Кабо, Любовь Рафаиловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Любовь Кабо

Любовь Кабо в 1950 году
Дата рождения:

4 марта 1917(1917-03-04)

Место рождения:

Москва, Россия

Дата смерти:

29 ноября 2007(2007-11-29) (90 лет)

Место смерти:

Москва, Россия

Гражданство:

Род деятельности:

прозаик,журналист

Язык произведений:

русский

[lit.lib.ru/k/kabo_l_r/ Произведения на сайте Lib.ru]

Любо́вь Рафаи́ловна Кабо́ (4 марта 1917 — 29 ноября 2007) — русская советская писательница, педагог, журналист.





Биография

Родилась в Москве в семье экономикогеографа, основателя географии населения в СССР, профессора Р. М. Кабо. В 1940 году окончила Московский государственный педагогический институт, на протяжении всей жизни работала учителем литературы и русского языка. Член КПСС с 1945 года. Работе в школе в предвоенной Бессарабии посвящён её первый роман «За Днестром» (1950; переработан под названием «Друзья из Левкауц», 1955), который был высоко оценен Александром Твардовским, опубликован в «Новом мире» и выдвинут на Сталинскую премию. Тогда же Любовь Кабо была принята в Союз писателей СССР.

Любовь Кабо — автор нескольких романов и повестей, биографических («Повесть о Борисе Беклешове»), литературоведческих («Наедине с другом») и педагогических («Жил на свете учитель») произведений, а также многочисленных статей и очерков, публиковавшихся в периодике. По её сценарию (совместно с Александром Хмеликом) снят кинофильм «Мимо окон идут поезда». Анализ причин необычайной самоотверженности, энтузиазма и в то же время «безмыслия» её поколения нашел отражение в главном романе Л. Кабо «Ровесники Октября», который создавался на протяжении более десяти лет и не мог быть опубликован в советское время[1].

Брат — этнограф Владимир Рафаилович Кабо.

Проживала в Москве по адресу: улица Вавилова, 52. Скончалась 29 ноября 2007 года, похоронена на Востряковском кладбище[2].

«Ровесники Октября»

В предисловии к первому изданию романа (издательство «Крук», Москва, 1997) Любовь Кабо пишет:

Роман «Ровесники Октября» писался в те годы, когда и приблизительно не мог бы претендовать на появление в печати. В связи или без всякой связи с этим написан он свободно и предельно искренне. В известной степени он автобиографичен, но действие его разворачивается на достаточно широком фоне, с привлечением большого документального материала и с прослеживанием множества судеб. Жизнь своих сверстников автор берёт с 1929 до 1941 года, то есть до самого кануна войны. Автор пишет о том, что так естественно в процессе взросления человека — о превратностях первой и не первой любви, о захлёбе юношеской дружбы, о нелёгких отношениях между родителями и отчуждаемыми от них «государственными» детьми. Но автор пишет не только об этом. Он пишет о самом «аппарате» воспитания, — о том, как формировалось в нашем поколении чудовищное неумение и нежелание мыслить, восторженная слепота и непоколебимая убеждённость в своей исторической миссии, то есть как формировался, постепенно и незаметно — ещё бы чуть-чуть! — наш отечественный фашизм. Основное в этой книге — вовсе не покаяние, которое впрочем, было бы только уместно, и вовсе не модное ныне обличительство, но прежде всего лютая тревога современного человека за наш завтрашний день. Эта книга — предостережение, раздумье о том, как могло случиться с нами всё то, что случилось, и как легко может это же самое произойти с любым поколением, идущим за нами. На протяжении романа не происходит, казалось бы, ничего сверхъестественного, ничего особенно страшного, — автору кажется, что это ничем не подчеркнутое вползание зла в каждодневность и будничность особенно опасно.

Основные произведения

  • «За Днестром» (1950), в переработанном виде — «Друзья из Левкауц» (1955)
  • «В трудном походе» (1956) — повесть показывает превращение деятельности комсомольских руководителей в привычно-выгодное занятие
  • «Повесть о Борисе Беклешове» (1962) — рассказывает (на основе подлинных событий) об учителе географии, не выдающемся в общественном или профессиональном отношении и подвергавшемся несправедливым обвинениям в сталинское время, однако жившем для других
  • «Осторожно, школа!» (1962)
  • «Ровесники Октября» (1964—1975, впервые опубликован в 1997)
  • «В тот день» (1969) — повествование из жизни бессарабской родни
  • «Жил на свете учитель» (1970)
  • «Сладчайшее наше бремя» (1971)
  • Кино в эстетическом и нравственном воспитании детей. Статьи, 1978
  • «Наедине с другом» (1985)
  • «…И не забывай, что я тебя люблю» (1987)
  • «Правдёнка» (1999)
  • «Минувшее — у порога» (2003)

Напишите отзыв о статье "Кабо, Любовь Рафаиловна"

Литература

  • Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Примечания

  1. [rus.1september.ru/article.php?ID=200800301 Е. И. Вигдорова. Памяти учителя]
  2. [archive.is/20130408152922/moscow-tombs.narod.ru/2007/kabo_lr.htm Кабо Любовь Рафаиловна (1917—2007)]

Ссылки

  • [lit.lib.ru/k/kabo_l_r/ Произведения Л. Р. Кабо на lib.ru]  (Проверено 26 мая 2009)
  • Статья о Л.Р.Кабо на www.jewish.ru/style/science/2016/10/news994335698.php

Отрывок, характеризующий Кабо, Любовь Рафаиловна

В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.