Конституционно-демократическая партия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кадетская партия»)
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Кадеты.
У этого термина существуют и другие значения, см. Партия народной свободы (значения).
Конституционно-демократическая партия

«Свобода России» (Плакат кадетской партии 1917 г.)
Лидер:

Павел Милюков

Дата основания:

октябрь 1905 года

Дата роспуска:

28 ноября (12 декабря) 1917 года (запрещена)

Штаб-квартира:

Санкт-Петербург

Идеология:

конституционализм, социал-либерализм[1]

Девиз:

умение и труд на благо Родине

Мест в Государственной думе:
176 / 499
(1 созыв)
98 / 518
(2 созыв)
53 / 446
(3 созыв)
59 / 432
(4 созыв)
15 / 767
(учредительное собрание)
Партийная печать:

газета «Речь», журнал «Вестник партии народной свободы».

К:Политические партии, основанные в 1905 году

К:Исчезли в 1917 году Конституцио́нно-демократи́ческая па́ртия («Па́ртия Наро́дной Свобо́ды», «к.- д. партия», «конституционные демократы», «партия ка-детов», позже «каде́ты») — крупная центристская политическая партия в России в начале XX века.





История

Решение о создании Конституционно-демократической партии было принято на 5-м съезде либеральной организации земских деятелей Союз земцев-конституционалистов (9—10 июля 1905 года), исходя из поставленной членами Союза задачи «объединения земских сил с общенародными» в процессе подготовки к выборам в Государственную Думу.

23 августа 1905 в Москве состоялся 4-й съезд организации либеральной интеллигенции Союз освобождения, который принял решение о присоединении к Союзу земцев-конституционалистов и создании вместе с земскими деятелями единой партии. Избранные обоими Союзами комиссии сформировали Временный комитет, подготовивший объединительный съезд.

Несмотря на транспортные проблемы, вызванные Всероссийской политической стачкой, Первый (учредительный) съезд партии прошел в Москве с 12 по 18 октября 1905 года. Во вступительной речи Павел Николаевич Милюков охарактеризовал конституционно-демократическое движение как идейное, внеклассовое, социально-реформистское, определил главную задачу создаваемой партии как «вступление в Думу с исключительной целью борьбы за политическую свободу и за правильное представительство», и провел границы партии в политическом спектре России следующим образом: от более правых партий кадетов отличает отрицание бюрократической централизации и манчестерства (направление экономич. политики 19 в. в Англии, требующее безусловного невмешательства государства в хозяйственную жизнь), от более левых — приверженность конституционной монархии и отрицание требования обобществления средств производства[2]. На заседании 14 октября 1905 съезд принял постановление, в котором приветствовал «мирное, и вместе с тем грозное» рабочее забастовочное движение и выразил поддержку его требований[3]. На следующий день, 15 октября, на съезде было оглашено сообщение о подписании императором Николаем II Высочайшего манифеста о даровании народу прав и свобод. Это известие делегаты встретили громкими аплодисментами и криками «ура». В прочувственной речи Михаил Львович Мандельштам вкратце описал историю освободительного движения, результатом которого стал Октябрьский манифест, и приветствовал союз интеллигенции, студентов и рабочих. Собравшиеся почтили вставанием память борцов, погибших за народную свободу, и поклялись не отдавать эту свободу назад[4].

В то же время на заседании 18 октября съезд дал скептическую оценку Манифеста, отметив неопределенность, иносказательность и неконкретность выражений, и выразил неуверенность в возможности осуществления его положений на практике при сложившихся политических условиях. Партия потребовала отмены исключительных законов, созыва Учредительного собрания для выработки конституции и освобождения политзаключенных[5]. На банкете после съезда П. Н. Милюков закончил речь словами: «Ничего не изменилось, война продолжается»[6].

Съезд принял устав и программу партии, избрал временный Центральный комитет[7].

Отношения сотрудничества между кадетами и новым правительством графа Сергея Юльевича Витте не сложились. Витте предложил кадетам войти в состав кабинета министров, но не принял их предложения о всеобщих выборах в Учредительное собрание с целью выработки конституции, и его переговоры с делегацией кадетских деятелей земского союза (Н. Н. Львов, Ф. А. Головин, Ф. Ф. Кокошкин) закончились неудачей. Делегацию земско-городского съезда, на котором кадеты имели большинство, С. Ю. Витте не принял, упрекнув либеральную общественность в «нежелании содействовать власти в осуществлении начал манифеста и охране порядка»[8].

