Cadillac

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кадиллак»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Cadillac MCD
Тип

Подразделение GM

Основание

1902

Расположение

США США: Детройт, Мичиган

Ключевые фигуры

Генри М. Лиланд (Henry M. Leland)

Отрасль

Автомобильная промышленность

Продукция

Легковые автомобили

Сайт

[www.cadillac.ru illac.ru]

К:Компании, основанные в 1902 году

Cadillac (ˈkædɨlæk) — американский производитель автомобилей класса «люкс», принадлежащий General Motors. Автомобили «Кадиллак» продаются более чем в 50 странах и территориях, преимущественно в Северной Америке.

В настоящее время «Кадиллак» второй по старшинству американский производитель автомобилей после «Бьюика» и одна из старейших автомобильных марок в мире. В зависимости от критериев оценки, «Кадиллак», возможно, старше, чем «Бьюик»; тем не менее, после ликвидации «Олдсмобиля», «Бьюик» часто называется старейшим из оставшихся производителей в США.

«Кадиллак» был основан в 1902 г., на заре двадцатого века. Его основатель, Генри Лиланд, главный механик и предприниматель, назвал компанию в честь своего предка, основателя Детройта — Антуана де Ламот-Кадильяка. В основном продаются в США и Канаде. Кадиллак в настоящее время использует лозунг: «Жизнь, свобода и стремление», в связи с неотъемлемыми правами, упомянутыми в Декларации независимости США. С 1909 года автомобильная марка «Кадиллак» принадлежит «General Motors». В течение шести лет до этого «Кадиллак» заложил основы современного массового производства автомобилей, продемонстрировав полную взаимозаменяемость их точных деталей и зарекомендовав себя самой первой маркой американских машин высшего класса. Это также вдохновлялось эмблемой компании, которая основывалась на гербе А. Кадийяка. «Кадиллак» разработал много автомобильных устройств и приспособлений, включая полную электросистему, безударную ручную коробку передач и стальную крышу. Под маркой «Кадиллак» было разработано три двигателя, один из которых (двигатель V8) задал стандарт для американской автопромышленности. Как результат этого, Кадиллак стал первой американской машиной, выигравшей престижную гонку Дьюар Трофи у Королевского Автомобильного клуба Великобритании и выдвинул лозунг «Стандарт для всего мира».





История развития

Основание компании

Основатели фирмы «Кадиллак» — инженер по точным машинам Генри Лиланд и предприниматель Уильям Мерфи. Генри Лиланд работал механиком на оружейном арсенале в Спрингфилде во время Гражданской Войны. Затем он стал механиком-конструктором на заводе «Браун и Шарп» (Browne & Sharpe). После переезда завода в Детройт этот предприниматель основал компанию «Лиланд и Фолкнер» (Leland and Faulconer), которая занималась литьем и штамповкой металла, производила автомобильные двигатели и элементы шасси.

«Кадиллак» была сформирована на обломках «Автомобильной компании Детройта», которая после того, как из неё в 1902 ушли Генри Форд и несколько его ключевых партнёров, обанкротилась и подлежала ликвидации. Для ликвидации активов фирмы финансовые покровители Форда, Уильям Мерфи и Лемюэль Боуэн (William Murphy and Lemuel Bowen) обратились к инженеру Генри М. Лиланду и производственной фирме «Лиланд и Фолкнер», чтобы оценить завод и оборудование перед продажей. Вместо этого Лиланд убедил их продолжить автомобильный бизнес, используя готовый одноцилиндровый двигатель Лиланда.

С уходом Форда потребовалось изменить название фирмы, и 22 августа 1902 г., компания была переименована в «Автомобильную компанию Кадиллак» (Cadillac Motor Car Company) в честь французского исследователя и колониального администратора XVII столетия Антуана Ломе де Ла Мот-Кадильяка, в 1701 году основавшего Детройт.

Вклад в автомобилестроение

С самых ранних лет своего существования компания «Кадиллак» стремилась к высокоточной разработке и элегантной роскошной отделке, чтобы её автомобили сравнивались со всем прекраснейшим в Соединённых Штатах. В 1908 году важным новшеством стало использование взаимозаменяемых частей. «Кадиллак» был первым производителем, запустившим в серию полностью закрытый автомобиль такси в 1910 г., а в 1912 г. стал пионером в использовании единой электрической системы, включавшей стартер, зажигание и освещение. В 1928 г. Кадиллак представил первую бесшумную синхронизированную ручную механическую коробку переключения передач, использующую шестерни с постоянным зацеплением.

