Кабинет министров (Российская империя)

Не путать с Комитетом министров Российской империи

Кабине́т Мини́стров — верховный государственный орган, образованный 24 октября (4 ноября) 1731 года указом императрицы Анны Иоанновны. 12 (23) декабря 1741 года , после воцарения Елизаветы Петровны утратил свои полномочия и был преобразован в Личную Канцелярию Императрицы. В 1756 году его функции перешли к Конференции при Высочайшем дворе.

История

Придя к власти в 1730 году, Анна Иоанновна вместо Верховного тайного совета восстановила Сенат. Вскоре после упразднения тайного совета, Анна Иоанновна указом от 6 (17) ноября 1731 года учредила Кабинет Министров.

«Понеже мы, для лучшего и порядочнейшего отправления всех государственных дел к собственному нашему всемилостивейшему решению подлежащих, и ради пользы государственной и верных наших подданных, заблагорассудили учредить при дворе нашем Кабинет, и в оный определить из министров наших канцлера графа Головкина, вице-канцлера графа Остермана, действительного тайного советника князя Черкасского, того де ради об оном всемилостивейшее объявляем» — Указ Императрицы Анны Иоанновны «Об учреждении Кабинета министров» от 6 ноября 1731 года

В 1735 году был издан указ, которым подпись трёх кабинет-министров приравнивалась к Императорской подписи.

Во время правление Анны Леопольдовны, под влиянием Миниха Кабинет был разделен на 3 департамента:

• граф Бурхард Христофор Миних в звании первого министра, заведовал армией, кадетским корпусом и делами по Ладожскому каналу;
• граф Андрей Иванович Остерман — внешними сношениями и флотом;
• князю Черкасскому Алексею Михайловичу и графу Михаилу Гавриловичу Головкину предоставлялось «все то, что касается до внутренних дел по сенату и синоду, и о государственных по камер-коллегии сборах и других доходах, о коммерции, о юстиции и о прочем, к тому принадлежащем».

Отдельные кабинет-министры, заведуя своими департаментами, единолично решали дела в них, сообщая лишь «для согласования» своё мнение другим министрам. Только особо важные дела должны были решаться общим советом. В новом своем виде Кабинет просуществовал недолго: вслед за вступлением на Престол Елизаветы Петровны он был упразднён указом: «О возстановленiи внутреннихъ Государственныхъ дѣлъ; о сочиненiи реестра указамъ прежнихъ царствованiй, которые пользѣ Государственной противны; объ уничтожнiи прежняго Кабинета, и объ установленiи нового при Дворѣ Ея Императорскаго Величества; объ учрежденiи по прежнему въ Губернiяхъ Прокуроровъ, и объ определенiи для управленiя иностранными дѣлами Канцлера" от 12 (23) декабря 1741 года.»

Состав

Кабинет состоял из трёх кабинет-министров (из двух — с 6 (17) апреля 1736 по 3 (14) февраля 1738, с 12 (23) апреля 1740 по 18 (29) августа 1740, после 25 ноября (6 декабря) 1741, и из четырёх — с ноября 1741 года по 3 (14) марта 1741). В него постоянно входили А. И. Остерман и А. М. Черкасский, а также, сменяя друг друга, Г. И. Головкин, П. И. Ягужинский, А. П. Волынский, А. П. Бестужев-Рюмин, М. Г. Головкин и Х. А. Миних (последний — четвёртым кабинет-министром).

Кабинет-министры в алфавитном порядке:

• Бестужев-Рюмин, Алексей Петрович — с 18 (29) августа 1740 по 8 (19) ноября 1740 (арестован);
• Волынский, Артемий Петрович — с 3 (14) февраля 1738 по 12 (23) апреля 1740 (арестован);
• Головкин, Гавриил Иванович — с 10 (21) ноября 1731 по 20 (31) января 1734;
• Головкин, Михаил Гаврилович — вскоре после 8 (19) ноября 1740 по 25 ноября (6 декабря) 1741 (арестован);
• Миних, Бурхард Кристоф — с вскоре после 8 (19) ноября 1740 по 3 (14) марта 1741;
• Остерман, Андрей Иванович — с 10 (21) ноября 1731 по 12 (23) декабря 1741;
• Черкасский, Алексей Михайлович — с 10 (21) ноября 1731 по 12 (23) декабря 1741;
• Ягужинский, Павел Иванович — с 20 (31) января 1734 по 6 (17) апреля 1736 (скончался на посту кабинет-министра).

Литература

• «Новая популярная энциклопедия. История Отечества» под редакцией Владимира Михайловича Соловьёва — доктора исторических наук, профессора. Москва, 2000 год, «АСТ-пресс»
• Кабинет, учреждение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Кабинет министров (Российская империя)

Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.