На II съезде (5—11 января 1906) к названию партии был прибавлен подзаголовок «Партия Народной Свободы» (сочетание «Конституционно-демократическая» было не очень понятно массам малограмотного населения). Съезд утвердил новую программу, в которой определенно высказался за конституционную парламентарную монархию и распространение избирательных прав на женщин. По вопросу об участии в выборах в Государственную думу съезд подавляющим большинством принял решение принять участие в выборах несмотря на противодействие администрации и избирательный ценз, отсекающий от выборов рабочих и часть крестьян. В случае победы на выборах съезд объявил главной целью работы в Думе введение всеобщего избирательного права, политических и гражданских свобод, и принятия неотложных мер для успокоения страны. Съезд избрал постоянный ЦК под председательством кн. Павла Долгорукова, в который, в частности, вошли М. М. Винавер, И. В. Гессен, Н. Н. Глебов, кн. П. Д. Долгоруков, А. А. Кизеветтер, Ф. Ф. Кокошкин, А. А. Корнилов, В. А. Маклаков, М. Л. Мандельштам, П. Н. Милюков, С. А. Муромцев, В. Д. Набоков, Л. И. Петражицкий, И. И. Петрункевич, Ф. И. Родичев, П. Б. Струве, Н. В. Тесленко, кн. Д. И. Шаховской и Г. Ф. Шершеневич[9].

В ходе подготовки к выборам в Думу численность партии неуклонно росла, достигнув к апрелю 1906 года 70 тыс. человек. Этому способствовал высокий уровень политической активности перед выборами, и возможность вступить в партию на основании одного лишь устного заявления.

Партия пользовалась большим успехом в широких кругах как интеллигенции, купцов и мещан, и либерального дворянства, так и среди трудящихся. Широкую общественную поддержку ей обеспечили её программа глубоких политических и социальных преобразований, а с другой стороны, стремление осуществить эти реформы исключительно мирным, парламентским путём, без революций, насилия и крови.

В результате конституционные демократы получили в I Государственной думе 179 мест из 499 (35,87 %), образовав крупнейшую фракцию. Председателем Думы стал член ЦК кадетов профессор Сергей Андреевич Муромцев, все его заместители (в частности, Николай Андреевич Гредескул) и председатели 22 думских комиссий также были кадетами.

После роспуска I Думы через 2,5 месяца её работы, кадеты сперва участвовали в собрании депутатов в Выборге и в выработке «Выборгского воззвания», но вскоре отказались от требований Выборгского воззвания и пошли на выборы во II Думу под очень умеренными лозунгами.

Все подписавшие Выборгское воззвание были лишены права быть избранными во II Думу (во время выборов были под следствием), и в III Думу (приговоренные к наказанию по суду лишались избирательного права на 3 года после окончания наказания). Многие популярные деятели партии не смогли принять участие в последующих выборах. Успех кадетов на выборах в I Думу более не удалось повторить.

Во II Думе они получили 98 депутатских мандатов (председателем опять был выбран член ЦК, Ф. А. Головин). В III Думу кадеты провели только 54 депутата, а в следующую (и последнюю) — 59.

После роспуска II Думы партия кадетов, в отличие от социалистических партий, продолжала действовать открыто, проводила общероссийские съезды, издавала и распространяла партийную литературу. На местах функционировали многочисленные клубы и комитеты, устраивались митинги, собирались средства на содержание партии. В то же время Министерство внутренних дел неизменно отказывало Конституционно-демократической партии в официальной регистрации.

Играли решающую роль в последней Думе, в организациях Земского и городского союзов, в Военно-промышленных комитетах. Поддерживали политику правительства в 1-й мировой войне. Инициаторы создания оппозиционного Прогрессивного блока (1915). Выступали под патриотическими, но радикально антиправительственными лозунгами. Известна знаменитая думская речь Милюкова с обвинениями в адрес правительства и двора («Что это — глупость или измена?»).

Наиболее влиятельным периодическим изданием, стоявшим на позициях конституционно-демократической партии, была газета «Речь».