Первый автомобильный кондиционер также был установлен на Кадиллаке, имел мощность охлаждения 370 Вт, и был создан фирмой «С & С Kelvinator Co» в 1930 году.

Дизайн кузова

В 1927 г. Кадиллак представил кузов дизайнерской разработки (в отличие от спроек­ти­ро­ван­но­го конструкторами). С 1926 г. стал устанав­ли­вать­ся ударопрочный триплекс. Также Кадиллак представил первую цельностальную крышу на пассажирском автомобиле. Ранее автомобильные крыши изготавливались из дерева.

В 1948 г. крылья кузова была дополнены декоративными «плавниками». В Эльдорадо Бруэм 1957 года была предложена функция «сиденья с памятью» (англ. memory seat), позволявшая запоминать и вызывать настройки положения сиденья для разных водителей. В 1964 г. была представлена первая полностью автоматизированная система обогрева/кондиционирования, позволявшая водителю установить желаемую температуру, поддерживаемую «климат-контролем». С конца 1960-х гг. Кадиллак предлагал оптоволоконную систему предупреждения водителя об отказе электроламп. Подушки безопасности для водителя устанавливались на некоторых моделях Кадиллаков с 1974 по 1976 гг.

Перспективные двигатели и трансмиссии

Первым относительно массовым автомобилем с V8 двигателем стал Кадиллак модели 1914 года. Двигатель имел объём 5429 см³ и был нижнеклапанным, в первый же год было выпущено порядка 13 тысяч Кадиллаков с этим двигателем.

В 1915 г. фирма представила двигатель V8 с развалом цилиндров 90° мощностью 70 л.с. (52 кВт) при 2400 об./мин и крутящим моментом 240 Н·м (180 футов на фунт сил), что позволило её автомобилям достичь скорости 65 миль в час. Это было больше, чем допускалось большинством тогдашних дорог. В 1918 г. Кадиллак впервые внедрил двухплоскостной коленчатый вал для двигателей V8. В 1930 г. Кадиллак разработал первый двигатель V16 с верхними клапанами разнесёнными под 45°, объёмом 452 дюйма³ и мощностью 165 л.с. (123 кВт), один из самых мощных и тихих двигателей в Соединённых Штатах. Разработка и внедрение двигателей V8, V16 и V12 помогли сделать Кадиллак «Стандартом для всего мира».

Более поздняя модель двигателя V8, известная как верхнеклапапанная, в 1949 г. установила стандарт для всей американской автомобильной промышленности.

Первые автомобили

Первый Кадиллак был закончен в октябре 1902 г. и имел мощность 10 л.с. (7 кВт). Машина была практически идентична Форду модели А 1903 г. Многие источники называют дату выкатки автомобиля 17 октября, также упоминается дата 20 октября и сведения о постройке трёх машин к 16 октября. В любом случае, новый Кадиллак был выставлен на Нью-Йоркском автосалоне в следующем январе, где он впечатлил достаточно многих, чтобы собрать твёрдых заказов более чем на 2000 машин. В наибольшей степени продажи Кадиллак обеспечивались высокой точностью изготовления деталей и, вследствие этого, надёжностью, эти машины, были просто лучше сделаны по сравнению с конкурентами. В 1908 г. Кадиллак принял участие в тесте на взаимозаменяемость, проходившем в Великобритании, где он был награждён призом Дьюар Трофи за ежегодный самый важный вклад в развитие автомобильной промышленности.

Модель А была лишь первой удачной попыткой компании, настоящую же известность ей принесла модель D выпуска 1905 года. Снабжённый четырёхцилиндровым двигателем, этот пятиместный автомобиль имел деревянный корпус и, по желанию заказчика, алюминиевую обшивку. Производства «Лиланд и Фальконер» и «Автомобильной компании Кадиллак» объединились в 1905 году.

Дженерал Моторс

29 июля 1909 года компания Дженерал Моторс приобрела «Кадиллак» за 5 969 200 долларов. Президент GM Вильям Дюран попросил Лиланда остаться управляющим и управлять компанией как своей собственной.

