Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кавказская пленница»)
Перейти к: навигация, поиск
Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика
Жанр

кинокомедия

Режиссёр

Леонид Гайдай

Автор
сценария

Яков Костюковский,
Морис Слободской,
Леонид Гайдай

В главных
ролях

Наталья Варлей,
Александр Демьяненко,
Фрунзик Мкртчян,
Владимир Этуш,
Георгий Вицин,
Евгений Моргунов,
Юрий Никулин

Оператор

Константин Бровин

Композитор

Александр Зацепин

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм». Творческое объединение «Луч»

Длительность

77 минут

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1966

IMDb

ID 0060584

К:Фильмы 1966 года

«Кавка́зская пле́нница, или Но́вые приключе́ния Шу́рика» — кинофильм Леонида Гайдая, снятый в 1966 году. Второй фильм с Шуриком в качестве главного персонажа и последний фильм (из тех, что снял Леонид Гайдай) с участием тройки Трус — Балбес — Бывалый (Вицин — Никулин — Моргунов).

Премьера картины состоялась в Москве в понедельник 3 апреля 1967 года одновременно в 53 столичных кинотеатрах.





История создания

Видя популярность «Операции „Ы“», Яков Костюковский и Морис Слободской подали 15 июня 1965 года заявку в «Мосфильм» на съёмку нового фильма — продолжения приключений Шурика. Сценарий нового фильма назывался «Шурик в горах» и состоял из двух частей: первая из них («Кавказская пленница») повествовала о студентке Нине, приехавшей к родственникам на Кавказ, где её похищает местный начальник Охохов, Вторая часть — «Снежный человек и другие» — повествовала о научной экспедиции, ищущей в горах снежного человека, за которого выдавали себя Трус, Балбес и Бывалый с целью скрыться от милиции. В итоге Шурик и Нина должны были их разоблачить. 26 октября, когда сценарно-редакционная коллегия собралась вновь, сценарий вращался уже лишь вокруг похищения девушки. Данная версия сценария была утверждена[1].

Несмотря на это, возникли некоторые сложности с актёрами. Юрий Никулин и Евгений Моргунов считали многое в сценарии натянутым и на этом основании изначально отказались участвовать в съёмках. Впрочем, режиссёру фильма, Леониду Гайдаю, удалось их переубедить, обещая совместно переделать сценарий в сторону улучшения[1]. На роль Нины долгое время не могли найти подходящую актрису — пришлось провести более 500 фотопроб. В итоге выбор остановили на Наталье Варлей.

Ввиду того, что до начала карьеры актрисы она работала в цирке канатоходкой, ей хорошо давались трюковые сцены. Однако в её случае проблему составляли игровые сцены из-за отсутствия актёрских навыков[1]. В случае Саахова возникли расхождения во взглядах на образ персонажа между Леонидом Гайдаем и исполнявшим роль Саахова Владимиром Этушем. Если Этуш воспринимал своего персонажа всегда серьёзным человеком, в частности, не понимающим, как могли отвергнуть его ухаживания и облить вином, то Гайдай хотел сделать гротескный образ[1].

В процессе разработки сценарий многократно изменялся цензурой. Так, пришлось видоизменить фразу Труса «Да здравствует советский суд, самый гуманный суд в мире!» на «Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!», так как первый вариант посчитали издевательством над советским судом. Также пришлось вырезать заставку, в которой Бывалый пишет на заборе «Х», Балбес приписывает «У», а после появления милиционера Трус дописывает «дожественный фильм»[1].

И хотя пробный показ ещё не утверждённого Госкино фильма имел огромный успех, тем не менее, выпускать картину в прокат не решались. Однако фильм посмотрел Леонид Ильич Брежнев и поблагодарил за хорошую кинокомедию, что решило судьбу фильма[2]. В итоге в прокате 1967 года фильм занял первое место, и за год его посмотрело 76,54 млн зрителей[1].

Сюжет

Шурик, ранее известный по фильму «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» как студент Политехнического института, приезжает на Кавказ уже в качестве фольклориста, чтобы изучать старинные обряды и обычаи, «сказки, легенды, тосты». Передвигаясь по горной дороге на осле, он видит девушку. Заупрямившийся было осёл пошёл за ней как привязанный. Одновременно двинулся и заглохший на дороге старый больничный ГАЗ-55, управляемый шофёром Эдиком. Девушка Нина — «студентка, комсомолка, спортсменка и, наконец, просто красавица» — приехала на каникулы к дяде. Её дядя Джабраил — шофёр местного функционера и заведующего райкомхозом, товарища Саахова, которому Нина сразу приглянулась.