Социальный состав партии и её электорат

Изначально партия была организована представителями интеллигенции и земского либерального дворянства. В состав партии вошли либерально настроенные землевладельцы, средняя городская буржуазия (промышленники, купцы, банкиры), учителя, врачи, служащие. В период революционного подъёма 1905—1907 годов в партийных организациях состояли или активно поддерживали партию многие рабочие, ремесленники и крестьяне. Стремление кадетов играть роль конструктивной оппозиции и противодействовать царскому правительству исключительно парламентскими методами привело после поражения революции 1905 года к разочарованию в тактике кадетов и оттоку из партии представителей социальных групп, занятых физическим трудом и обладавших небольшими доходами. Сокращение численности трудящихся в составе партии продолжалось вплоть до революции 1917 года. В течение всего этого времени партию кадетов поддерживал в основном средний городской класс.

После Февральской революции 1917 года, которую кадеты приветствовали и которая дала им ведущую роль во Временном правительстве, численность Конституционно-демократической партии стала резко возрастать как за счет массового вступления в неё надеющихся на демократические изменения рабочих и крестьян, так и за счет бывших прогрессистов, октябристов и даже правых монархистов, которые видели в ней единственную надежду на мирное завершение революции и восстановление правопорядка. Однако по мере усиления разрухи, вызванной войной, и радикализации масс, поддержка кадетов, пытавшихся спасти монархию и выступавших за войну до победного конца, среди городских низов и особенно сельского и провинциального населения неуклонно сокращалась, что находило отражение в неблагоприятных для кадетов результатах местных выборов. Провал выступления генерала Л. Г. Корнилова, за которым видели «руку кадетов», также нанёс урон репутации партии. Тем не менее на выборах в Учредительное собрание в 1917 году кадеты по-прежнему получили голоса городского среднего класса.

После Февральской революции

«В Февральской революции 1917 г. к.-д. изо всех сил старались спасти монархию»[10]. «В революцию 1917 г. высказались на своем съезде за республику»[11]. 3 марта 1917 года в Екатерининском зале Таврического дворца председатель ЦК Конституционно-демократической партии П. Н. Милюков произнес речь, в которой, в частности, заявил:

"Старый деспот, доведший Россию до полной разрухи, добровольно откажется от престола или будет низложен. Власть перейдет к регенту, великому князю Михаилу Александровичу. Наследником будет Алексей... Мы не можем оставить без ответа и без разрешения вопрос о форме государственного строя. Мы представляем его себе как парламентарную и конституционную монархию. Быть может, другие представляют иначе. Но если мы будем спорить об этом сейчас, вместо того чтобы сразу решить вопрос, то Россия очутится в состоянии гражданской войны и возродится только что разрушенный режим. Этого сделать мы не имеем права... Но, как только пройдет опасность и установится прочный мир, мы приступим к подготовке созыва Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Свободно избранное народное представительство решит, кто вернее выразил общее мнение России: мы или наши противники".[12]


Однако попытка лидера кадетов спасти таким образом монархию не удалась. 2 марта 1917 года Николай II переменил принятое решение отречься от престола в пользу малолетнего сына Алексея и отрекся в пользу брата Михаила Александровича, который, в свою очередь, заявил, что примет верховную власть только в том случае, если таково будет решение Учредительного собрания. В сложившихся обстоятельствах, когда члены самой династии Романовых отрекались от власти, защищать далее монархию было трудно. Уже на VII съезде Конституционно-демократической партии, прошедшем в Петрограде 25 — 28 марта 1917 года, программа партии была пересмотрена: вместо требования конституционной монархии было провозглашено, что «Россия должна быть демократической и парламентарной республикой».

Кадеты преобладали в первом составе Временного правительства, П. Н. Милюков, один из лидеров партии, стал министром иностранных дел. Кадеты были близки к высшему командному составу армии (М. В. Алексеев и др.). Летом 1917 года, ввиду очевидного кризиса революционных методов управления страной, сделали ставку на военную диктатуру, а после провала Корниловского выступления, которому сочувствовали, были удалены из Временного правительства.

