Кавос, Катерино Альбертович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Катерино Альбертович Кавос
Основная информация
Профессии

композитор

Катерино Альбертович Ка́вос (при рождении Катарино Камилло Кавос, итал. Catarino Camillo Cavos; 30 октября 1775, Венеция — 28 апреля (10 мая) 1840, Санкт-Петербург) — итальянский и российский композитор, дирижёр, органист и вокальный педагог. Сыграл видную роль в развитии российской культуры.





Биография

Происходит из старинной венецианской семьи, отец — Джованни Кавос — директор Театро Фениче (La Fenice) в Венеции. По другим источникам, отец был венецианским хореографом[1]. Учился у прославленного педагога Ф. Бьянки[2], профессора капеллы св. Марка[3].

В 12 лет юный Катерино Кавос сочинил первое хоровое произведение — кантату на прибытие императора Леопольда II в Венецию. В 14 лет он, приняв участие в конкурсе и оказавшись лучшим среди нескольких претендентов, был назначен на должность органиста собора Святого Марка[3], но добровольно уступил эту работу своему сопернику, пожилому человеку, обремененному многочисленным семейством и крайне нуждавшемуся[2]. Этого благородства Кавос не утеряет никогда, и спустя столетия его будут вспоминать не только как великого музыканта, но и как великодушного добропорядочного человека, и благодарность к нему останется навсегда.

В эти годы он сочинял произведения, среди которых получили известность большая кантата по случаю заключения мира в Кампо-Формио (1797 г.), по которому Венеция присоединялась к Австрии, и музыка к балету «Сильфида»[3]. Какое-то время молодой музыкант работал репетитором у своего отца при оперной труппе, при этом не оставляя сочинительства. И был приглашен капельмейстером и балетным композитором в Падую, затем работал учителем музыки в Венеции и поступил на должность капельмейстера в труппу Астарити[2][4]. К этому времени он уже был женат на итальянской оперной певице Камилле Бальони (Baglioni)[5].

О том, как Катерино Кавос попал в Россию, есть несколько вполне заслуживающих доверия версий.

По одной из них, после падения Венецианской республики (1797) Катерино Кавос эмигрировал в Германию. Он уже был известным, хоть и начинающим композитором, когда в 1797, во время пребывания в Германии, он встретил соотечественника антрепренёра Антонио Казасси, содержавшего итальянскую оперу в Петербурге, и, по его приглашению уехав в Россию, поступил там в его труппу капельмейстером, но с 1 апреля 1799 г. стал директором[3]. Музыкальный словарь рассказывает, что в конце 1797 года вся труппа Дженнаро Астарити (или в другом написании Астаритта или Астарита), где работал Кавос, была приглашена в Петербург директором Императорских театров, кн. Н. Юсуповым[2]: труппа Итальянской оперы Ж. Астаритты — А. Казасси выступала в Санкт-Петербурге в 1796—1806 гг. (с перерывами)[6]. По другим источникам, в Россию он прибыл в 1798 году[7].

С 1799 (по другим данным, 1797 или 1798) года начинается его деятельность в Петербурге, куда он прибыл как капельмейстер итальянской труппы Ж. Астаритты, а его жена Камилла Бальони — как певица этой же[5]. Европейские труппы при императорских театрах в России были недолговечными, Павел I собственноручно распустил труппу Астарити и ещё несколько, но, правда, она возродились вновь или на их месте оказывались другие, тоже европейские, прибывшие из Европы. Катарино Кавос перешёл во французскую труппу, где сочинил музыку к нескольким опереттам[3]. Осенью 1798 году были приглашен в русскую труппу императорских театров[2].

Во главе оперной труппы

Сразу по восшествии на престол императора Александра I оживилась общественная жизнь в России, которая при Павле была подавлена; а вместе с её подъёмом оживилась культура, в том числе театральная. Огромную роль в этом подъёме театра играл К. А. Кавос[7]. С 1803 он был назначен капельмейстером итальянской и русской оперных трупп и одновременно музыкальным педагогом в театральном училище. В 1806 году от работы в итальянской труппе он был освобождён, но зато на него было возложено управление всей русской оперой, а кроме того в его обязанность входило сочинение музыки для трёх императорских трупп: русской, итальянской и французской[2].

В то время, когда во главе русской оперный труппы в Петербурге стоял К.Кавос, там же возглавлял балетную часть — Ш.Дидло[8]. Двум этим выдающимся деятелям во многом обязана Россия в развитии театрального искусства. В их содружестве было поставлено несколько балетов: Кавос сочинял музыку, а Дидло разрабатывал сюжеты и хореографию[2].

