Кагью

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кагью (тиб. བཀའ་བརྒྱུད་ bka' brgyud) — одна из четырёх школ тибетского буддизма, йогическая традиция (6 Йог Наропы), традиция белых шапок. Также линия Кагью известна как линия передачи Дакинь и линия прямой передачи "шепотом на ухо" - то есть словесной передачи опыта. В Кагью большой упор делается на практике и получении опыта, нежели на изучении философии и теории, заучивании текстов наизусть, участии в дебатах - это важное отличие от других школ тибетского буддизма Ваджраяны. Традиция Кагью является продолжением древней традиции Кусулипов (школы достижения просветления через медитацию) и древней буддийской школы Сватантрика-Мадхьямика, где основным принципом постижения реальности является эмпирический опыт (опыт медитации, ретритной практики, практики йоги, опыт прямого постижения), а не философия или углубление в софистику. Кагью - это традиция тантрического буддизма, её основу заложили такие древние индийские йоги как Тилопа и Наропа.





Происхождение


Буддийские учителя,
основатели школы кагью
Тилопа (9281009)
Наропа (9561040)
 Майтрипа (10071077)
 Куккурипа
Марпа (10121097)
Миларепа (10521135)
 Речунг (10841161)
Гампопа (10791153)
Линия Кармап

Линия Кагью произошла от великого йогина Тилопы (9881089), который жил в Северной Индии. Тилопа получил четыре особые передачи (тиб. བཀའ་བབས་བཞི་ bka' babs bzhi) и в совершенстве овладел ими. Именно поэтому название «Кагью» иногда интерпретируется как сокращение от «кабаб жии гью па» (тиб. བཀའ་བབས་བཞིའི་བརྒྱུད་པ་ bka' babs bzhi’i brgyud pa) — Линия Четырёх Передач.

Несмотря на то, что имеют место некоторые расхождения в исторических источниках относительно того, какие мастера связаны с той или иной из четырёх передач, большинство соглашаются с тем, что первая из четырёх исходила от Нагарджуны и состояла из двух тантр, «Сангва Дюпа Тантры» (Санскр: Гухьясамаджа) и «Денши Тантры». Она также включает в себя практики, называемые «Иллюзорное Тело» (тиб. སྒྱུ་ལུས་ sgyu-lus) и «Перенос Сознания» (тиб. འཕོ་བ་ 'pho-ba).

Вторая особая передача пришла от Накпопы и включала тантру под названием «Гьюма Ченмо» (Санскр: Махамая), а также практику «Осознанного Сна» (тиб. རྨི་ལམ་ rmi-lam). Третья особая передача пришла от Лавапы. Она включает в себя «Демчок Тантру» (санскр. Чакрасамвара) и практику «Ясного Света» (тиб. འོད་གསལ་ 'od-gsal). Четвёртую передала Кхандро Калпа Зангмо, и она включает тантру, известную как «Гьепа Дордже» (санскр. Хеваджра) и практику «Внутреннего Тепла» («Туммо») (тиб. གཏུམ་མོ་ gtum mo).

Эти учения Тилопа передал Наропе (10161100), и они были систематизированы как Шесть Йог Наропы, которые считаются одним из центральных учений в Линии Кагью. Наропа передал свои знания Марпе (10121097), великому переводчику, который трижды приезжал из Тибета в Индию за наставлениями, и, вернувшись впоследствии в Тибет, распространил учения Дхармы там.

Его ученик, Миларепа (тиб. མི་ལ་རས་པ་ mi la ras pa) (10521135), стал одним из величайших йогинов Тибета. Посредством настойчивости в практике Махамудры и Шести Йог Наропы, он обрёл глубокую реализацию абсолютной природы реальности. Основными учениками йогина Джецуна Миларепы стали: Речунгпа и Гампопа.

Речунгпа стал йогином подобно Миларепе он жил уединенно и не стремился к признанию и славе, укрепив на века передачу йогической традиции (6 Йог Наропы, Йога Одного Вкуса и тд), во всех школах Кагью, а Гампопа стал ученым, укрепив на века передачу текстов и учений традиции Кагью (Махамудра, Нгонгдро и тп).

Передачу Миларепы впоследствии продолжил ученый Гампопа (тиб. སྒམ་པོ་པ་ sgam po pa) (10791153), врач из Дагпо. Он проходил обучение в традиции Кадампа, которая является постепенным путём, включающим так называемые учения Лам Рим. Он также встретился с Миларепой и достиг реализации абсолютной реальности под его руководством. Он основывал монастыри, много учил и обрёл много учеников. Четверо из его учеников основали четыре основные школы Кагью.

Полную же передачу Махамудры от Гампопы получил именно первый Кармапа, Дюсум Кхьенпа. Восемь меньших линий Кагью основали последователи Пхагдру Дордже Гьялпо (более известного как Пхагмодрупа) — другого ученика Гампопы.

Различные линии Кагью не считаются бо́льшими или меньшими с точки зрения содержащихся в них учений, в этом отношении они равны.

Четыре Великие линии названы так потому, что они происходят от самого Гампопы, в то время как Восемь Малых линий идут от более поздних поколений мастеров. В наше время из Четырёх Великих линий Кагью, только Карма Кагью остаётся распространённой (в том числе на Западе, во многом благодаря работе Ламы Оле Нидала). Из Восьми Малых — только Таглунг Кагью, Друкпа Кагью и Дрикунг Кагью всё еще существуют независимо.

В рамках каждой линии можно различить несколько передач. Тем не менее, у всех основных буддийских традиций в Тибете есть линия Обетов Пратимокши (индивидуального освобождения) и линия Обетов Бодхисаттвы.

«Четыре Великие» школы Кагью

«Восемь Малых» школ Кагью — подшкол Пагдру Кагью

Жизнеописания

  • [praktika.narod.ru/budd/book/kagyu02.htm Золотая Гирлянда Ранние учителя Кагью в Индии и Тибете]
  • Mar-pa Chos-kyi bLo-gros. The life of Mahasiddha Tilopa. New Delhi 1995
  • Hervert V. Guenter. The life and teaching of Naropa. Shambala 1995
  • Tsang Nyön Heruka. The life of Marpha, the Translator. Shambala 1995
  • Речунг. Великий йог Тибета Миларепа. Самара 1994.
  • Jampa Mackenzie Stewart. The life of Gampopa. Snow Lion, 1995
  • [www.buddhism.ru/buddhru/bru4/rechungpa.php Пауль Вайбль. Речунгпа, луноподобный ученик Миларепы]

Напишите отзыв о статье "Кагью"

Ссылки

  • [www.dharmawiki.ru/index.php/%D0%9A%D0%B0%D0%B3%D1%8C%D1%8E Энциклопедия Дхармы]
  • [www.drikung.ru/ Сайт Дрикунг Кагью]
  • [www.mahamudra.ru/biblio/karmapa.html История линии Кагью]
  • [drukpa.org/index.php/en/ Drukpa Kagyu]
  • [shakyashrieu.wordpress.com/ Drukpa Kagyu Shakya Shri]
  • [drukparussia.wordpress.com/ Друкпа Кагью]
  • [shakyashri.wordpress.com/ Друкпа Кагью ордена Шакья Шри]
Школы тибетского буддизма
Гелуг | Джонанг | Кагью | Ньингма | Сакья

Отрывок, характеризующий Кагью

– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.