«Кадиллак» стала воплощением престижа Дженерал Моторс, занимаясь производством больших машин класса «люкс». Бренд «Кадиллак» также автоматически использовался GM для «коммерческого шасси» специализированных авто, таких как лимузины, санитарные машины, катафалки, и цветочные автомобили похоронных бюро, из которых последние три категории изготавливались на заказ мастерскими по переделке авто. На своём заводе «Кадиллак» не производит никаких автомобилей подобного назначения.

В июле 1917 г. армия США, которой требовался надёжный штабной автомобиль, после всесторонних испытаний на границе с Мексикой выбрала Кадиллак Тип 55 модели «Туринг» (Cadillac Type 55 Touring Model). Во время Первой Мировой войны для использования во Франции офицерами американских экспедиционных сил было поставлено 2350 машин.

В 1922 году количество выпускаемых Кадиллаков превысило двадцать тысяч. Частично таким успешным продажам компания обязана новой модели Type 61, оснащённой дворниками и зеркалом заднего вида в стандартной комплектации.

Кадиллаки периода до Второй Мировой войны были хорошо построенными, мощными, массовыми автомобилями класса «люкс», нацеленными на верхний сегмент рынка. В 1930-х годах Кадиллак добавила в свой модельный ряд автомобили с двигателями V12 и V16, многие из которых оснащались кузовами, сделанными по особому заказу; тогда эти двигатели были примечательны благодаря тому, что могли обеспечивать сочетание высокой мощности, шелковистой гладкости и малошумности.

Автомобильный дизайнер Харли Эрл (англ. Harley Earl), нанятый Кадиллаком в 1926 г. и впоследствии возглавивший созданное в январе 1928 г. новое отделение Искусства и Цвета (Art and Color section), создал в 1927 г. для Кадиллак проект нового небольшого автомобиля «сопутствующей марки» («companion marque» car), который назвал «Ла Саль» («La Salle») в честь другого французского исследователя Рене-Робера Кавелье де Ла Саля. Эта марка производилась до 1940 г.

Новая эра в автомобильном дизайне «Ревущих двадцатых» была связана с Харли Эрлом, основавшим в 1927 году первое художественно-дизайнерское отделение при автомобильной компании, названное General Motors Art and Colour Section. Именно он сделал известную всем решётку радиатора, которая и по сей день является визитной карточкой автомобилей «Кадиллак».

Первой работой Эрла в «Кадиллак» стала модель небольшого изящного автомобиля «La Salle», который представлял собой переходное звено между Бьюиком и Кадиллаком и рекламировался как Companion Car to Cadillac.

В 1927 году «Cadillac La Salle» стал автомобилем, открывающим гонку «Indianapolis 500». Тогда в этой роли Кадиллак выступил в первый, но, конечно же, не в последний раз. Автомобили La Salle ещё пять раз вели гонки: в 1931 (модель Кадиллака 370 V12), 1934 (La Salle), 1937 (La Salle), 1973 (Eldorado) и в 1992 (Allante).

В первый год выпуска La Salle представил одиннадцать различных по стилю кузовов на двух колёсных базах, а также четыре проекта Fleetwood на 125-дюймовой (3175 мм) базе. У двухместного закрытого купе La Salle была даже маленькая дверка сбоку и отделение, где хранились принадлежности для игры в гольф.

Великая депрессия

В 1932, после того, как «Кадиллак» пострадал от рекордно низких продаж и обвинений в дискриминации чернокожих клиентов, Альфред Слоан создал комитет, чтобы рассмотреть прекращение линии «Кадиллака». В роковом собрании членов управления, президент «Кадиллака» Николас Дрейстадт услышал, что легендарный боксёр Джо Луи не мог войти в представительство фирмы, чтобы купить автомобиль, потому что он был чернокожий, и обратился к помощи белого приятеля, чтобы тот сделал для него покупку. Дрейстадт выступил перед советом директоров GM с десятиминутной речью, в которой он защищал права чернокожих потребителей, для увеличения продаж. Правление согласилось дать Дрейстадту 18 месяцев срока, чтобы получить результаты. Кадиллак сумел пережить Великую Депрессию, будучи частью GM. К 1940 г., объём продаж «Кадиллак» повысился десятикратно по сравнению с 1934 годом.

