Каверин, Пётр Павлович
| Пётр Павлович Каверин | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
30 сентября 1855 (61 год) |
| Место смерти |
г. Радзивилов Волынской губернии |
| Принадлежность | |
| Звание | |
| Сражения/войны |
Война шестой коалиции, |
Пётр Павлович Каверин (1794 — 1855, г.Радзивилов, ныне - г.Радивилов, Ровенской области) — русский военный деятель, полковник, участник заграничных походов 1813—1815 годов. Прослыл кутилой, лихим повесой и бретёром[1]. В память о нём взял псевдоним неоромантик Вениамин Каверин[2].
Содержание
Происхождение
Из дворян Московской губернии. Сын сенатора (а до того калужского губернатора) Павла Никитича Каверина (1763—1853), внучатый племянник влиятельной при дворе барыни Екатерины Архаровой, правнук генерала А. В. Римского-Корсакова.
Сёстры: Елена (1796—1820), замужем за надворным советником И. 3. Малышевым; Анна (1801—1854); Елизавета, с 1821 замужем за полковником М. А. Щербининым; Мария (1798—1819), замужем за тайным советником А. Д. Олсуфьевым.
Жизнь и карьера
С 1808 года воспитывался в Московском университетском пансионе. Затем продолжил образование в Московском (1809) и Гёттингенском университетах (1810—1812), числясь при этом с 1805 года актуариусом при Московском архиве Коллегии иностранных дел.
Вступил в военную службу 15 января 1813 года сотенным начальником Смоленского ополчения. С 13 мая 1813 года состоял адъютантом при начальнике ополчения генерале Вистицком, поручик с переводом в Ольвиопольский гусарский полк. С 5 февраля 1814 года состоял адъютантом у Беннигсена, за отличие в сражении получил чин штабс-ротмистра.
По окончании военных действий 16 января 1816 года переведен в лейб-гвардии гусарский полк поручиком, состоял адъютантом у графа Толя. Со 2 февраля 1819 года — штабс-ротмистр. Переведен 17 марта 1819 года в Павлоградский гусарский полк майором. Ссылаясь на нездоровье, вышел в отставку 14 февраля 1823 года подполковником.
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждёт его Каверин.
Вошёл: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток.
В этих строках из первой главы «Евгения Онегина» Пушкин наделил своего героя приятельством с Кавериным, которое он сам водил с 1816 года до высылки на юг[3]. Как и многие другие ветераны заграничных походов, Каверин в это время высказывал широкие либеральные взгляды, до 1821 посещал собрания «Союза благоденствия»[4]. В 1817 году юный поэт адресовал старшему приятелю два стихотворения — «Забудь, любезный мой Каверин» и «В нём пунша и войны кипит всегдашний жар…» — в которых создал романтический образ гусара Каверина как «повесы», «шалуна», «мучителя красавиц», вечно томимого «скифскою жаждою»[5].
Помимо Пушкина, из литераторов в круг общения Каверина входили также Грибоедов, Вяземский, Николай Тургенев (их отношения описываются как «порыв экзальтированной геттингенской дружбы, почти влюблённости»[5]). Молва о его гусарских проказах дошла поколение спустя до Лермонтова, который в «Герое нашего времени» приводит следующую присказку «одного из самых ловких повес прошлого времени, воспетого некогда Пушкиным»[6]:
|
Где нам дуракам чай пить, да ещё со сливками. | 
|
По воспоминаниям родственников, даже после запрета на тайные общества Каверин продолжал относиться к масонству «со слепым доверием»[7]. Выйдя в отставку, он погрузился в пучину онегинской хандры: «Ежели встретитесь с нашими общими знакомыми, обо мне и о моем счастии или заблуждении — прошу ни слова, — писал он Теплякову, своему знакомому по масонской ложе. — Моё существование кончилось, и я живу не знаю для чего, ничего не желая, в туманном сне воспоминаний; счастие, приятности меня давно забыли, и я об них знаю, как об азбуке, по которой меня читать учили»[8].
Пробыв в отставке три года, Каверин вновь вступил на службу 11 сентября 1826 года майором в Санкт-Петербургский драгунский полк, откуда 23 мая 1827 года переведен в Курляндский драгунский полк. Принимал участие в войне с турками, находился во многих сражениях, подавлял восстание в Польше. Повторно вышел в отставку 5 января 1836 года полковником.
Ввиду стеснённых материальных обстоятельств 11 апреля 1838 года поступил в пограничную стражу и был назначен командиром Волынской пограничной бригады. По службе жил в г. Радзивилове (ныне город Радивилов Ровенской области Украины), где и умер 30 сентября 1855 года. Там же доживал своей век и его отец с женой.
Кладбищенская церковь Св. Павла Фивейского в Радивилове была сооружена в 1856 году вдовой Павла Никитича — Евдокией Кавериной. Здесь и был похоронен П. П. Каверин, рядом с отцом. Захоронения не сохранились.[9]
Напишите отзыв о статье "Каверин, Пётр Павлович"
Примечания
- ↑ [www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=6822 Каверин Петр Павлович]
- ↑ [www.mosedu.ru/хронограф/1648 mosedu.ru Вениамин Александрович Каверин. Биография]
- ↑ Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л.: Наука, 1989. С. 175—176.
- ↑ Каверин Петр Павлович // Деятели революционного движения в России : в 5 т. / под ред. Ф. Я. Кона и др. — М. : Всесоюзное общество политических каторжан и ссыльнопоселенцев, 1927—1934.</span>
- ↑ 1 2 Вацуро В. Э. К биографии В. Г. Теплякова // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983. — Т. 11. — С. 192—212.
- ↑ Вацуро В. Э. Каве́рин // Лермонтовская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1981. С. 212.
- ↑ Щербачев Ю. Н. Приятели Пушкина М. А. Щербинин и П. П. Каверин. С. 53.
- ↑ Русская старина, 1896, № 2, с. 428, 429—430.
- ↑ [www.radyvyliv.info/pro-shho-rozpoviv-radivilivskij-shhodennik-160-richnoї-davnosti.html Про що розповів радивилівський щоденник 160-річної давності | Радивилів .info]
</ol>
Литература
- Щербачев Ю. Н. Приятели Пушкина М. А. Щербинин и П. П. Каверин. Москва, 1913.
Отрывок, характеризующий Каверин, Пётр Павлович
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
