Кавафис, Константинос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Константинос Кавафис
греч. Κωνσταντίνος Π. Καβάφης
Место рождения:

Александрия, Египет, Османская империя

Место смерти:

Александрия, Королевство Египет

Подданство:

Османская империя Османская империя (1863—1867)
Египетский хедиват/султанат (1867—1922)
Королевство Египет (1922—1933)

Род деятельности:

Поэт, журналист

Язык произведений:

Греческий

Константинос Кавафис (греч. Κωνσταντίνος Π. Καβάφης, 29 апреля 1863, Александрия — 29 апреля 1933, там же) — поэт из Александрии, широко признанный величайшим из всех, писавших на новогреческом языке[1]. При жизни опубликовал 154 стихотворения. Большая часть стихотворного наследия была создана Кавафисом, когда ему было уже за сорок.





Биография

Родился в семье греческих выходцев из Константинополя, отец — процветающий торговец. После его смерти семья в 1870—1877 годах жила в Англии, затем Кавафис некоторое время жил в Константинополе, Франции, Англии, с 1875 года до кончины — в Александрии. Семья разорилась. Кавафис занимался журналистикой, служил чиновником в министерстве. С 1891 года публиковал стихи лишь для узкого круга александрийских друзей. После 1903 года, когда известный греческий писатель Г. Ксенопулос напечатал о нём в афинском журнале статью «Поэт», Кавафис получил некоторую известность в литературных кругах Греции, издал две книжечки «Стихотворений» в 1904 и 1910 годах, но оставался в стороне от тогдашнего словесного канона и лишь после смерти был признан величайшим поэтом новогреческого языка.

Творчество

Его поэзия — за исключением гомосексуальной любовной лирики — подчеркнуто внесубъективна: это монологи или сценки из истории эллинистического мира на пересечении христианства и язычества, при встрече Востока и Запада, написанные лапидарно-простым языком с вкраплениями архаизмов и современной лексики. В немалой степени мировой славе Кавафиса способствовала публикация английских переводов его лирики Эдвардом Морганом Форстером в журнале «Атенеум» (1919), а позднее Т. С. Элиотом в журнале «The Criterion», которые повлияли на поэзию У. Х. Одена, Луиса Сернуды, Ч. Милоша, И. А. Бродского, других крупных мастеров середины и второй половины XX века. Фигура и стихи Кавафиса — важный сквозной мотив романной тетралогии Лоренса Даррелла «Александрийский квартет». Греческий композитор Димитрис Митропулос написал «10 инвенций на стихи К. П. Кавафиса». О поэте снят биографический фильм Я. Смарагдиса (1996).

Г. Г. Шмаков перевёл на русский язык несколько стихотворений Кавафиса; И. Бродский считал эти переводы непревзойдёнными[2]. Среди других переводчиков Кавафиса на русский язык — С. Б. Ильинская, Юнна Мориц, Е. Б. Смагина, Е. М. Солонович, И. И. Ковалёва, А. Л. Величанский.

Произведения

  • Ποιήματα (1935)
  • Άπαντα Τα Ποιήματα (2003)

Кавафис в искусстве

В 1996 году режиссером Янисом Смарагдисом был снят фильм «Кавафис» о жизни поэта.[3]

Библиография

Русская библиография

  • Кавафис, К. Лирика / Сост., вступ. ст., и примеч. С. Б. Ильинской. — М.: Художественная литература, 1984.
  • Кавафис, К. Стихотворения / Пер. с новогреч. М. Сиркель; послесл. А. Кутулас. — Таллин: Ээсти раамат, 1989.
  • Русская Кавафиана / В 3-х ч.; сост. С. Б. Ильинская. — М.: ОГИ, 2000.
  • Кавафис, К. Проза. М.: Журнал «Итака»; журнал «Комментарии», 2003.
  • Кавафис, К. Полное собрание стихотворений / Пер. с греч. — М.: ОГИ, 2011. — 504 с.

Литература о К. Кавафисе

  • Liddell R. Cavafy: A Critical Biography. London: Gerald Duckworth & Co., 1974.
  • Keeley E. Cavafy’s Alexandria: Study of a Myth in Progress. Cambridge: Harvard UP, 1976.
  • The Mind and Art of C.P. Cavafy/ Denise Harvey, ed. Athens: Denise Harvey and Co., 1983.
  • Jusdanis G. The Poetics of Cavafy. Princeton: Princeton UP, 1987.
  • Rekonstruktionen lebendiger Vergangenheit : Projektionen ins dritte Jahrtausend / Hrsg. von H.-D. Blume und C. Lienau. Münster: Lienau, 2004.
  • Ильинская, С. Б. Константинос Кавафис: На пути к реализму в поэзии XX в. — М.: Художественная литература, 1984.
  • Портрет в зеркалах: Кавафис // Иностранная литература. — 1995. — № 12.
  • Бродский, И. Песнь маятника // Он же. Письмо Горацию. — М.: Наш дом; L’Age d’Homme, 1998. — C. XVII—XXXIV.
  • Русская Кавафиана. М.: ОГИ, 2000.
  • Юрсенар, М. Критический очерк о Константине Кавафисе // Она же. Избранные сочинения. Т. III. — СПб: Изд-во Ивана Лимбаха, 2004. — C. 143—185.
  • Ковалева И. И. В мастерской Кавафиса и другие очерки поэтики греческого модернизма. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2006.

См. также

Напишите отзыв о статье "Кавафис, Константинос"

Примечания

  1. Roderick Beaton. An Introduction to Modern Greek literature. 2nd ed. Oxford University Press, 1999. P. 92.
  2. [infoart.udm.ru/magazine/nlo/n45/shtern.htm Людмила Штерн]
  3. Yannis Smaragdis; Dimitris Katalifos, Vasilis Diamantopoulos, Maya Lyberopoulou, Lazaros Georgakopoulos. [www.imdb.com/title/tt0115849/ Kavafis] (28 февраля 1997). Проверено 26 октября 2016.

Ссылки

  • [library.ferghana.ru/kavafis/main.htm Русская Кавафиана]
  • [www.stihi.ru/avtor/kavafis Эротическая поэзия Кавафиса в переводах Вланеса]
  • [magazines.russ.ru/authors/k/kavafis Кавафис в «Журнальном зале»]
  • [www.cavafy.com/index.asp The Cavafy Archive website] (англ.)
  • [cavafis.compupress.gr/index.htm A Tribute to Constantine P. Cavafy] (стихи на английском и греческом, биография, подборка ссылок) (англ.)
  • [www.greece.org/alexandria/cavafy/cavafy2.htm The Cavafy Museum, Alexandria] (англ.)
  • [www.imdb.com/name/nm1939748 К. К. в кино] (англ.)

Отрывок, характеризующий Кавафис, Константинос

Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?