1934 год вызвал революцию в технологии сборочного конвейера. Генри Ф. Филлипс (Henry F. Phillips) представил на рынке винт «Phillips» с крестовым шлицем и крестовую отвёртку. Он вступил в переговоры с Дженерал Моторс и убедил группу «Кадиллак», что его новые винты ускорят время сборки и за счёт этого увеличат прибыль. «Кадиллак» был первым автомобилестроителем, использовавшим технологию Phillips, которая стала широко распространена в 1940. В 1941 г., впервые за многие годы, все автомобили, построенные компанией оснащались одним основным двигателем и трансмиссией.

В 1938 году 24-летний Билл Митчелл сконструировал новый Кадиллак 60 Special. Автомобиль совмещал солидный вид с простотой вождения и удобствами, позволявшими владельцу управлять им без помощи профессионального шофера. Эта модель определила дизайнерские направления следующего десятилетия.

В 1941 году «Кадиллак» впервые представил автоматическую гидравлическую трансмиссию, систему кондиционирования и крышку топливного бака, спрятанную за задним левым световым сигналом. В феврале 1942 компания полностью прекратила выпуск гражданских моделей и бросила все силы на помощь фронту. Уже через 55 дней с конвейера завода Clark Avenue в Детройте сошёл первый танк M5 «Стюарт». Всего на заводах «Кадиллак» в Детройте и Мичигане было произведено 1470 танков данного типа. В годы войны было также налажено производство шасси для самоходных гаубиц, лёгких танков М24 (1944 г.) и деталей для авиационного двигателя Allison V12. Даже генерал Дуглас МакАртур использовал в качестве служебного автомобиля Кадиллак Series 75.

Послевоенные годы

Харли Дж. Эрл (англ. Harley J. Earl), главный дизайнер GM, внедрил множество новых элементов дизайна, таких как плавники, панорамное лобовое стекло, обилие элементов из полированного металла (из нержавеющей стали и хромированных) как снаружи, так и в салоне, ставших (в конце 1940-х и в 1950-х годах) характерными признаками классического американского автомобиля. Созданный в те годы автомобильный журнал Motor Trend (англ.) свою первую награду «Автомобиль Года» в 1949 г. присудил «Кадиллак», но компания отказалась от неё. 25 ноября 1949 года компанией был выпущен миллионный автомобиль, Coupe de Ville 1950 года. Также был установлен рекорд годового выпуска автомобилей, их было выпущено более 100 000, повторённый в 1950 и 1951 годах. Первые плавники (англ. tailfins) на автомобилях «Кадиллак» появились в 1948 году под влиянием килей двухбалочного истребителя P-38 Lightning. Кадиллак 1959 года стал одним из самых узнаваемых представителей времён повального увлечения плавниковым стилем.

С 1960 по 1964 гг. плавники ежегодно уменьшались в размерах и, начиная с 1965-го модельного года, полностью исчезли (за исключением серии 75 1965 г., сохранившей их с 1964 г.). После 1959 г. обилие элементов из полированного металла в оформлении также с каждым годом сокращалось и сошло на нет с 1966-го модельного года, когда даже задние бамперы перестали быть полностью хромированными и начали частично окрашиваться, как и отверстия для установки фар.

В 1949 году «Кадиллак» выпустил ещё более компактный, лёгкий и экономичный двигатель V8, благодаря которому Кадиллак стал самым быстрым и мощным автомобилем Америки. В завершение десятилетия Бригс Каниннгэм пришёл к финишу гонок Le Mans десятым на стандартном Кадиллаке 1950 года. В январе 1950 компания GM проводит выставку «Mid Century Motorama» в нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория». Среди представленных на ней автомобилей был и Кадиллак Debutante, создание которого вдохновила театральная постановка «Кадиллак из чистого золота».

Компания ознаменовала своё пятидесятилетие выпуском моделей «золотой серии» в 1952 году.

В 1953 году появилась модель «Эльдорадо Бруэм», первый со времён войны полностью новый автомобиль высшего класса. Попытки усовершенствовать дизайн Эльдорадо принесли свои плоды — в 1954 году появился новый бампер Dagmar с характерными «клыками», названный в честь блистательного персонажа телевизионного шоу «Jerry Lester’s House Party». В тот же год началось производство сидений с электрической регулировкой по 4 направлениям.

