Кавальери, Эмилио де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кавальери, Эмилио»)
Перейти к: навигация, поиск
Эмилио де Кавальери
Emilio de' Cavalieri

Эмилио де Кавальери на портрете неизвестного автора
Основная информация
Профессии

композитор

Эмилио де Кавальери (итал. Emilio de' Cavalieri; ок. 1550, Рим —11 марта 1602, там же) — итальянский композитор, автор первой оратории (по другой трактовке — первой оперы) «Представление о душе и теле» (итал. La Rappresentazione di anima е di corpo; 1600)[1]. Одним из первых Кавальери в своей музыке систематически использовал генерал-бас.





Биография

Родился в Риме в аристократической и музыкальной семье (его отец Томмазо де Кавальери (ок. 15091587) был близким другом Микеланджело), где получил первоначальное музыкальное образование. В период с 1578 по 1584 гг. работал органистом и организовывал великопостные концерты в римской церкви Сан-Марчелло-аль-Корсо.

В 1580-х гг. в Риме Кавальери поступил на службу к кардиналу Фердинандо Медичи, который стал многолетним покровителем и спонсором музыканта. После того как в 1587 году Фердинандо Медичи получил титул Великого герцога Тосканского, Кавальери переехал вместе с хозяином (в 1588 году) во Флоренцию. Здесь композитор познакомился (и вероятно, сотрудничал) с Дж. Барди, отвечал за музыкальное оформление торжественных церемоний и других публичных мероприятий для семьи Медичи. В 1590-х годах Кавальери создал несколько пасторалей и Плачи пророка Иеремии (1597).

В этот период жизни Кавальери также занимался политикой. Работая в качестве дипломата, он покупал голоса ключевых кардиналов на папских выборах и способствовал избранию римских пап Иннокентия IX и Климента VIII, которые благоволили роду Медичи. Частые дипломатические поездки в Рим не мешали творческой деятельности композитора. В феврале 1600 года он представил на суд римской публики «La Rappresentazione di anima е di corpo» («Представление о Душе и Теле»), которое с тех пор стало наиболее известным его сочинением, а в науке долгое время считалось первой в истории ораторией.

В 1600 году во Флоренции Кавальери занимался постановкой «Эвридики» (итал. Euridice), одной из первых итальянских опер, написанной Якопо Пери (либретто Оттавио Ринуччини). Постановка была частью торжеств в честь бракосочетания Генриха IV и Марии Медичи. В результате интриг Кавальери не смог принять участие в приуроченной к этим торжествам постановке оперы «Похищение Цефала» (итал. Il rapimento di Cefalo), которую перехватил его соперник Джулио Каччини (театральный спектакль представлял собой интермедию с музыкой четырёх разных композиторов). После этой карьерной неудачи Кавальери покинул Флоренцию. Последние годы жизни провёл в Риме.

Напишите отзыв о статье "Кавальери, Эмилио де"

Примечания

  1. См.: [os.colta.ru/music_classic/projects/37233/details/37234/], рус. перевод либретто - [www.openspace.ru/m/photo/2012/05/22/libretto.pdf]).

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кавальери, Эмилио де

– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…