Трезвеннику Шурику из фольклора главным образом предлагаются тосты, потому на торжественное открытие местного ЗАГСа он появляется пьяным и срывает мероприятие. Однако в милиции товарищ Саахов берёт под покровительство незадачливого фольклориста и называет поступок Шурика несчастным случаем на производстве.

Товарищ Саахов решает жениться на Нине и договаривается с её дядей о покупке невесты за 20 баранов, импортный (финский) холодильник «Розенлев» и почётную грамоту. Согласия Нины никто не спрашивает — участники сговора намекают на местную традицию. Они принимают решение о её похищении, и выполнить это должны мелкие жулики Трус, Балбес и Бывалый. Но рядом с Ниной всегда находится Шурик. Тогда у товарища Саахова появляется идея: совершить похищение с помощью Шурика, выдав его за старинный обычай.

В ресторане Джабраил встречается с Шуриком, рассказывая о старинном обряде «похищения невесты». Ничего не подозревающий Шурик соглашается принять участие в нём. Нина находится в туристическом походе. Шурик похищает её с места стоянки отряда и в спальном мешке передаёт Трусу, Балбесу и Бывалому. Однако вскоре он узнаёт, что участвовал не в обряде, а в преступлении, и бежит в милицию. По дороге он встречает Саахова, который предлагает ему пойти прямо к прокурору.

Саахов и Шурик приходят к дому, в котором пышно празднуются именины и где собрался весь город. Гостям наливают вина. Расчёт товарища Саахова осуществился: бригада Скорой помощи забирает Шурика в полной отключке, Саахов выдаёт его за хронического алкоголика, и Шурика с диагнозом белая горячка увозят в психиатрическую лечебницу.

В это время на даче Саахова похитители запирают Нину в комнате, окружив её, однако, всеми удобствами. Нина пытается сбежать, но когда обнаруживает своего дядю в числе похитителей, сама запирается в комнате и объявляет бойкот. Товарищ Саахов, нетерпеливый жених, сделав попытку поближе познакомиться с «невестой», вышел из комнаты, облитый вином. Джабраил и Саахов уезжают, оставляя троицу следить за Ниной.

Шурик понимает, что инициатором похищения был товарищ Саахов, и решает помочь Нине. С помощью пациентов ему удаётся убежать из больницы. По дороге он встречает Эдика на грузовике и берёт его в помощники. Они отправляются на дачу под видом врачей санэпедстанции и в качестве прививок от ящура вкалывают троице снотворное. Шурик поднимается в комнату к Нине. Но она, считая его одним из похитителей, ударяет подносом по голове, выпрыгивает из окна и уезжает на грузовике.

Начинается погоня, в результате которой Трус, Балбес и Бывалый догоняют Нину, но под действием снотворного засыпают. Догнав машину с уснувшими похитителями, Шурик приводит в чувство находящуюся в обмороке Нину, развязывает её, но, получив пощёчину, снова связывает и целует.

Ночь на загородной даче. Товарищ Саахов в нижнем белье дремлет перед телевизором. Внезапно появляются Нина, Шурик и Эдик, переодетые «кавказскими джигитами». Они выдают себя за оскорблённых братьев Нины. Саахов пытается бежать, но получает заряд соли в зад. Далее товарищ Саахов, дядя Джабраил и троица подельников сидят на скамье подсудимых.

В финальном эпизоде Шурик сажает Нину на маршрутное такси и едет вслед на своём осле.

В ролях

В эпизодах

Административная группа

  • Авторы сценария:
Оригинальный текст — Морис Слободской
Либретто — Яков Костюковский
Версия для кино — Леонид Гайдай
Тексты песен — Леонид Дербенёв (в титрах: «Текст песни Л.Дербенева»)
Редактор — Анатолий Степанов
  • Режиссура
Режиссёр-постановщик: Леонид Гайдай
Режиссёр — И.Битюков
  • Операторская работа
Оператор-постановщик: Константин Бровин
Оператор — Е. Гуслинский
Операторы комбинированных съёмок — И.Фелицын, В.Севастьянов
Звукооператор — В. Крачковский
Монтаж — В. Янковский

Музыка:

Композитор: Александр Зацепин
Дирижёр: Эмин Хачатурян
Вокал — Аида Ведищева, Юрий Никулин, Георгий Вицин, Евгений Моргунов
  • Художественная часть
Художник-постановщик — Владимир Каплуновский
Художник: Н. Абакумов
Художник комбинированных съёмок — А.Клименко
Гримёр: Н. Митюшкина
Костюмер: Н. Шимилис
Директор картины: Абрам Фрейдин

