Кавальери, Лина

Лина Кавальери Lina Cavalieri
Лина Кавальери. Потрет кисти Джованни Болдини, примерно 1901 год
Основная информация
Дата рождения	25 декабря 1874(1874-12-25)
Место рождения	Онано, Италия
Дата смерти	7 февраля 1944(1944-02-07) (69 лет)
Место смерти	Флоренция, Италия
Страна	Италия Италия
Профессии	оперная певица
Певческий голос	сопрано
Коллективы	Опера Монте-Карло Метрополитен Опера

Лина Кавальери (25 декабря 1874 — 7 февраля 1944) — итальянская оперная певица (сопрано), звезда «прекрасной эпохи».

Начало карьеры

Наталина Кавальери родилась 25 декабря 1874 года в Онано, Витербо, в небогатой семье. Из-за того, что родилась в праздник Рождества (Natale), при крещении получила имя Наталина (Natalina). В детстве переехала с родителями в Рим, в квартал Трастевере. Два брата и две сестры Кавальери работали с детства; Лина работала упаковщицей газет в типографии, помощницей у портнихи, продавала на улицах цветы. С 1887 г. начала понемногу выступать с исполнением песенок на улицах и в маленьких кафе в Риме. С 1888 г. начала принимать участие в конкурсах красоты.

В апреле 1894 г. впервые выступила на сцене, в маленьком театре около Пьяцца Навона, в Риме.

В 1895 г. выступала в программах Цирка-Варьете в Риме, в кабарэ «Эльдорадо» в Неаполе, — с программой народных (преимущественно неаполитанских) песен.

В 1896 г. выступала в Неаполе в известном «Салоне Маргерита» и в Париже, в кабарэ Фоли-Бержер, танцевала и исполняла итальянские песни под аккомпанемент оркестра, состоящего из женщин, играющих на гитарах и мандолинах. Лина Кавальери пела, в основном, на французском языке, «соединяя итальянскую простоту с французским шиком». Как танцовщица уступала другим актрисам, но критики отмечали «детскую простоту» её танцев. Пела в кафешантанах, мюзик-холлах, увеселительных садах, кабарэ и в других подобных заведениях по всей Европе.

Лина Кавальери входила в круг французских танцовщиц и певиц, более известных как куртизанки «Прекрасной эпохи», Belle Epoque: Клео де Мерод, Каролина Отеро, Лиана де Пужи, Эмильена д’Алансон. Современники отмечали, что вокальные данные Кавальери были скромными. Успех принесла ей исключительная красота; известная больше ею, нежели чем музыкальным дарованием, Кавальери стала одной из самых фотографируемых звёзд своего времени. Кавальери именовали «самой красивой женщиной мира»; для достижения тонкого силуэта она следовала традиции тугого шнурования, которая предписывала женщинам использовать корсеты, чтобы создать фигуру «песочные часы». Л. Кавальери широко снималась для рекламы, став самой популярной фотомоделью своего времени. Сотрудничала с фотографом Леопольдом — Эмилем Рутлингером, снимавшим также других популярных певиц и танцовщиц. Прежде всего, имели огромный коммерческий успех карточки (открытки) с её изображением; так, один из петербургских продавцов в начале 1900-х гг. утверждал, что продал около миллиона открыток с изображением Кавальери.

Санкт-Петербург

В 1897 году Л. Кавальери получила первый контракт в России. Весной 1897 г. она выступала в Петербурге, в театре и ресторане «Крестовский сад» (наб. Средней Невки, № 2, собственность купца Хабибуллы Ялышева).

В 1898 г. выступала в Петербурге и в Москве, подписав контракты с петербургским импресарио Георгием Александровым на выступления в каменном театре увеселительного сада «Аквариум» на Каменноостровском проспекте, и с московским импресарио, Шарлем Омон на выступления в саду «Аквариум».

С 1897 г. жила в Париже и в Петербурге. С 1897 года состояла в связи с князем Александром Владимировичем Барятинским(1870—1910), выпускником Пажеского корпуса, офицером Нижегородского драгунского полка, адъютантом герцога Евгения Лейхтенбергского. Князь А. В. Барятинский принадлежал к одному из богатейших родов Российской империи. Он был сыном генерала В. А. Барятинского, стоявшего очень близко к императорскому двору; и братом писателя В. В. Барятинского. В 1901 г. Александр Барятинский заказал в Париже, у итальянского живописца Дж. Больдини портрет Лины Кавальери, и просил у императора Николая Второго дать ему разрешение на женитьбу на ней. Причиной высочайшего отказа стали, прежде всего, законы того времени: офицер в случае женитьбы на «кафешантанной певице, имеющей незаконнорожденного семилетнего сына» был бы вынужден подать в отставку; кроме того, А. В. Барятинский принадлежал к одной из знатнейших русских фамилий и не мог дискредитировать семью подобным браком. Получив высочайший отказ, в 1901 г. князь А. В. Барятинский женился на светлейшей княгине Екатерине Александровне Юрьевской (1878—1959), внебрачной и узаконенной дочери императора Александра Второго.