После Октябрьской революции

Во время Октябрьского переворота в ночь с 25 (7 ноября) на 26 октября 1917 г. министры-кадеты (Н. М. Кишкин, А. И. Коновалов, А. В. Карташёв, С. А. Смирнов), находившиеся в Зимнем дворце вместе с другими членами Временного правительства, были арестованы захватившими дворец большевиками. Той же ночью 26 октября (8 ноября) 1917 г. члены ЦК Конституционно-демократической партии В. Д. Набоков, кн. В. А. Оболенский, С. В. Панина вступили в состав антибольшевистского Комитета спасения Родины и революции, образованного городской думой Петрограда. 27.10.1917 ЦК партии кадетов обратился к населению с призывом не подчиняться Совету народных комиссаров. ЦК заявил также о недопустимости для членов партии, за исключением преподавателей, нахождения на службе у большевиков.

В ноябре 1917 года кадеты приняли участие в выборах во Всероссийское учредительное собрание. Поскольку кадеты представляли правое крыло политического спектра, им удалось собрать голоса тех сил, которые отвергали большевизм и не принимали социализм. Однако число таких избирателей было невелико. В основном за кадетов голосовали средние слои крупных городов: буржуазия, интеллигенция. В Петрограде, Москве и многих городах кадеты вышли на второе место (после большевиков), а в 13-и городах — на первое место, но в целом по стране кадеты набрали всего 4,7 % голосов и получили 15 мест в Учредительном собрании. Однако кадетские депутаты не смогли принять участие в работе Учредительного собрания: 28 ноября (12 декабря) 1917 г. Совет народных комиссаров РСФСР издал декрет, объявлявший партию кадетов «партией врагов народа» и предусматривавший арест её лидеров[13].
Совет Народных Комиссаров</div>

Декрет об аресте вождей гражданской войны против революции[14]

Члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов.

На местные Советы возлагается обязательство особого надзора за партией кадетов ввиду её связи с корниловско-калединской гражданской войной против революции.

Декрет вступает в силу с момента его подписания.

Председатель Совета Народных Комиссаров
Вл. Ульянов (Ленин)

Народные комиссары: Н. Авилов (Н. Глебов), П. Стучка, В. Менжинский, Джугашвили-Сталин, Г. Петровский, А. Шлихтер, П. Дыбенко.

Управляющий делами Совета Народных Комиссаров
Влад. Бонч-Бруевич

Секретарь Совета Н. Горбунов

Петроград, 28 ноября (11 декабря) 1917 г. 10 ½ час. вечера.</tt>

</div>

По декрету СНК были арестованы 2 депутата Учредительного собрания от Конституционно-демократической партии (кн. Павел Долгоруков и Ф. Ф. Кокошкин) и 2 бывших министра Временного правительства (В. А. Степанов и А. И. Шингарёв). 7 января 1918 г. двое из них, Ф. Ф. Кокошкин и А. И. Шингарёв, были убиты красногвардейцами[15] в Мариинской тюремной больнице.

Историк Хандорин пишет[16]:

Партия кадетов, до революции являвшаяся оплотом либерализма, уже в 1917 году довольно быстро «очнулась» и поняла, что в обстановке революционного хаоса спасти положение может только диктатура. В отличие от так ничему и не научившихся революционно-демократических партий (эсеров и др.), кадеты все же извлекли кое-какие уроки из событий 1917 года. Они не могли ни забыть, ни простить себе, с какой легкостью они упустили тогда власть.

Кадеты участвовали в различных подпольных антибольшевистких организациях (Правый центр, Национальный центр, Союз Возрождения) и активно поддерживали Белое движение. Девизом кадетов было провозглашено «национальное восстановление России при помощи новой, по существу и духу всероссийской, внепартийной, внеклассовой власти Верховного правителя». Состоявшаяся в Омске в мае 1919 года восточная конференция кадетской партии провозгласила национальным вождем А. В. Колчака[17].

В начале 1920-х партия к.-д. играла большую роль в эмиграции, где ряд программных и тактических вопросов несколько отвел друг от друга различные течения в партии. Правые к.-д. (П. Струве, В. Набоков), составлявшие большинство, в своих выступлениях сблизились с монархистами. Левые к.-д. (республиканцы), возглавляемые П. Н. Милюковым, искали опору в крестьянстве, что привело их к сближению с эсерами. Из к.-д. в эмиграции вышла часть так называемых «сменовеховцев», предложивших «Смену вех» и признание Советской власти.