Большую часть работы Кавоса занимала работа с певцами. Он занимался не только с учащимися театральной школы, но отдавал много времени поискам новых талантов и брался сам за их обучение. Большинство певиц и певцов было малообразовано, многие даже не знали нот[4].

Кавосу принадлежит авторство ряда реформ в русском оперном театре, в частности, по его настоянию в 1803 г. русская оперная труппа была отделена от драматической[7].

Сменив в должности главного капельмейстера императорских театров С. И. Давыдова, Кавос принял и работу по редактированию для русской сцены европейских опер. Среди его работ той поры оперы «Les trois sultanes» («Три султанши») и «Les trois bossus» («Три брата горбуна»), причём опера «Три брата горбуна» стала первым представлением на русском языке и не сходила с репертуара 20 лет[4]. Совместно с С. Давыдовым они сделали начатый в 1803 году оперный цикл с продолжениями к опере-зингшпиль Фердинанда Кауэра «Дунайская русалка» («Das Donauweibchen») по пьесе «Дунайская нимфа» Карла Генслера. В русской переделке опера называлась «Днепровская русалка»; драматургическая переделка Николая Краснопольского[9][10][11].

В течение 1811—1829 гг. Кавос, помимо преподавания в Императорском театральном училище, стал учителем музыки в Смольном институте[4]; в 1821 году он получил там должность инспектора; преподавал также в Санкт-Петербургском Благородном пансионе, а в 1832 году стал директором всех оперных Императорских оркестров. Его жалованье составляло в 1832 году 21000 руб.[2]

Весной 1840 года в 64 года Катарино Кавос заболел и впервые получил отпуск и возможность выехать за границу. Но болезнь прогрессировала, воспользоваться отпуском он не успел. В его похоронах принимали участие все оперные оркестры, которыми он заведовал, оркестры и певцы исполнили реквием Керубини.

Композиторская деятельность

В течение своей деятельности в России Кавос написал музыку к 32-м русским оригинальным операм и к 6-ти переводным, много водевилей и балетов, кантат, интермедий, полонезов и т. п.[3]. Кавос сочинил до 30 опер, 6 балетов, очень много водевилей, хоров, песен. Некоторые балеты сочинены Кавосом в сотрудничестве с учениками Туриком, Сушковым и Шелиховым[4].

Живя в России и всё больше интересуясь её историей, Кавос обратился к национальной русской музыке. Сюжеты в его произведениях все больше и всё чаще приобретают национальный характер. Первой русской оперой Кавоса стала опера «Князь-Невидимка, или Личарда-волшебник» (текст Лифанова, Придворный театр, 1805)[2]. Эта опера состояла из 6 актов и длилась более 7 часов[3] — такая длительность в то время не была чем-то особенным: представления длились долго — они были рассчитаны на праздную аристократическую публику. Первая её постановка прошла 5 мая 1805 г., а через неделю, 12 мая, опера в несколько сокращённом варианте была представлена императорскому семейству, вызвав весьма положительную реакцию[3]. Затем последовали другие произведения, среди которых: «Илья-Богатырь» (либретто Ивана Крылова, пост. 1807 г., этой опере выпала честь быть в течение 20 лет необходимой принадлежностью всех официальных торжеств[2]), «Добрыня Никитич», «Жар-Птица» (либретто князя Александра Шаховского), «Светлана» и другие. Наряду с работой в опере, Кавос писал музыку и к балетам: «Амур и Психея» (1809), «Ополчение, или Любовь к отечеству» И.Вальберха и Огюста о патриотизме русского народа в Отечественной войне 1812 года (постановка 1813 г.[12]; особое место занимает балет «Кавказский пленник, или Тень невесты» по Александру Пушкину, где он обратился к творчеству великого русского поэта (постановка Ш.Дидло, Большой Каменный театр, Петербург, 1823 г.; в 1827 году постановка прошла в Москве в Большом театре[13]), и др.

Помимо былинных и сказочных сюжетов предметом его творчества становится и история России. Появляются его оперы: «Крестьяне», поставленная в 1814 г. и изображавшая русскую патриотическую готовность умереть за веру и царя; «Сокол князя Ярослава», «Откупщик Бражкин», «Юность Иоанна III», «Иван Сусанин» — эта последняя опера пользовалась заслуженным успехом и считается лучшей из опер Кавоса. Это — наиболее значительное произведение Катерино Кавоса. Значение этой оперы очень важно для русской музыкальной истории — она оказалась предтечей нового русского направления и среди прочего одноимённой оперы М. И. Глинки[2][14].