Лина Кавальери прославилась также своей коллекцией драгоценностей огромной стоимости. Многомиллионное состояние князя Барятинского позволяло ему делать Кавальери ценные подарки; по заказам Барятинского, петербургские ювелиры, К. А. Ф. Ган и Карл Иванович Бок изготовили «парюр из изумрудов, стоимостью 150 тысяч рублей.. и рубиновый гарнитур стоимостью 60 тысяч рублей», преподнесённый князем Кавальери 26 августа 1898 г. на её бенефисе в театре «Аквариум». Три нитки редкого жемчуга, заказанные Барятинским у Карла Фаберже, оценивались в 180 тысяч рублей. «Петербургская газета» от 6 дек. 1899 г. отмечает, что на открытии ресторан «Медведь» «на итальянской красавице было надето бриллиантов, по самой скромной оценке, тысяч на двести». 28 апреля 1906 года Харьковская газета «Последние новости», отмечает, что на выступлении Кавальери в Харьковском театре в опере «Травиата», «Виолетта была увита драгоценностями на сумму свыше трех миллионов рублей».

По настоянию А. В. Барятинского, поддерживавшего её талант, Л. Кавальери в 1898—1901 гг. училась пению бельканто у петербургских педагогов, в том числе у жившей в Петербурге с 1888 г. Маддалены Марини — Мози.

Летом 1901 года впервые дебютировала на оперной сцене в роли Виолетты в опере Дж. Верди «Травиата», в Санкт-Петербурге, в театре «Аквариум», заслужив похвалы Л. В. Собинова. Кавальери выступала в составе французской оперной труппы, собранной импресарио Раулем Гюнсбург; в этот же сезон с этой же труппой она выступила в роли Мими в «Богеме» Пуччини, и в роли Маргариты в «Фаусте» Гуно.

Оперная сцена

Кавальери пела в театре Сан-Карло в Неаполе, в Гранд-Опера в Париже, в театре Ковент-Гарден в Лондоне с 1906 г, а также в театрах Монако, Лиссабона, Неаполя, Равенны, Палермо, Флоренции, Варшавы, Москвы, Харькова, Петербурга и в других городах. В сценический репертуар певицы входили, кроме « Травиаты», « Фауста». « Богемы», роль Сантуццы в опере «Сельская честь» П. Масканьи, роди Таис, Манон и Федоры в одноименных операх Ж. Массне, Флория Тоска в опере «Тоска» Пуччини, Стефания в опере Массне «Сибирь», Недда в «Паяцах» Леонкавалло и другие роли. Вслед за Хариклеей Даркле стала одной из первых звёздных исполнительниц оперы Пуччини «Тоска».На протяжении своей карьеры Кавальери пела с другими великими оперными певцами, такими как итальянский баритон Титта Руффо и баритон Маттиа Баттистини, в период 1892—1916 гг. певший в России на протяжении всех 23-х сезонов. Наиболее известны его совместные выступления в партии Скарпиа с Кавальери в партии Ф. Тоски в опере «Тоска» Пуччини.

В 1904 году Кавальери пела в Опере Монте-Карло.

В 1905 году в театре Сары Бернар в Париже Кавальери выступала вместе с Энрико Карузо в опере Умберто Джордано «Федора».

В марте 1906 г. исполнила партию Таис на премьере оперы Ж. Массне «Таис» в Мариинском театре., выступала в Оперном Театре Зимина в Москве.

В конце 1906 г. вместе с Э. Карузо Кавальери отправилась в Нью-Йорк, дебютировав со своим исполнением в Метрополитен-опера 5 декабря 1906 года.

Нью-Йорк

В 1907—1908 гг. Кавальери пела в Метрополитен-опера в течение двух сезонов; в 1907 году выступала с Карузо в «Манон Леско» Пуччини.

Живя в США, Кавальери очень много позировала фотографам, — для почтовых карточек, для журналов и рекламы всевозможных товаров, от парфюмерии, кондитерских и табачных изделий, одежды — до граммофонов. Рекламная деятельность приносила ей немалый доход.

В 1908 г. впервые вышла замуж, за Роберта Уинтропа Чанлера (1872—1930) (Robert Whintrop Chandler), члена известной нью-йоркской семьи Астор. Их брак продлился восемь дней, хотя официальный развод состоялся в 1912 году. По слухам, неосторожно подписанный Чанлером с певицей брачный контракт предполагал переход в её собственность значительной части всей недвижимости, принадлежащей семье Астор; брак Чанлера с Кавальери распался через неделю после заключения; в это же время администрация Метрополитен-опера расторгла свой контракт с Кавальери.

В сезоне 1909—1910 годов она пела с Компанией Манхэттен Опера Оскара Хаммерстайна.

В сезоне 1910—1911 пела в Оперном Театре Зимина в Москве.

9 июня 1911 года пела заглавную партию на премьере оперы «Сибирь» У. Джордано в Гранд-Опера в Париже, вместе с ней в спектакле пел тенор Люсьен Мураторе.

В 1913 году вышла замуж во второй раз, за французского тенора Люсьена Мураторе (1878—1954). В 1914 г. родилась их дочь Елена, и Кавальери в сорок лет закончила свою сценическую карьеру певицы.

