Каваий

Запрос «Кавай» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Каваий (яп. 可愛い каваий, рус. жарг. кава́й) — японское слово, означающее «милый», «прелестный», «хорошенький», «славный», «маленький» (ранее — «вызывающий жалость, желание пожалеть, приголубить»). В японской культуре это субъективное определение может описывать любой объект, который индивидуум сочтёт прелестным. Например, слово может использоваться для описания взрослых, демонстрирующих ребяческое или наивное поведение.

Происхождение

По предположению, происходит от стяжения древнего произношения «каваюй» или слова «каохаюси» (яп. 顔映ゆし) и является атэдзи, то есть, произошло не от китайского слова «милый» (кит. трад. 可愛, упр. 可爱, пиньинь: kě'ài, палл.: кэай).

С 1970-х годов прелесть стала едва ли не повсеместно почитаемым аспектом японской культуры, развлечений, одежды, еды, игрушек, а также внешнего вида, стиля поведения и манер. В результате слово «каваий» часто можно услышать в Японии; также оно встречается при обсуждении японских культурных явлений. Западные наблюдатели часто относятся к «каваий» с любопытством, так как японцы прибегают к такой эстетике, несмотря на пол, возраст и во множестве таких ситуаций, в которых это в западной культуре сочли бы неуместно инфантильным или легкомысленным (например, помимо прочего, в правительственных публикациях, коммунальных объявлениях и объявлениях о вербовке, в учреждениях, на пассажирских самолётах). Часто употребляется поклонниками аниме. В аниме основными особенностями стиля «каваий» являются большие «светящиеся» глаза персонажей и сюжетные линии жанра «сёнэн».

Распространение

Элементы «каваий» встречаются в Японии повсеместно, в крупных компаниях и в небольших магазинчиках, в правительстве страны и в муниципальных учреждениях. Множество компаний, больших и малых, используют прелестные талисманы (маскоты) для представления публике своих товаров и услуг. Например:

• Пикачу, персонаж «Покемонов», украшает борта трёх пассажирских самолётов авиакомпании All Nippon Airways;
• Банк Асахи изображает Миффи, персонажа голландской серии детских книжек, на некоторых пластиковых картах;
• Все 47 префектур имеют прелестных персонажей-талисманов;
• Японская почтовая служба использует талисман в виде стилизованного почтового ящика;
• Каждое подразделение японской полиции имеет свои забавные талисманы, многие из которых украшают кобаны (полицейские будки).

Прелестная сувенирная продукция чрезвычайно популярна в Японии. Два крупнейших производителя такой продукции — Sanrio (производитель «Hello Kitty») и San-X. Товары с этими персонажами имеют большой успех в Японии как среди детей, так и среди взрослых.

«Каваий» также может использоваться для описания восприятия моды индивидуумом, обычно подразумевая одежду, кажущуюся (если не обращать внимания на размер) сделанной для детей, или одежду, подчёркивающую «кавайность» носителя одежды. Обычно (но не всегда) используются гофры и пастельные тона, в качестве аксессуаров часто используются игрушки или сумки, изображающие персонажей мультфильмов.

Восприятие в Японии

«Каваий» как культурное явление всё в большей степени признаётся частью современной японской культуры. Томоёки Сугияма, автор книги «Cool Japan», считает, что истоки «прелести» лежат в почитающей гармонию японской культуре, а Нобоёси Курита, профессор социологии токийского Университета Мусаси, утверждает, что «прелесть» — это «волшебное слово», охватывающее всё, что считают приятным и желанным.

С другой стороны, меньшая часть японцев скептически относится к «каваий», считая его признаком инфантильного склада ума. В частности, Хирото Мурасава, профессор красоты и культуры Женского университета Осака Сёин, утверждает, что «каваий» — это «образ мышления, порождающий нежелание отстаивать свою точку зрения <…> Индивидуум, решивший выделиться, терпит поражение».

Проявления за пределами Японии

Прелестная сувенирная продукция и другие «кавайные» товары популярны в других частях восточной Азии, включая Китай, Тайвань и Корею. Слово «каваий» хорошо известно и в последнее время часто используется поклонниками японской поп-культуры (включая любителей аниме и манги) в англоговорящих странах, в Европе и в России. Более того, слово «kawaii» начинает становиться частью массовой англоязычной поп-культуры, войдя, например, в видеоклип Гвен Стефани «Harajuku Girls» и в список неологизмов, составленный студентами и выпускниками Райсовского университета города Хьюстона (США).

При произношении и записи по-русски слово нередко используется в форме «кавай», более удобной для словоизменения (например, «о кавае», «кавайный»), но не соответствующей признанной в японоведении системе записи японских слов. В молодёжном сленге появилось слово «кавайность».

См. также

• Бисёдзё
• Готическая лолита
• Моэ
• Ukagaka
• Японский идол
• Японская эстетика

Литература

• Lent, John A. [www.questia.com/library/102541480/themes-and-issues-in-asian-cartooning-cute-cheap Themes and Issues in Asian Cartooning: Cute, Cheap, Mad, and Sexy]. — Popular Press, 1999. — 212 p. — ISBN 978-0-87-972779-6.

Ссылки

• [kawaii.anime.org.ua/kawaii.html Crazy and Kawaii] — подборка статей о Каваий
• Исихара Соитиро, Обата Кадзуюки, Канно Каёко [web-japan.org/nipponia/nipponia40/ru/feature/index.html Привлекательный мир «каваий»] // Ниппония : журнал. — Токио: Heibonsha Ltd., 15 марта 2007 г.. — № 40.
• Shigeto Kawahara. [user.keio.ac.jp/~kawahara/pdf/Kawahara-Onin16.pdf The phonetics of Japanese maid voice I: A preliminary study].

Отрывок, характеризующий Каваий

Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.