Опера «Иван Сусанин»

Опера «Иван Сусанин» занимает главное место в творчестве Кавоса. Это была первая попытка создания историко-героической русской оперы и потому имеет особое значение. Это двухактная опера[2]. Текст был написан князем А. А. Шаховским. Сюжет обращён к реальным событиям в истории России XVII века, к подвигу крестьянина Ивана Осиповича Сусанина[15]. Обращение к русской истории было неслучайным. Россия стала для Кавоса второй родиной. «Подвиг крестьянина Ивана Сусанина, который завёл вражеский отряд поляков в непроходимую чащу и погиб, часто эксплуатировался литературой. …победа над Наполеоном всколыхнула народное самосознание, пробудила интерес к собственной истории, победам и поражениям предыдущих войн. К образу героя-аристократа постепенно стал приближаться образ народного героя. Идеально на эту роль подходил Иван Сусанин, народный герой русско-польской войны XVII века», — пишет музыкальный критик Виктор Коршиков[16][17], объясняя причины, побудившие обратиться к теме. Опера была поставлена в Петербургском Большом Каменном театре 19 октября 1815 года.[4][12]

Однако драматически образы в опере Кавоса были достаточно просты и схематичны, но по музыкальной части она делала огромный шаг вперед: впервые была дана развёрнутая полифоническая обработка для хора и оркестра русской народной песни (ария «Не бушуйте, ветры буйные»)[18].

Аналитическому разбору этого произведения Кавоса посвящена статья музыкального исследователя Виктора Коршикова [sauserful.livejournal.com/256019.html «Два „Ивана Сусанина“»][19]:

«В хоровой песне крестьян „Не бушуйте, ветры буйные“ чувствуется начало того русского хорового стиля, который был впоследствии использован Глинкой, Римским-Корсаковым и Бородиным и достиг зенита у Модеста Мусоргского. В этом фрагменте были использованы принципы народных подголосков, а басы, которые прежде считались орнаментом для хора, вели основную мелодию. Случай уникальный для начала XIX века. Вообще наиболее яркие исполнения в опере Катерино Кавоса были именно хоровые. <…> Написана была первая русская опера в стиле французской „опера комик“ — диалоги занимали почти столько же места, сколько и музыка. Шаховской изменил финал: его Сусанин не умирает смертью героя, а блуждает с польским отрядом по лесу от дерева к дереву в разных концах сцены и ждёт, когда явится русский отряд, убьёт поляков и освободит его. Сусанин Шаховского сам объясняет свой подвиг односельчанам по ходу дела так: „По лесу с гостями я буду гулять, а вам нужно русский отряд подозвать. Все русские воины поляков убьют, а после меня к вам домой доведут“. Так оно в конце концов и случилось. И довольные селяне поют хвалу соседу, нагулявшемуся с доброжелательными гостями по просторам сцены»[17].

«Конечно, — замечает автор далее, — столь наивная трактовка образов и героев, и врагов не могла удовлетворить проснувшееся в России чувство патриотического самосознания, она не достигала ожидаемого трагедийного пафоса. Поэтому можно сказать, что нового музыкального творения на ту же тему уже ждали».[16][17]. Этим новым музыкальным творением стала опера с аналогичным названием молодого композитора Михаила Глинки. Кавос не только согласился принять к постановке новую оперу, которая явно конкурировала с его собственной[2], но и стал её первым дирижером; эта постановка прошла 9 декабря 1836 г. и стала последней для К.Кавоса[4]. И при этом он вовсе не собирался снимать с репертуара своё произведение. Обе оперы, не мешая друг другу, шли на одной сцене. Более того, некоторые актёры исполняли одни и те же партии в разных спектаклях. До середины XIX века обе оперы постоянно исполнялись на столичных сценах, а в 50-х годах произведение Кавоса пользовалось даже большей популярностью, чем опера Глинки. Одним из актёров, участвовавших в обеих постановках, был Осип Петров, ученик Кавоса. В обоих спектаклях с одинаковым сюжетом он исполнял одну и ту же роль главную партию Ивана Сусанина и прославился исполнением в обеих постановках.

В начале ХХ века в некоторых театрах было несколько попыток восстановить оперу Кавоса, однако все они оказались тщетны, так и не завершившись постановкой спектакля.

Тем не менее прослушать какие-то фрагменты из оперы в концертном исполнении можно: [www.youtube.com/watch?v=8wQWELA85qw Прослушать фрагменты оперы К.Кавоса «Иван Сусанин»] .

