Кабанов, Николай Александрович

Кабано́в Николай Александрович
Дата рождения:	30 января (11 февраля) 1864(1864-02-11)
Место рождения:	Карачев, Россия
Дата смерти:	20 ноября 1942(1942-11-20) (78 лет)
Место смерти:	Казань, СССР

Никола́й Алекса́ндрович Кабано́в (30 января (11 февраля) 1864, Карачев, Орловская губерния — 20 ноября 1942, Казань — российский и советский врач-терапевт, учёный и педагог, эсперантист.

Биография

Николай Кабанов родился в семье сельского учителя 30 января (11 февраля) 1864. Закончил с отличием физико-математический (1886) и медицинский (1893) факультеты Московского Императорского Университета. Один из ближайших учеников профессора А. А. Остроумова.

Работал в должности приват-доцента в Госпитальной терапевтической клинике Московского университета вплоть до 1911 года, когда вместе со рядом других профессоров и преподавателей ушел в отставку в знак протеста против реакционной политики министра просвещения Кассо. Впоследствии лектор московских Высших Педагогических курсов им. Тихомирова (1911—1918), профессор терапевтической клиники и декан факультета Екатеринославского университета, а также ректор Высшего Екатеринославского Педагогического Института (1918—1922).

Вернулся в Москву и с 1922 по 1930 год руководил факультетской терапевтической клиникой 2-го Московского государственного университета. Тогда же организовал мастерские по изготовлению наглядных пособий, которые сам возглавил.

Умер в 1942 году в эвакуации в Казани, где и похоронен.

Научная работа

Основой научного мировоззрения Кабанова был взгляд на организм как на единое целое, то есть заболевание того или иного органа является лишь местным проявлением заболевания всего организма. Им была разработана неоднократно переиздававшаяся методика клинического исследования больного, включавшая обстоятельный расспрос пациента с учетом наследственности и условий жизни, а также исследования функциональных особенностей органов и их взаимосвязей. Автор 150 научных трудов и книг по медицине.

Общественная деятельность, эсперанто

В 1894 году организовал на общественных началах и возглавил издание научно-популярных брошюр для широких слоев населения о правах граждан, народовластии, государственном устройстве, земельном законодательстве, национальном вопросе, самоопределении народов и пр. Был одним из пионеров языка эсперанто в России. Перевел и издал ряд книг на этом языке, а также два русско-эсперантских словаря. Вёл переписку с Роменом Ролланом и другими видными деятелями культуры и искусства.

Семья

Был женат на Марии Дмитриевне Положенцевой. Основал династию ученых и врачей. Отец видных ученых А. Н. Кабанова, Б. Н. Кабанова и Е. Н. Кабановой-Меллер, дед В. А. Кабанова, прадед А. В. Кабанова. Дочь Ольга Кабанова, в 16 лет переодевшись мужчиной, добровольно ушла на фронт, воевала, ранена, награждена Георгиевским крестом, участвовала в Белом движении на Юге России, эмигрировала в США.

Библиография

Основные научные труды

1. О циррозе печени (Из клиники проф. А. А. Остроумова), Москва, 1894
2. Методика клинического исследования, Москва, 1896 (переизд. 1919, 1923)
3. Очерки по физиологии здорового и больного человеческого организма, Т. 1, Москва, 1910 и Т. 2 Москва, 1912
4. Учебник-атлас анатомии, Москва, 1916
5. Механика душевной жизни (Введение в физиологическую психологию), Москва, 1927
6. Анатомия человека, Москва, 1938

Другие сочинения

1. Земельное законодательство в Новой Зеландии, Ростов-на-Дону
2. Государственное устройство в западно-европейских странах, Ростов-на-Дону, 1906
3. Права гражданина и человека, Посредник
4. Краткий русско-эсперантский словарь, Ростов-на-Дону, 1906
5. Областное народоправие, Москва, 1917

Переводы на эсперанто

• Rusaj Rakontoj, Fabeloj al Helenjo de Dmitri Mamin-Sibirjak, Berlin, Esperanto Verlag Moller and Borel ("Алёнушкины сказки")
• Generalo Urso. Nekrasov, Bohema Revuo Esperantista, 1911 ("Генерал Топтыгин")
• Nimfoj. Ivan Turgenev, Lingvo Internacia, 1911, p. 63
• Ostrovski kaj lia dramo "Fulmotondro". Fragmentoj el la dramo "Fulmotondro". Aleksandr N. Ostrovskij, La Revuo, 1911, n-ro 63, p. 122-131 ("Гроза")
• Roko. Verso de Mihxail Lermontov, "Danubo" no. 5, 1911 ("Утёс")
• Kaŭkaza Militkaptito. Rakonto de Lev Tolstoj, Posrednik, Moskvo, 1912 ("Кавказский пленник")
• Du Maljunuloj. Rakonto de Lev Tolstoj, Posrednik, Moskvo, 1912 ("Два старика")
• Sieĝo de Sebastopolo. Rakonto de Lev Tolstoj, Posrednik, Moskvo, 1912 (Осада Севастополя)
• Dio vidas veron, sed ne baldaux diros. Rakonto de Lev Tolstoj, Posrednik, Moskvo, 1912 ("Бог правду видит, да не скоро скажет")
• Per kio homoj estas vivaj. Rakonto de Lev Tolstoj, Posrednik, Moskvo, 1912 ("Чем люди живы")
• Kie estas amo, tie estas Dio. Rakonto de Lev Tolstoj, Posrednik, Moskvo, 1912 ("Где любовь, там Бог")
• Tutmonda Biblioteko je la memoro de Lev Tolstoj, trad. Kabanov kaj Ŝarapova. 1912, 9 kajeroj entute 280 p. (всемирная библиотека в память Л.Толстого, 9 выпусков)
• Demono. Verso de Mihxail Lermontov, "Universo" II, 1912 ("Демон")
• Kortisto. Rakonto de S. Semjonov, Posrednik, Moskvo, 1916 ("Дворник")

Ссылки

1. Русская героиня, Дворянское собрание, 1998, № 8, с. 71-72
2. Nikolaj KABANOV

Отрывок, характеризующий Кабанов, Николай Александрович

– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.