Главные пункты программы (на 1913 год)

  • равенство всех российских граждан без различия пола, религии и национальности;
  • свобода совести, слова, печати, собраний, союзов;
  • неприкосновенность личности и жилищ;
  • свобода культурного самоопределения национальностей;
  • конституция с ответственным перед народными представителями, министерством (парламентский строй);
  • всеобщее избирательное право по семичленной формуле;
  • местное самоуправление на основе всеобщего избирательного права, распространяющееся на всю область местного самоуправления;
  • независимый суд;
  • реформа податей для облегчения беднейших классов населения;
  • бесплатная передача крестьянам земель государственных, удельных, кабинетских и монастырских;
  • принудительный выкуп в их пользу части земель частновладельческих «по справедливой оценке»;
  • право стачек;
  • законодательная охрана труда;
  • 8-часовой рабочий день, «где его введение возможно»;
  • всеобщее бесплатное и обязательное начальное образование.
  • культурное самоопределение всех наций и народностей (религия, язык, традиции)
  • полная автономия Финляндии и Польши
  • федеративное устройство России

Лидеры и видные деятели

См. также

Напишите отзыв о статье "Конституционно-демократическая партия"

Примечания

  1. ↑ [www.yabloko.ru/Publ/2006/2006_05/060522_struve.html Опубликовано в издании: П.Б.Струве, «Избранные сочинения», Москва, РОССПЭН, 1999, с. 412-423. Перевод с немецкого Н.С.Плотникова. Впервые: Peter Struve, Sozialliberalismus// Internationales Handwцrterbuch des Gewerkschaftswesens. Bd. 2. Berlin, 1932. S. 1531-1536]
  2. ↑ Съезды и конференции конституционно-демократической партии. В 3-х т. / Т.1. 1905—1907 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997 г. — стр.18-22. .
  3. ↑ Съезды и конференции конституционно-демократической партии. В 3-х т. / Т.1. 1905—1907 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997 г. — стр.28. .
  4. ↑ Съезды и конференции конституционно-демократической партии. В 3-х т. / Т.1. 1905—1907 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997 г. — стр.29-31. .
  5. ↑ Съезды и конференции конституционно-демократической партии. В 3-х т. / Т.1. 1905—1907 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997 г. — стр.31-33.
  6. ↑ Маклаков В. А. Воспоминания. Лидер московских кадетов о русской политике. 1880—1917. — М: ЗАО Центрполиграф, 2006., стр. 297.
  7. ↑ Съезды и конференции конституционно-демократической партии. В 3-х т. / Т.1. 1905—1907 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997 г. — стр.34-43.
  8. ↑ Милюков П. Н. Воспоминания (1859—1917) — М.: Современник, 1990, — стр.325-326, 336—337.
  9. ↑ Съезды и конференции конституционно-демократической партии. В 3-х т. / Т.1. 1905—1907 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997 г. — стр.178-180,198. .
  10. ↑ «Словарь иностранных слов», М., 1937.
  11. ↑ Дополнения к переизданию «Энциклопедического словаря» Павленкова, Н.-Й., 1956.
  12. ↑ П.Н. Милюков. "История второй русской революции", Минск, 2002 г., стр.46 - 47
  13. ↑ [www.hist.msu.ru/ER/Etext/DEKRET/17-11-28.htm Декрет об аресте вождей гражданской войны против революции]
  14. ↑ Декреты Советской власти. — 1-е. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1957. — Т. I. — С. 162. — 626 с. — 30 000 экз.
  15. ↑ [ibyu.narod.ru/ Сайт посвящённый Андрею Ивановичу Шингарёву.]
  16. ↑ [kolchak.sitecity.ru/stext_1811040141.phtml В. Г. Хандорин Адмирал Колчак: правда и мифы. Глава «На распутье. Россия в огне»]
  17. ↑ [kolchak.sitecity.ru/stext_1811043221.phtml В. Г. Хандорин Адмирал Колчак: правда и мифы. Глава «Анатомия диктатуры»]

