые шаги делала в спортобществе «Трудовые резервы». Любовь Михайловна хотела, чтобы её дочь серьёзно занималась фигурным катанием или художественной гимнастикой. Сильных школ фигурного катания в жарком Узбекистане не было, поэтому выбор пал на художественную гимнастику. Первыми тренерами Алины были А. Малкина и Э. Тарасова.

В 11-летнем возрасте, чтобы полностью развить спортивный потенциал, Алина с матерью переехала из Ташкента в Москву для тренировок у Ирины Винер. Новая наставница сразу поставила условие: похудеть (по гимнастическим меркам Алина была склонна к полноте).

С 1995 года Алина тренировалась в Москве у Ирины Винер. Выступала за сборную команду России с 1996 года.

Алина Кабаева начинала учиться в школе № 64 города Ташкента, а окончила школу в Москве.

Спортивная карьера

Через 2 года после начала выступлений за сборную России, в возрасте 15 лет, выиграла чемпионат Европы (1998 год), впоследствии ещё 4 раза становилась абсолютной чемпионкой Европы. В 1999 году победила на чемпионате мира. Любимые упражнения Алины — с лентой и булавами. Коронный элемент — пируэт. В миниатюре «Кармен» Жоржа Бизе Кабаева трактует свой образ как женщину, «которая играет с мужчинами».

Олимпиада-2000 в Сиднее

Будучи общепризнанной фавориткой и показав в финале лучшие результаты в упражнениях со скакалкой, мячом и лентой, Кабаева совершила грубую ошибку в выступлении с обручем (он выкатился за пределы ковра, и Алина показала 9-й результат из 10 финалисток) и в итоге заняла третье место.

Допинговый скандал

В 2001 году в применении фуросемида были уличены лидеры мировой художественной гимнастики россиянки Алина Кабаева и Ирина Чащина, в результате чего обе дисквалифицированы на два года. Спортсменки лишены всех наград Игр доброй воли и чемпионата мира 2001 года. С августа 2001 года по август 2002 гимнастки не имели права принимать участие в каких-либо соревнованиях. Второй год дисквалификации давался условно, то есть спортсменкам разрешалось выступать на официальных турнирах, однако за ними был установлен строжайший контроль.

Олимпиада-2004 в Афинах

Снова будучи фавориткой, заняла первое место, опередив россиянку Ирину Чащину и Анну Бессонову с Украины. В финале Кабаева показала лучшие результаты в упражнениях с мячом, булавами и лентой, а в упражнении с обручем уступила только Чащиной. Перед Олимпиадой крестилась, ранее исповедовала ислам, хотя проявляла интерес к христианству.

Олимпиада-2008 в Пекине

Неоднократно озвучивались планы участия Кабаевой в Олимпиаде-2008, но этого не произошло.

Завершила спортивную карьеру в 2007 году.

Образование

В 2007 году заочно окончила Московский государственный университет сервиса, получив квалификацию специалиста в области спортивного менеджмента.

В 2009 году заочно окончила Санкт-Петербургский государственный университет физической культуры имени П. Ф. Лесгафта.

Политическая и общественная деятельность

В возрасте с 18 до 22 лет — с декабря 2001 года по октябрь 2005 года была членом Высшего совета партии «Единая Россия».

28 июня 2005 года подписала «Письмо в поддержку приговора бывшим руководителям НК ЮКОС».

С октября 2005 года по сентябрь 2007 года была членом Общественной палаты Российской Федерации. В рамках Комиссии Общественной палаты по вопросам развития благотворительности, милосердия и волонтёрства занималась проблемой страхования спортсменов. По сообщениям СМИ, Кабаеву вывели в сентябре 2007 года из состава Общественной палаты, так как она и Алла Пугачёва «не только не работали, но и вообще не появлялись на совещаниях».

В 2007 году стала депутатом Государственной думы РФ V созыва. Избрана по федеральному списку партии «Единая Россия», приписана к избирательному округу в Нижнекамске. Являлась заместителем председателя думского комитета по делам молодёжи.

За 7 лет работы в Госдуме (2007—2014) Кабаева 3 раза выступила на пленарном заседании и приняла участие в разработке 5 законопроектов. Среди них 2 являлись общедумскими инициативами, подписи под которыми поставила большая часть депутатов нижней палаты. Кабаева вместе с коллегами продвигала, в частности, «закон Димы Яковлева», запрещающий гражданам США усыновлять российских детей.

Под патронатом Кабаевой в экзаменационные сессии 2008 и 2009 года работала телефонная горячая линия для школьников по Единому государственному экзамену.

15 февраля 2008 года выбрана председателем Общественного совета холдинга «Национальная Медиа Группа».