Гонорары

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Согласно бухгалтерским документам съёмочной группе фильма удалось снять картину с экономией денежных средств в сумме 25 313 рублей, что являлось значительной суммой по тем временам (Волга ГАЗ-21 в 1961 году стоила 5100 рублей). Создатели фильма получили за работу следующие гонорары (в порядке уменьшения):

  • Леонид Гайдай — 6140 руб. (4140 руб. за съёмки плюс 2000 руб. за сценарий);
  • Александр Демьяненко — 5220 руб. (74 съёмочных дня, 10 дней озвучания);
  • Юрий Никулин — 4238 руб. (43 съёмочных дня, 6 — озвучание);
  • Георгий Вицин — 3389 руб. (34 съёмочных дня, 5 — озвучание);
  • Евгений Моргунов — 1979,50 руб. (29 съёмочных дней, 5 — озвучание);
  • Владимир Этуш — 1800 руб. (24 съёмочных дня, 6 — озвучание);
  • Наталья Варлей — 1219,24 руб. (Надежда Румянцева за озвучание роли в течение 7 дней получила 237,50 руб.);
  • Руслан Ахметов — 1031,78 руб. (31 съёмочный день, 6 — озвучание);
  • Фрунзик Мкртчян — 939 руб. (24 съёмочных дня, 4 — озвучание);
  • Нина Гребешкова — 279,40 руб. (5 съёмочных дней, 7 — озвучание);
  • Михаил Глузский — 194,80 руб. (2 съёмочных дня, 2 — озвучание).

25 января 1967 года Л. Гайдай и директор фильма А. Фрейдин обратились к руководству киностудии с просьбой выплатить постановочное вознаграждение создателям картины. В список тех, кому полагалось вознаграждение, попало 16 человек. Среди них были: Л. Гайдай (8000 руб. — общая сумма за фильм), К. Бровин (3000 руб.), Н. Варлей (450 руб.), В. Этуш (450 руб.), Г. Вицин (450 руб.), Ю. Никулин (450 руб.), Ф. Мкртчян (200 руб.) Моргунов, имевший натянутые отношения с Гайдаем, в этот список не попал.

Съёмки

Несмотря на название фильма и созданные в нём образы, большая часть фильма была снята не на Кавказе, а в Крыму.

Основные места съёмок: центр города Алушта и долина Привидений у подножия Демерджи. Кроме этого, в фильме встречаются эпизоды, снятые в городе Симферополь (психбольница), на вершине Ай-Петри (остановленный Шуриком автомобиль с Ниной) и на Кавказе, в Адлерском районе Сочи на реке Мзымта (горная река, в которой Нина спасает Шурика, и пропасть из окна комнаты Нины).[3][4]

Факты о фильме

  • Фамилия Саахов для героя Владимира Этуша была изменена почти перед съёмками. В сценарии этого персонажа зовут Охохов, на что косвенно указывают как минимум два факта:
    • Фраза Джабраила в сцене «разговора» с Ниной: «Или выйдешь отсюда женой товарища Саах… Ах, какого жениха!» (в оригинале: «Или выйдешь женой товарища Ох… Ох, какого жениха!»).
    • На 17 минуте фильма демонстрируется табличка на двери кабинета «Заведующий Райкомхозом тов. Саахов Б. Г.», причём видно, что слово «Саахов» написано на наклеенной поверх таблички бумаге.

Однако в Министерстве культуры оказался высокий номенклатурный работник с фамилией Охохов, потребовавший немедленно поменять имя отрицательного героя. Кроме того, в то время председателем Совмина Кабардино-Балкарской АССР был Асланби Ахохов. Но и фамилию «Саахов» также потребовали изменить — в партийной организации «Мосфильма» нашёлся большой чиновник с фамилией Сааков[5]. Юрий Никулин случайно рассказал об этом министру культуры, Екатерине Фурцевой, на что та рассердилась:

А если бы его назвали Ивановым? У нас в Минкульте — 180 Ивановых! И что теперь? Дурака нельзя называть Ивановым? Оставить как есть![6]
  • Реплику Джабраила «Между прочим, в соседнем районе жених украл члена партии!» хотели убрать, но вместо этого вложили в уста Юрия Никулина[7].
  • Во время совещания в доме Джабраила после реплики Труса «Вы даёте нереальные планы!» Балбес подхватывает — «Это как его… волюнтаризм!», на что следует гневная отповедь Джабраила:
В моём доме не выражаться!