Литература

  • Конституционно-демократическая партия в России // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Оболенский В. А. [elib.shpl.ru/ru/nodes/19846-obolenskiy-v-a-partiya-narodnoy-svobody-o-zemle-pg-1917#page/1/mode/grid/zoom/1 Партия народной свободы о земле.] — Пг., 1917.
  • Гайда Ф. А. Либеральная оппозиция на путях к власти (1914 — весна 1917 г.). — М.: РОССПЭН, 2003. — 432 с. — ISBN 5-8243-0309-6.
  • Селезнев Ф. А. Конституционные демократы и буржуазия (1905-1917 гг.). — Нижний Новгород: Изд. Нижегородского университета, 2006. — 227 с. — ISBN 5-85746-937-6.
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004097304 Програмы главнейших русских партий : 1. Народных социалистов. 2. Социал — демократической рабочей партии. 3. Социалистов-революционеров.4. Партии народной свободы. 5. Партии октябристов (Союз 17 октября 1905 г.). 6. Крестьянский союз. 7. Национальной демократическо-республиканской партии. 8. Политические партии различных национальностей России («Украинцев», «Бунда», и др.) : с приложением статей: a) О русских партиях, б) Большевики и меньшевики]. — [М.], [1917]. — 64 с.
  • Политические партии России. Конец XIX — первая треть XX века : Энциклопедия / Редкол.: Шелохаев В.В. (отв. ред.) и др. — М.: РОССПЭН, 1996. — 872 с. — ISBN 5-86004-037-7.
  • Селезнёв Ф. А. [dlib.eastview.com/browse/doc/10276250 Либералы и социалисты - предшественники кадетской партии]. — Вопросы истории, 2006. — № 9. — С. 22-35.
  • Селезнёв Ф. А. [www.ebiblioteka.ru/browse/doc/12538119 Министры-кадеты и экономическая политика Временного правительства]. — Вопросы истории, 2007. — № 8. — С. 111-119.
  • Шелохаев В. В. Конституционно-демократическая партия в России и эмиграции. — М. : РОССПЭН, 2015. — 863 с. — ISBN 978-5-8243-1961-3.</span>

Ссылки

  • [www.hrono.ru/dokum/kadety1905.html Программа к.-д. партии, принятая в 1905 году.]
  • Аврех А. Я. [istmat.ru/index.php?menu=1&action=1&item=147 Русский буржуазный либерализм: особенности исторического развития]
  • Павленковъ Ф. Энциклопедическій словарь. Спб.: Т-во Печ. и Изд. дѣла «Трудъ», 1913 (5-е изд.).
  • Эльцин Б. М. (ред.) Политический словарь. М. — Л.: Изд-во «Красная новь» Г. П. П., 1924 (2-е изд.).
  • Петров Ф. Н. (гл. ред.) Словарь иностранных слов. М.: ОГИЗ РСФСР, Гос. институт «Советская энциклопедия», 1937.
  • Дополненіе к Энциклопедическому словарю, «имеющее целью сообщить читателю необходимые сведения за период, охватывающий события первой мировой войны и последовавших за нею революций» // В составе перепечатки 5-го издания «Энциклопедического словаря» Ф. Павленкова, Н.-Й., 1956.
  • [www.shpora.shpargalki.ru/info/materials/sourcerus/kd/kadety.html Документы партии кадетов]
  • [www.runivers.ru/doc/d2.php?SECTION_ID=8481&PORTAL_ID=7779&CAT=Y&BRIEF=Y Кизеветтер Е. Я. Революция 1905—1907 гг. глазами кадетов: (Из дневников) // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 338—425. — Т. V. ]
  • Кара-Мурза С. Г. [www.kara-murza.ru/books/sc_a/sc_a18.htm Урок кадетов]
Основные события
Дума, политические партии
и организации
Освободительное движение
и волнения в регионах
Гурийская республика • Горловское восстание • Заглебьевская республика • Декабрьское восстание в Нижнем Новгороде • Комратская республика • Красноярская республика • Восстание в Лодзи • Люботинская республика • Марковская республика • Новороссийская республика • Островецкая республика • Ростовское восстание • Славкувская республика • Сочинская республика • Старобуянская республика • Харьковское восстание • Чечелёвская республика • Читинская республика • Шулявская республика • Лесные братья
Восстания в армии и на флоте
Крупные ограбления
Другое

</div></div>

Отрывок, характеризующий Конституционно-демократическая партия

– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Конституционно-демократическая_партия&oldid=81626208»