Посетила столицу Южной Осетии — город Цхинвал, подвергшийся разрушениям в ходе боёв за Цхинвал во время вооружённого конфликта в Южной Осетии в 2008 году.

Является главой «Благотворительного фонда Алины Кабаевой». Фонд занимается строительством спортивного комплекса в Цхинвале, организацией «Горячей линии по ЕГЭ», помощью сельским библиотекам в избирательном округе Алины Кабаевой — Нижнекамском районе Татарстана, организацией детского фестиваля художественной гимнастики.

В сентябре 2014 года Кабаева приняла решение завершить депутатскую деятельность в Госдуме РФ и занять пост председателя совета директоров холдинга «Национальная Медиа Группа», общественный совет которого она возглавляла в течение шести лет. «Национальная Медиа Группа» является одним из крупнейших российских медиахолдингов, с июня 2012 года председателем совета директоров был Кирилл Ковальчук — племянник председателя банка «Россия» Юрия Ковальчука (считающегося близким другом президента РФ Владимира Путина).

Кино и телевидение

Во время дисквалификации Кабаева вела еженедельную передачу «Империя спорта» на телеканале «7 ТВ» и снялась в японском художественном фильме «Красная тень». Снялась в клипе к песне группы «Игра Слов» «Алина Кабаева».

В июле 2008 года начались съёмки еженедельной авторской программы Алины Кабаевой о жизни и карьере успешных людей — «Шаги к успеху» на канале РЕН ТВ. Гостями программы стали многие известные российские спортсмены, певцы, актёры, политики. С 2010 года программа переехала на Пятый канал (Россия) и вскоре также была закрыта.

Сюжет, посвящённый Алине Кабаевой и её пути к золотой медали в Афинах, стал частью фильма «Наши победы», восьмого тома документального цикла передач «Собрание олимпийских сочинений», вышедшего на экраны на канале «Спорт» в 2008 году.

Светская жизнь

В 2006 году Алина стала лауреатом общенациональной премии «Женщина года „Glamour“» (по результатам голосования читательниц журнала), а также признана самой сексуальной в России среди 10 лауреатов премии «Top 10 Sexy» в категории «спорт». Снималась обнажённой в журнале «Maxim», а также в проекте Екатерины Рождественской «Календарь» (журнал «Караван Историй» от 2003 года). В 2010 году стала одной из немногих не-моделей (наряду с Аллой Пугачёвой, Анной Курниковой, Ренатой Литвиновой и Ингеборгой Дапкунайте), фотографию которых российский журнал Vogue поместил на обложку.

Кабаевой посвящены песня группы «Игра слов» «Алина Кабаева», песни Мурата Насырова «Не плачь, моя Алина!» и Максима Бузникина «Алина — судьбы моей половина», которую футболист написал по велению сердца.

Личная жизнь

В течение трёх лет, с 2002 по 2005 год, Кабаеву связывал роман с капитаном милиции Давидом Муселиани (род. 1969), в то время заместителем начальника по работе с личным составом ОВД «Пресненское» города Москвы. В прессе Муселиани уже называли женихом Кабаевой. Об этих отношениях и о подготовке к свадьбе Алина, в частности, подробно рассказала в интервью журналу «Семь дней», опубликованном в № 41 за 4—11 октября 2004 года под заголовком: Алина Кабаева: «Я скрывала свою любовь два года». К началу 2006 года пара рассталась; как уточнила Алина в интервью для печати, «это было обоюдное решение», и они с Давидом остались друзьями.

В июле 2013 года в интервью журналу «Большой спорт» Кабаева заявила, что у неё нет детей.

По информации газеты «Нойе Цюрихер Цайтунг», в марте 2015 года в VIP-клинике Святой Анны (Соренго, кантон Тичино, Швейцария) родила ребёнка. Пресса особо отметила, что опровержения со стороны Алины не последовало. 19 мая 2015 года Кабаева впервые после этой истории появилась на публике, приняв вместе с Иосифом Кобзоном участие в 7-м фестивале художественной гимнастики «Алина». Тёмно-красное платье по колено свободного кроя вызвало разговоры о её возможной беременности.

Скандал вокруг публикации о свадьбе с Путиным

С именем Кабаевой связана получившая широкую известность скандальная публикация о её предстоящей свадьбе с Владимиром Путиным, которая вышла 12 апреля 2008 года в субботнем номере газеты «Московский корреспондент». Эта новость была перепечатана рядом российских и европейских СМИ.

Пресс-секретарь Кабаевой Е. Овчинникова сообщила, что Кабаева комментировать данную новость не будет и потребовала у газеты напечатать опровержение. 18 апреля на Сардинии В. Путин на пресс-конференции в ответ на вопрос о публикации в «Московском корреспонденте» сказал, что в этой истории «нет ни одного слова правды». В тот же день генеральный директор «Национальной медиакомпании» Артём Артёмов сообщил о решении приостановить издание «Московского корреспондента», по его словам, из-за убыточности газеты и увольнения главного редактора.