Список произведений

Кавосом было сочинено:

Оперы:

  • четвёртая часть «Русалки» (1806);
  • комическая опера «Беглец от своей невесты» (либретто А.Шаховского, 3 акта, 1806);
  • «Крестьяне или встреча незваных» (либретто Датского, 2 д., совместно с Бюланом, 1814);
  • «Иван Сусанин» (либретто А.Шаховского, 1815)
  • «Вавилонские развалины» (3 д., 1818);
  • «Добрыня-Никитич» (3 д., 1818, совместно Антонолини);
  • «Жар птица» (3 д., либрретто Языкова, совместно с Антонолини, 1822);
  • «Светлана» (либретто Жуковского, 2 д., 1822)
  • «Новая суматоха» (комическая опера в 2 д.; pasticcio из прежних опер Кавоса и других; либретто Шаховского, 1823);,
  • «Юность Иоанна III» (5 д., сюжет Зотова, 1823);
  • «Пьемонтские горы или Чортов мост» (3 д., совместно Ленгардом, 1825);
  • «Мирослава или костер смерти» (1827).

Оперы-водевили:

  • «Три брата горбуны» (1808 либретто К-а, перев. с франц. Лукницкого);
  • «Казак-стихотворец» (либретто Шаховского, 1812).

Балеты:

Музыкальные номера к пьесам:

  • «Любовная почта» (1806),
  • к переводной комедии «Мнимый невидимка» (перевод с немецкого Шелера, 1813),
  • «Откупщик Бражкин» (комедия Шаховского, 1815),
  • «Александр и София» (пьеса А.Шаховского)
  • «Сокол кн. Ярослава» (пьеса А.Шаховского)
  • «Ивангоэ» (пьеса А.Шаховского по книге В.Скотта)
  • «Буря» (пьеса Шекспира, переделка А.Шаховского)
  • «Женщина лунатик» (пьеса А.Шаховского)
  • «Фингал» (драматическая поэма А.Шаховского),
  • «Аристофан» (пьеса А.Шаховского)
  • «Керим-Гирей» (пьеса А.Шаховского)

Музыкальные компиляции к опере «Гений и Турбиель» (пер. с франц., 1828), к пьесе «Давид Теньер» (1832, Москва), «Семела» Жандра (1832) и др.

Патриотические куплеты для русских войск, вернувшихся с победой из Франции (1815), которые ещё в течение ряда лет исполнялись в столицах в инвалидных концертах.

Аранжирование из малороссийских песен[4]

Значение творчества Кавоса

Отмечая огромное значение Кавоса для развития русского театра как мастерского дирижера и педагога, Музыкальная энциклопедия называет его музыку мало оригинальной: она красива, отвечает вкусам времени, но как композитор К.Кавос не сделал явных открытий[2].

Театральная энциклопедия подчеркивает, что, не обладая крупным композиторским даром, Кавос «уловил потребности русского общества в создании национального музыкального театра и содействовал этому выбором сюжетов для своих произведений», и особо оценивает человеческие качества, когда признав превосходство оперы Глинки «Иван Сусанин» над собственной, Кавос сам вывел глинковскую оперу на сцену[21].

В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона охарактеризовано творчество Кавоса так: «В сущности, это была так называемая капельмейстерская музыка, со всеми её достоинствами и недостатками. От всякого новаторства Кавос был далек; оперы его по форме не поднимались выше Singspiel — водевиля с куплетными ариями, очень редкими ансамблями и диалогом вместо речитатива. Только оркестровка Кавоса была звучнее и богаче, чем у его предшественников (так, он первый стал у нас употреблять тромбоны). Национальный элемент в операх Кавоса не шел дальше, чем у предшествовавших ему композиторов, и заключался частью в употреблении народных мотивов, частью в подделке под них, в установившемся уже quasi-русском стиле, с западной (итальянской) гармонизацией и проистекающими отсюда мелодическими уклонениями».

Не музыкальными новаторствами вошёл Катерино Кавос в историю культуры России. Он был великим талантливым музыкальным профессионалом, и этот профессионализм привнес в русскую музыку. Искреннее усердие в работе, участие во всех музыкальных дворцовых мероприятиях, благородство по отношению к окружающим его людям — всё это порождало благосклонность всех трех императоров, которым выпало править в это время: Павла І, Александра I и Николая І, весьма благоволила к Кавосу супруга императора Павла Петровича, императрица Мария Феодоровна. Кавос получил чин 9-го класса и ордена св. Владимира 4 степени и св. Анны 3 степени — для музыканта и вообще для артиста эти награды, по тому времени, считались беспримерными. П. А. Каратыгин называет его покровителем и отцом для беднейших музыкантов, которым зачастую он помогал своими деньгами[3].

