Кабиббо, Никола

Никола Кабиббо
итал. Nicola Cabibbo
Научная сфера:	физика элементарных частиц
Альма-матер:	Римский университет Ла Сапиенца
Научный руководитель:	Бруно Тушек
Известные ученики:	Лучано Майани Джорджо Паризи
Известен как:	автор угла Кабиббо, один из создателей CKM-матрицы

Никола Кабиббо (итал. Nicola Cabibbo; 10 апреля 1935 — 16 августа 2010) — итальянский физик, получивший известность своими работами в области слабого взаимодействия и физики элементарных частиц.

Биография

Кабиббо родился в Риме в 1935 году, в 1958 году окончил Римский университет Ла Сапиенца, защитив под руководством Бруно Тушека диссертацию по теории слабых взаимодействий. Затем работал в Национальной лаборатории Фраскати; в 1965 году получил пост профессора университета Л’Акуила, а в следующем году — в Ла Сапиенце, где работал до 1981 года и с 1993 года до конца жизни; в 1981—1993 годах был профессором Римского университета Тор Вергата. Работал также в различных институтах США, Франции, Швейцарии. В 1982—1993 годах возглавлял итальянский Национальный институт ядерной физики, 1993—1998 годах — Национальный комитет по новым технологиям, энергетике и окружающей среде Италии. Являясь с 1993 года президентом Папской академии наук, не раз выступал в защиту концепции эволюции от атак креационизма. Занимался административной работой: являлся членом Комитета по научной политике ЦЕРНа, Научного комитета Института здравоохранения Италии, Научного комитета Института высшего образования Парижа, Комитета по Европейскому развитию науки и технологии (CODEST), Ассамблеи Европейской науки и технологии (ESTA) и других.

Научная деятельность

В начале 1960-х годов Кабиббо разрабатывал идею нарушенной SU(3) симметрии между странными и нестранными адронами. В 1963 году постулировал так называемую «слабую универсальность» (weak universality) для объяснения поведения двух поколений лептонов и кварков (тогда были известны только u-, d- и s-кварки), ввел «угол Кабиббо», описывающий смешивание d- и s-кварков. Макото Кобаяси и Тосихидэ Маскава добавили в эту теорию третье поколение частиц, получив матрицу размером 3×3, известную как CKM-матрица. Впоследствии эксперименты доказали, что поколений действительно три. Поскольку работа Кобаяси и Маскавы, отмеченная в 2008 году Нобелевской премией по физике, основана на исследованиях Кабиббо, то, по мнению некоторых экспертов, отсутствие Кабиббо среди учёных, получивших премию, является серьёзной ошибкой Нобелевского комитета.

В дальнейшем Кабиббо продолжал изучать электромагнитные и слабые взаимодействия, детально исследовал нейтринные осцилляции, предсказал существование при определенных условиях кварковой плазмы. Он был инициатором запуска в Национальном институте ядерной физики проекта APE по созданию мощнейшего на тот момент суперкомпьютера для проведения вычислений по квантовой хромодинамике.

Награды, премии, звания

• Национальная премия Президента Италии (1979)
• Премия Сакураи Американского физического общества (1989)
• Премия в области физики частиц и физики высоких энергий Европейского физического общества (1991)
• Кавалер Большого креста ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой» (1993)
• Золотая медаль за вклад в науку и культуру (1998)
• Медаль Маттеуччи (2002)
• Премия Энрико Ферми Итальянского физического общества (2003)
• Иностранный член Российской академии наук (2008)
• Премия имени И. Я. Померанчука от Института теоретической и экспериментальной физики (Россия) (2009)
• Медаль Дирака (2010)
• Медаль Бенджамина Франклина по физике (2011)
• Почётный член Национальной академии наук США (1982), член Национальной академии деи Линчеи и Папской академии наук (с 1986; президент Папской академии наук с 1993 по 2010 год)

Ссылки

• N. Cabibbo. [link.aps.org/doi/10.1103/PhysRevLett.10.531 Unitary Symmetry and Leptonic Decays] // Physical Review Letters. — 1963. — Vol. 10. — P. 531—533.
• [www.nature.com/nphys/journal/v6/n9/full/nphys1791.html Nicola Cabibbo, 1935–2010] // Nature Physics. — 2010. — Vol. 6. — P. 633.
• G. Parisi [dx.doi.org/10.1063/1.3554322 Nicola Cabibbo (Obituary)] // Physics Today. — 2011. — Vol. 64, № 2. — P. 59.
• [www.natcath.org/mainpage/specialdocuments/cabibbo.htm Interview with Professor Nicola Cabibbo] «National Catholic Reporter», July 21, 2005.  (англ.)
• [pibeta.web.psi.ch/docs/publications/ketevi_diss/node10.html Cabibbo Universality]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Кабиббо, Никола

Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.