В западной прессе, в частности в New York Post и Paris Match, также неоднократно публиковалась информация о связи между Кабаевой и Путиным. Так, во французском еженедельнике статья озаглавлена «Алина Кабаева — вторая леди России?». В качестве документального доказательства факта того, что Кабаева и Путин являются близкими друзьями, Борис Немцов представил в Замоскворецкий суд Москвы 31 января 2011 года (в ходе рассмотрения иска Г.Тимченко) маршрутный лист выполненного 19 мая 2008 года рейса частного самолёта Dassault Falcon 20, принадлежащего товарищу Путина, бизнесмену Геннадию Тимченко. Частный маломестный самолёт доставил в Сочи (где находился Путин) Кабаеву и ещё нескольких друзей Путина. Обо всём этом 1 февраля 2011 года сообщила газета «Коммерсантъ».

Сама Кабаева публично не комментировала эти события; пресса обратила внимание, что в 2013 году в интервью Алексею Немову в издании «Большой спорт» Алина вообще отказалась обсуждать свою личную жизнь.

Семья

Отец — Марат Вазыхович, татарин по национальности, мусульманин, жил в Ташкенте, в 2011 переехал в Казань. Был профессиональным футболистом и играл за команду «Пахтакор» в 1980—1986 годах, чемпион Казахстана 1993 года в составе «Трактора» (Павлодар). После завершения футбольной карьеры стал работать тренером. Мать — Любовь Михайловна, русская, крещёная, живёт в Москве. Играла в сборной Узбекистана по баскетболу. У Алины есть младшая сестра Ляйсана.

Сведения о доходах и собственности

Согласно официальным данным, доход Кабаевой за 2011 год составил 11,5 млн рублей. Кабаева владеет земельным участком площадью 7,2 тыс. квадратных метров, тремя квартирами, автомобилями Mercedes-Benz и Porsche Cayenne.

В марте 2016 года Центр по исследованию коррупции и организованной преступности и агентство Reuters выпустили в свет материал, в котором сообщалось, что бизнес-партнер Аркадия Ротенберга Григорий Баевский передавал недвижимость в элитных комплексах Москвы и Московской области нескольким женщинам, «связанным с президентом Владимиром Путиным». В их числе директор фонда «Иннопрактика» Катерина Тихонова, сестра и бабушка Алины Кабаевой и студентка Алиса Харчева, которая в 2011 году позировала для календаря ко дню рождения Владимира Путина. Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков назвал эту публикацию информационной атакой на президента.

26 сентября 2016 года телеканал «Дождь» опубликовал расследование, согласно которому бывшие совладельцы нефтетрейдера Gunvor Пётр Колбин и Геннадий Тимченко в декабре 2015 года продали три квартиры в элитных районах Москвы и Санкт-Петербурга полной тёзке бабушки Кабаевой — Анне Зацепилиной.

Факты

• По мнению ряда изданий, Кабаева стала обладательницей самых высоких доходов за 2009 год среди «звёздных депутатов» и среди депутатов-спортсменов: 12,9 млн руб. согласно справке о доходах.
• По сообщению ряда изданий, 1 июня 2010 года Общественная палата Российской Федерации намеревалась опубликовать список депутатов-прогульщиков, регулярно отсутствующих на заседаниях Думы. Предполагалось, что в список должна была войти, в частности, и Кабаева. Однако Общественная палата в последний момент признала публикацию этого списка «бессмысленной».
• Кабаева — одна из героинь спектакля «БерлусПутин», поставленного в московском театре Театр.doc режиссёром Варварой Фаер по пьесе итальянского драматурга, нобелевского лауреата Дарио Фо «Двуглавая аномалия» (L’anomalo bicefalo)..
• «Любовь — страшная напасть», призналась Кабаева в интервью газете «Советский спорт».
• В рейтинге «100 самых влиятельных женщин России» журнала «Огонёк», опубликованном в марте 2014 года, заняла 8-е место.
• Алина принимала участие в телеигре «Форт Боярд», где участвовала в заплыве в Бискайском заливе и проползла по нескольким вращающимся цилиндрам за рекордно короткое время, а также в съёмках реалити-шоу «Гарем» в Кении.
• В феврале 2014 г., в составе группы из шести наиболее титулованных российских спортсменов, Алина Кабаева приняла участие в церемонии зажжения олимпийского факела, передав огонь зимней Олимпиады в Сочи Ирине Родниной и Владиславу Третьяку, которые и зажгли этот основной символ состязаний.

Отрывок, характеризующий Кабаева, Алина Маратовна

Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…