После ухода со сцены Кавальери открыла косметический салон. В 1914 году она пишет колонку советов по макияжу для женщины в журнале «Фемина» и публикует книгу «Мои секреты красоты».

В 1914 г. Кавальери начала сниматься в кино. Впервые она снялась в 1914 году, в главной роли в кино-версии оперы «Манон Леско», которую продюсировал её муж. В 1915 году она вернулась в Италию, но вследствие того, что страна приняла участие в Первой мировой войне, Кавальери вновь отправилась в Соединенные Штаты, где она снялась ещё в нескольких немых фильмах. Последние три из её фильмов были сняты режиссёром Эдвардом Хосе.

В 1927 г. Л.Кавальери развелась с Люсьеном Мураторе и вышла замуж за автогонщика Джованни Кампари (1892—1933).

Последние годы жизни

Овдовев в 1933 году, Кавальери осталась жить в Италии, во Флоренции. В 1936 году выпустила книгу воспоминаний о своей жизни.

Когда началась Вторая мировая война, она работала в качестве волонтера — медсестры. Кавальери была убита прямым попаданием бомбы в дом, где она находилась, в феврале 1944 года во время бомбежки воздушными силами антигитлеровской коалиции, которая разрушила её дом в окрестностях Флоренции.

Фильмы с участием Лины Кавальери

• 1914 — Manon Lescaut / Манон Леско
• 1915 Sposa nella morte! / Невеста смерти
• 1916 La rosa di Granata / Роза Гранады
• 1917 The Eternal Temptress / Вечная соблазнительница
• 1918 Love’s Conquest / Завоевание любви
• 1918 A Woman of Impulse / Порывистая женщина
• 1919 The Two Brides / Две невесты

Также:

• В 1920 году вышел фильм «Romance», снятый по пьесе Эдварда Шелдона, посвящённый биографии Л. Кавальери, с актрисой Дорис Кин в главной роли.
• В 1930 г. был выпущен ремейк фильма «Romance» с Гретой Гарбо в роли Риты Каваллини (Лины Кавальери).
• В 1955 году Джина Лоллобриджида снялась в роли Кавальери в фильме «Самая красивая женщина в мире/ Красивая, но опасная».
• В 2004 году вышел документальный фильм Джованны Гальярдо о Лине Кавальери — «Bellissime».

Лина Кавальери была моделью для многих портретов, её рисовали и писали Джованни Болдини, Чезаре Таллони, В. М. Коркос, Ф. П. Микетти и многие другие художники; в России — Л. С. Бакст, Валентин Серов, Константин Коровин, Александр Головин и Василий Суриков.

В 20 веке фотографии Лины Кавальери стали одной основных тем, развитых в творчестве итальянского художника и дизайнера Пьеро Форназетти

Дискография

В 1910 году для «Columbia» она записала арии из опер: «Фауст», «Кармен», «Мефистофель», «Богема», «Манон Леско» и «Тоска», а также песни: «Maria, Marì! (Ah! Marì! Ah! Marì!)». В 1917 году для «Pathé» была записана «Le rêve passé» совместно с Люсьеном Мураторе.

Интересные факты

В 1955 году итальянская актриса Джина Лоллобриджида сыграла Лину Кавальери в фильме «Самая красивая женщина в мире», получив за эту роль приз Давид ди Донателло лучшей актрисе.

Фотогалерея

[www.baryakina.com/biographia_lina_cavalieri Фото Лины Кавальери (более 250 штук)]

Книги Лины Кавальери

• My Secrets of Beauty by Mme. Lina Cavalieri, the Most Famous Living Beauty (1914)
• Lina Cavalieri, Le mie verità, redatte da Paolo D’Arvanni, Roma, Soc. An. Poligr. Italiana, 1936 (Книга воспоминаний Лины Кавальери «Правда обо мне»)

Книги о Лине Кавальери

• Vincenzo De Angelis, Lina Cavalieri e Gabriele D’Annunzio, Roma, Fratelli Palombi, 1955 («Лина Кавальери и Габриэле д’Аннунцио»)
• [books.google.ru/books?id=c2FjzLjXlosC&lpg=PP1&pg=PP1#v=onepage&q&f=false Книга «Lina Cavalieri: the life of opera’s greatest beauty, 1874—1944»] — Paul Fryer, Olga Usova; McFarland, 2004. ISBN 0-7864-1685-8, ISBN 978-0-7864-1685-1
• Vittorio Marinelli, L’avventura cinematografica di Lina Cavalieri, S.l., s.n., 1986 («Приключенческие фильмы Лины Кавальери»)
• Franco Di Tizio, Lina Cavalieri, la donna più bella del mondo, la vita 1875—1944, prefazione di Dacia Maraini, Chieti, Ianieri, 2004 («Лина Кавальери, самая красивая женщина в мире»)

Упоминания в произведениях

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• Лина Кавальери дважды упоминается в рассказе Аркадия Аверченко «Замечательный человек».

Ссылки

www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=a-zHkfe3Scg#!

Отрывок, характеризующий Кавальери, Лина

– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…