Другим отличительным признаком дизайна «Кадиллака» была конструкция его переднего бампера, которая стала известна как бампер Дагмар или просто Dagmars. Появившееся после войны ограждение бампера в форме артиллерийского снаряда, стало существенно важной частью ансамбля бампера и сложной передней решётки «Кадиллака». Поскольку на дворе стояли 1950-е, элементы поместили вверху передней части кузова, что снизило их эффективность как ограждения бампера. Они также стали более выделяющимися и ассоциировались с грудью теледивы 1950-х Дагмар. В 1957 бамперы получили чёрные резиновые накладки, которые только усилили взаимосвязь между стайлинговым элементом и стилизованным, переразмеренным дизайном бампера. В 1958 г. элемент был снят и полностью отсутствовал на всех моделях, начиная с 1959 года.

Технической новинкой этого года стало использование рулевого управления с усилителем в качестве стандартного оборудования автомобилей.

Модель 1957 года «Эльдорадо Бруэм» стала олицетворением стиля «Кадиллак». Для неё были характерны сдвоеные фары и конструкция кузова без центральной стойки. Полированная крыша из нержавеющей стали придавала Эльдорадо Бруэм неповторимый вид. «Кадиллак 1959», сконструированный Харли Эрлом, стал лучшей интерпретацией «самолётного» стиля в автомобилестроении. Этот автомобиль был предметом культового преклонения не одного поколения американцев.

1960-е годы

В 1962 г. большое внимание уделили элементам безопасности, например фарам подсветки при повороте и двухконтурному приводу тормозов.

В 1964 году закрылки — дерзкая находка дизайнеров — были усовершенствованы. В этот год «Кадиллак» выпускает трёхмиллионный автомобиль. В следующие десять лет список новых изобретений и дизайнерских идей значительно пополнился. Особенностью модели 1964 стал также автоматический регулятор температуры воздуха, как для кондиционирования, так и для обогрева. С расчётом на холодный климат выпускаются электрически обогреваемые сидения (на автомобилях 1966 г.).

В 1966 г. Кадиллак установил рекорд годовых продаж свыше 190 000 шт. (из них — 142 190 de Villes), что составило рост в 60 %. Этот рекорд был превзойдён в 1968 г., когда Кадиллак впервые достиг отметки продаж в 200 000 шт.

В 1967 «Кадиллак» выпускает в свет радикально новую модель — переднеприводный Эльдорадо — двухместное купе класса «люкс», с простым, элегантным дизайном — далёкий отзвук плавников и хромированных излишеств 1950-х — сделавшую Кадиллак непосредственным конкурентом Линкольна и Империала, и в 1970 г., Кадиллак впервые обогнал Крайслер по продажам. Двигатель нового поколения с рабочим объёмом 472 дюймов³ (7,7 л), дебютировавший в 1968 модельном году, спроектированный так, что его объём можно было увеличить до 600 дюймов³ (9,8 л), был увеличен до 500 дюймов³ (8,2 л) для Эльдорадо 1970 года. Коробка передач у данного автомобиля располагалась под двигателем, и потому силовой агрегат имел цепную первичную («моторную») передачу — решение, характерное для мотоциклов. В 1975 году стартовал модельный ряд с поперечным расположением этого двигателя.

Этот эксклюзивный автомобиль высшего класса был построен на полностью новом шасси. Исключительные ходовые качества обеспечивал двигатель объёмом 427 дюймов³ (1968 год) или 500-дюймовый V8 (1970 года). Появляется транзисторная АБС Track Master, не допускающая движение юзом. В журнальных обозрениях Кадиллак назван «самым удобным и лёгким в управлении» автомобилем среди дорогих марок немецкого, британского и американского производства.

1970-е годы

Своё 70-летие в 1972 году «Кадиллак» отметил большим количеством дизайнерских новинок. В июле 1973 был выпущен пятимиллионный Кадиллак. Ежегодное производство составляло более 300 000 автомобилей. Конструкция автомобилей также развивалась и совершенствовалась — на моделях 1974, 1975 и 1976 годов были введены сминающаяся зона кузова, поглощающая энергию удара и надувные подушки безопасности.