Дело в том, что одной из причин снятия Хрущева, случившегося за год до этого, было обвинение в волюнтаризме, и это слово было одним из главных политических ругательств того времени. Тот факт, что реплика не была убрана из фильма после просмотра его Брежневым, может свидетельствовать, что шутка ему понравилась.

  • Первоначально слова «Песенки о медведях» были такие:

Где-то на белой льдине,
Там, где всегда мороз,
Чешут медведи спины
О земную ось.

Однако по настоянию худсовета («у них что, блохи?») первая строчка была изменена: «Где-то на белом свете», а третья стала такой: «Трутся спиной медведи…»[7][8].

  • Авторы «Песенки о медведях» композитор Александр Зацепин и поэт Леонид Дербенев рассказывали о том, что Леонид Гайдай несколько раз заставлял их переделывать эту песню, но в итоге им очень точно удалось передать настроение твистующего поколения 60-х[9].
  • В песне «Если б я был султан» второй куплет («Зульфия мой халат гладит у доски…») звучит за кадром, так что слова трудно разобрать, а первоначальный третий куплет — «Если все три жены мне нальют по сто[10], итого триста грамм — это кое-что…», — в фильм вообще не вошёл. Полная версия эпизода песни была показана по телевидению в «Голубом огоньке» 1966 года, часть «Сказки русского леса»[7].

  • В сцене с пивом трезвеннику Георгию Вицину пришлось выпить целую кружку настоящего пива. Вначале Вицин категорически отказался от пива и потребовал настой шиповника, но шиповник в кадре выглядел неубедительно из-за отсутствия шапки пены[11].
  • В сцене, где Евгений Моргунов учит танцевать твист, он произносит фразу:

«Это же вам не лезгинка, а твист! Показываю всё сначала. Носком правой ноги вы как будто давите окурок… Второй окурок давите носком левой ноги… Теперь оба окурка вместе».

Эта фраза заимствована у известного американского певца, популяризатора твиста Чабби Чекера, и в оригинале звучит следующим образом:

«Просто представьте, что вытираете салфеткой зад и одновременно обеими ногами давите окурок».

  • Автомобиль, на котором ездила троица Трус, Балбес и Бывалый — «Adler Trumpf», он выпускался в Германии с 1932 по 1939 год, имел привод на передние колёса и двигатель объёмом 1,6 л мощностью 48 л. с.[12] Эта машина была собственностью Юрия Никулина[13][14] и на момент съёмок была основательно переделана: все агрегаты на ней были установлены от «Москвича-407» (в финале погони на колёсном колпаке автомобиля можно разглядеть надпись «ЗМА»).
  • Автомобиль, на котором ездил шофёр Эдик, является довоенным шасси с кустарно исполненным кузовом, напоминающим по внешнему виду санитарный автомобиль ГАЗ-55, начало производства которого приходится ещё на довоенный период (1938—1950 годы выпуска). В период, когда снимался фильм, такие автомобили встретить на улицах советских городов было уже практически невозможно[15].
  • Автомобиль, на котором в конце фильма уезжает Нина — мелкосерийный микроавтобус «Старт» со стеклопластиковым кузовом.
  • В сцене исполнения песни «Если б я был султан…» на даче Саахова, показана комбинированная телерадиоустановка «Кристалл-104». Она объединяла в общем корпусе телевизор с экраном 53 см по диагонали, всеволновый радиоприёмник высшего класса, электропроигрыватель и магнитофон. Выпускал эти аппараты Московский телевизионный завод в 1958—1959 гг. очень небольшой серией (несколько сот штук).[16]
  • Дерево, с которого Никулин бросался недозрелыми грецкими орехами («Орех Никулина») и большой прямоугольный камень из другого фильма Гайдая — «Спортлото-82», который обходит Сан Саныч, находятся на расстоянии всего нескольких метров друг от друга[17], а камень, на котором Варлей танцевала твист — примерно в 80 метрах от этого места.
  • Фразу Никулина «Бамбарбия! Кергуду!» использовали Юрий Стоянов и Илья Олейников в 1992 году для названия своего юмористического сериала «Кергуду» — прообраза передачи «Городок».

Влияние на массовую культуру

Появление героев в музыкальных фильмах

В 1996 году вышел музыкальный телефильм «Старые песни о главном 2» в котором Александр Демьяненко и Наталья Варлей заново исполнили роли Шурика и Нины в одной из сцен. А уже в 2006 году в телефильме «Первый Скорый» Нина в исполнении Натальи Варлей встретилась с товарищем Сааховым в исполнении Владимира Этуша.

