Кабинет Томаса Джефферсона

Кабинет Томаса Джефферсона — администрация президента США Томаса Джефферсона, управляющая Соединёнными Штатами Америки с 4 марта 1801 по 4 марта 1809.

Приход к власти Джефферсона

В связи с приближением года очередных президентских выборов борьба между соперничающими политическими партиями и их лидерами достигла особого накала. Личные взаимоотношения Адамса и Джефферсона были настолько сложными, что к концу своего президентского четырёхлетия Адамс вовсе перестал разговаривать со своим вице-президентом.

Президентские выборы в США 1800 года называют революцией 1800 года. На этих выборах вице-президент Томас Джефферсон, опередивший президента Джона Адамса, стал третьим президентом США. Выборы привели к власти демократическо-республиканскую партию и в конечном итоге вызвали распад федералистской партии.

Впервые инаугурация президента США была проведена в городе Вашингтоне — так летом 1800 года по решению Конгресса США решили назвать федеральную столицу после смерти «отца нации» в декабре 1799 года.

Формирование Кабинета

Состав кабинета первой администрации Джефферсона свидетельствовал о серьёзности намерений президента пересмотреть основные направления внешней и внутренней политики американского государства и, главное, обеспечить их претворение в жизнь без вмешательства в этот процесс федералистов. Министры, входившие в федералистские кабинеты его предшественников, уже в течение первых нескольких месяцев существования правительства республиканцев были заменены единомышленниками Джефферсона, что гарантировало отсутствовавшие в прежние годы единство в исполнительной ветви государственной власти.

4 марта 1801 года состоялась инаугурация Томаса Джефферсона и Аарона Бурра.

• 5 марта 1801 года и. о. государственного секретаря США был назначен генеральный прокурор США Леви Линкольн, который занимал должность до 1 мая 1801 года. А 2 мая 1801 года государственным секретарём США был назначен Джеймс Мэдисон, который занимал этот пост до окончания президентского срока Джефферсона, до 3 марта 1809 года.
• До 13 мая 1801 года пост министра финансов США сохранял Сэмюэл Декстер, который был назначен ещё Адамсом, а 14 мая на пост министра финансов США был назначен Альберт Галлатин, который сохранял этот пост всё президентство Джефферсона и сумел его сохранить в президентство Мэдисона, до 8 февраля 1814 года.
• Генеральным почтмейстером США до 28 ноября 1801 года Джозеф Хабершам, которого сменил оставался Гидеон Грейнджер — сохранив свой пост всё президентство Джефферсона, и сумев сохранить его и в администрации Мэдисона, до 17 марта 1814 года.
• 5 марта 1801 года генеральным прокурором США был назначен Леви Линкольн, став также и. о. государственного секретаря США.
• 5 марта 1801 года военным министром США стал Генри Дирборн, который сохранял свой пост всё президентство Джефферсона до 4 марта 1809 года.
• 31 марта 1801 года с поста военно-морского министра США уходит в отставку Бенджамин Стоддерт. И только 27 июля 1801 года военно-морским министром США был назначен Роберт Смит, который сохранял свой пост всё президентство Джефферсона до 4 марта 1809 года.

Изменения в составе Кабинета

Кабинет Джефферсона также отличался относительной стабильностью. После дуэли Гамильтона и Бёрра, на которой был убит Гамильтон, на политической карьере Бёрра был поставлен жирный крест. Поэтому во второй администрации Джефферсона вице-президентом, с 4 марта 1805 года, был Джордж Клинтон. 2 марта 1805 года в отставку подает генеральный прокурор Леви Линкольн, за два дня до второй инаугурации Джфферсона, но только 7 августа 1805 года был назначен его преемник Джон Брекинридж, который скончался на этом посту 14 декабря 1806 года. Его преемником, через месяц, 20 января 1807 года стал Сизар Август Родни, который сохранил свой пост и в администрации Мэдисона.

Отрывок, характеризующий Кабинет Томаса Джефферсона

Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.