Среди учеников Катарино Кавоса — С.Биркина-Каратыгина, Анна Петрова-Воробьева, Осип Петров, Василий и Софья Самойловы, Мария Степанова, Александра Иванова, Сандунова, Семенова, Климовский, Злов и многие другие[4].

Влияние Катерино Кавоса на развитие музыкальной культуры России переоценить невозможно. Он стал не только автором многих музыкальных произведений и главным капельмейстером Императорских театров, он умел разглядеть и привлечь молодые таланты и всячески помогал им. Он помог молодому Глинке в постановке его оперы, тем самым открыв путь молодому одарённому композитору; его неутомимыми хлопотами молодая певица Анна Воробьева была выдвинута из хористок в солистки театра и стала одной из самых выдающихся русских певиц; с его учеников началась плеяда великих русских вокалистов. Огромную роль в культуре России сыграли и его потомки.

Потомки

Сыновья Кавоса:

Внуки:

Альберт Иванович Кавос — архитектор Стефан Иванович Кавос — капитан итальянской армии, чемпион Петербурга в состязаниях на эспадронах

Владимир Альбертович Кавос — актёр провинциальных театров в советское время Евгений Цезаревич Кавос

Христиан Владимирович Кавос — инженер-физхимик, участник обороны Ленинграда. Евгений Евгеньевич Кавос — инженер, композитор

Евгений Евгеньевич Кавос — инженер Стефан Евгеньевич Кавос — предприниматель.

Напишите отзыв о статье "Кавос, Катерино Альбертович"

Литература

Примечания

  1. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Balet/k.php Русский балет. Энциклопедия]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [slovari.yandex.ru/~книги/Музыкальный%20словарь/Кавос/ Музыкальный словарь. Кавос](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2844 дня))
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/49344/%D0%9A%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D1%81 Большая биографическая энциклопедия. Кавос, Катерино Альбертович]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.rulex.ru/01119389.htm Кавос]
  5. 1 2 Бальони Камилла // Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.
  6. [encspb.ru/object/2804033424?lc=ru Итальянская опера]
  7. 1 2 3 [www.rulex.ru/01275011.htm Россия, Светская музыка (XIX век)]
  8. [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/MARIINSKI_GOSUDARSTVENNI_AKADEMICHESKI_TEATR_OPERI_I_BALETA.html МАРИИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ОПЕРЫ И БАЛЕТА]
  9. [www.ruthenia.ru/document/541914.html «ДНЕПРОВСКИЕ РУСАЛКИ», статья 1 // автор ИННА БУЛКИНА]
  10. [www.science-education.ru/35-1288 СТАНОВЛЕНИЕ РУССКОЙ ОПЕРЫ]
  11. [www.niv.ru/doc/theatre/encyclopedia/207.htm Театральная энциклопедия (страница 207)]
  12. 1 2 [www.opeterburge.ru/theatre_480.html Мариинский Государственный академический театр оперы и балета]
  13. [www.maly.ru/fwd2.php?var=/!_work/history/repertuar.html Сайт Малого театра]
  14. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
  15. Зонтиков Н. А. [susanin.kostromka.ru/97.php Иван Сусанин — герой Отечества]
  16. 1 2 [sauserful.livejournal.com/256019.html Два Ивана Сусанина, автор Виктор Коршиков]
  17. 1 2 3 книга: В.Коршиков. Хотите, я научу вас любить оперу. О музыке и не только. — М., ЯТЬ, 2007. — 246 с.
  18. [slovari.yandex.ru/~книги/Хоровой%20словарь/Кавос%20Катерино%20Альбертович/ Хоровой словарь. Кавос Катерино Альбертович](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2844 дня))
  19. [www.historyofday.com/event/operas-of-mikhail-glinkas-life-for-the-tsar-ivan-susanin-/ Поставлена опера Михаила Глинки ″Жизнь за царя″]
  20. [culture.niv.ru/doc/ballet/encyclopedia/019.htm#ab334 Энциклопедия балета (страница 19)]
  21. [www.niv.ru/doc/theatre/encyclopedia/193.htm#ab4043 Театральная энциклопедия (страница 193)]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кавос, Катерино Альбертович

– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voila l'avantage d'etre pere. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.