Ремейк

В 2014 году вышел ремейк фильма под названием «Кавказская пленница!». Фильм стал одним из самых сильных провалов в истории российского кино. При бюджете 3,5 млн долларов сборы в кинотеатрах составили 180 тыс. долларов. По рейтингу сайта kinopoisk.ru фильм набрал 1,1 балл из 10 возможных и входит в число худших фильмов за всю историю.[18]

См. также

Напишите отзыв о статье "Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Мусский, Игорь Анатольевич. 100 великих отечественных кинофильмов. — М., 2005. — ISBN 5-9533-0863-9.
  2. Варшавчик, Сергей. [ria.ru/analytics/20120401/611745327.html "Кавказскую пленницу" спас Брежнев.]. РИА Новости (4 января 2012). Проверено 3 июня 2012. [www.webcitation.org/688Qa3N9s Архивировано из первоисточника 3 июня 2012].
  3. [www.krimoved.crimea.ua/move_kp.html Места съемок фильма "Кавказская пленница"].
  4. [fishki.net/1331452-istorija-sozdanija-filma-kavkazskaja-plennica.html История создания фильма «Кавказская пленница»].
  5. [pressa.irk.ru/kopeika/2006/01/004002.html «Кавказской пленнице» — 40 лет].
  6. Артур МЕХТИЕВ [akazak.ru/tvorchestvo-moix-druzej/qintervyuq-azara-mextieva/89-vladimir-etush-lnachalnik-goskino-nam-skazal-lkavkazskaya-plenniczar-vyjdet-na-ekran-tolko-cherez-moj-trupr.html?tmpl=component&print=1&page= Владимир Этуш: «НАЧАЛЬНИК ГОСКИНО НАМ СКАЗАЛ: „КАВКАЗСКАЯ ПЛЕННИЦА“ ВЫЙДЕТ НА ЭКРАН ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ МОЙ ТРУП!..»] // 21 сентября 2009
  7. 1 2 3 Анна ВЕЛИГЖАНИНА [kp.ru/print/article/23781.3/57921 «Кавказская пленница» без купюр]//Комсомольская правда,28.09.2006
  8. Елена Бабкина [www.gorodfm.ru/broadcast/broadcast.124/date.20050610/ «Кавказская пленница». Часть 1] — передача «Трейлер» //Город FM,10.06.2005
  9. В.Марочкин, Н.Сычева, А.Игнатьев. Песни нашего поколения. Шестидесятые. — Феникс, 2010. — С. 153.
  10. Вариант — „Разрешит мне жена каждая по сто“.
  11. www.1tv.ru/documentary/print/fi=7107 Первый канал
  12. [www.lomakovka.ru/Adler.html Адлер — красная машина из фильма «Кавказская пленница»]
  13. [www.afp.com.ua/avtotema/Avtomobilniy_mir_sovetskogo_kinematografa/ Автомобильный мир советского кинематографа]
  14. [auto.fishki.net/comment.php?id=175350 Автомобиль из Кавказской пленницы]
  15. [www.tramvision.ru/bonus/kp.htm Машины в фильме «Кавказская пленница»]
  16. [www.rw6ase.narod.ru/000/tw/kristall104.html Комбинированная установка ''Кристалл-104'']
  17. [www.krimoved.crimea.ua/history18.html Камень Варлей, орех Никулина и ослица Люся]
  18. [yandex.ru/yandsearch?lr=21276&text=%D0%9A%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%9F%D0%BE%D0%B8%D1%81%D0%BA%3A%20%22%D0%9A%D0%B0%D0%B2%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%B0!%22 «Кавказская пленница!»] // КиноПоиск.ру

Ссылки

  • «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика» (англ.) на сайте Internet Movie Database  (Проверено 10 февраля 2015)
  • [www.kp.ru/print/23781.3/57921/ Кавказская пленница без купюр] // Комсомольская правда — 28 сентября — 5 октября 2006. — № 144-т/39 (23781-т).
  • [www.nashfilm.ru/sovietkino/369.html Кавказская пленница — как создавали кинохит]
  • [crif.in.ua/К/Кавказская_пленница Рецензия] на сайте «Кино снятое в Крыму»
  • [cinema.mosfilm.ru/films/film/1960-1969/kavkazskaya-plennitsa-ili-novie-priklyucheniya-shurika/ Фильм «Кавказская пленница»] на сайте «Мосфильма»

Отрывок, характеризующий Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика

– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.