Низкие характеристики и слабые изменения

В 1970-х впервые со времён 1960-х снова появились машины, запоминающихся размеров, хотя и не с таким размахом. Флитвуд 1972 г. имел на примерно 43 мм (1,7 дюйма) большую колёсную базу и на 100 мм (4 дюйма) большую длину по сравнению с Флитвудом 75 серии 1960 г., в то время как младшая модель 1972 г. Кале (Calais) была на 61 мм (2,4 дюйма) длиннее своего аналога серии 62 1960 г. с такой же колёсной базой. Увеличение веса и дополнительного оборудования потребовали увеличения рабочего объёма двигателя перед тем, как в следующем десятилетии наступит эра уменьшения размеров. Характеристики ухудшились после снижения мощности до 420 л.с. (297 кВт) и уменьшения крутящего момента до 75 кГм в первый же год и далее. От мощности пришлось отказаться в 1971 г. и позже из-за уменьшения степени сжатия, требуемых появлением низкооктанового неэтилированного топлива и все более и более строгих экологических требований. Несмотря на рекордные продажи в 1973 и в конце 1970-х, «Кадиллак» пострадал от недуга, бытовавшего в американской автопромышленности c конца 1970-х до конца 1980-х годов, прежде всего из-за новых правительственных требований по безопасности, уровню шума, и экономичности.

Выпуск «Севиль» и уменьшение её размеров

Если кузова автомобилей первой половины семидесятых ещё имели некоторое количество скруглений, то во второй половине десятилетия доминировали острые грани и прямые углы. Также важной деталью, составлявшей отличие новых моделей, стали прямоугольные фары, наконец разрешённые американским законодательством. Было два типоразмера таких фар — две крупные, 200×142 мм (7½×5½ дюйма) или четыре поменьше, 165×100 мм (6½×4 дюйма).

Первым автомобилем, задавшим направление всему стилю, был Кадиллак Севиль 1975 года, что не случайно: это была первая «компактная» модель Кадиллака, и фирма стремилась обеспечить в автомобиле нового для себя класса больший объём салона, чем у европейских автомобилей того же размера, в первую очередь — моделей Mercedes-Benz.

Компактная Севилья была представлена в апреле 1975 как модель 1976 года и стала стандартной моделью с первой системой электронного управления впрыском топлива разработанной «Кадиллаком». Двигатель был инжекторным вариантом Oldsmobile 350.

В мае 1975 года «Кадиллак» выпустил новую «Севиль», соответствующую мировым стандартам. Более компактный и маневренный, этот автомобиль был весьма просторным внутри и отличался лучшей топливной экономичностью. В стандартную комплектацию «Севиль» входила система впрыска и электронного управления двигателем.

Уменьшенные полноразмерные автомобили 1977 года и Эльдорадо были оснащены уменьшенными до 425 дюймов³ (7 л) V8. Этот двигатель обеспечил хорошие характеристики и топливную экономичность для уменьшенных моделей RWD, но был недостаточно мощным для большой Эльдорадо. Позднее проблема была частично решена для моделей 1980—1981 гг., чтобы обеспечить 368 дюймов³ (6 л), снова уменьшив изначальный объём 472 дюймов³ (7,7 л), также как и вес, и физический объём.

Как большинство американских производителей, «Кадиллак» был вынужден снизить объём производства между топливными кризисами 1973 и 1979 годов. Его основные модели «De Ville» и «Флитвуд» были уменьшены в 1977, а потом — в 1985, когда эти модели были также переделаны на переднеприводную компоновку.

В дни празднования двухсотлетия Америки «Кадиллак» представил юбилейную модель «Эльдорадо» с откидным верхом. Автомобиль 1976 года был выкрашен в цвета американского флага: весь белый с синими и красными полосами, красно-белыми кожаными сидениями и дисками колёс с белыми вставками.

Уменьшенная Эльдорадо дебютировала в 1979 с новым «bustle back» Seville Sedan, введённым на той же самой платформе в 1980. И «Эльдорадо» и «Севиль» были далее уменьшены в 1986 в класс малолитражного автомобиля, с продажами, также сжимаясь.

1980-е годы

Полностью обновлённый Seville 1980 года отличался острыми гранями и эффектным дизайном, делавшим его не похожим ни на одну машину Америки. Впервые также «Севиль» была сделана на одном шасси с «Эльдорадо».

Джон О. Греттенбергер возглавил «Кадиллак» 10 января 1984 года. Он дольше всех руководил компанией — 13 лет.

Двухдверный «Allante» 1987 года стал уникальным автомобилем по многим показателям. Его кузов был разработан и производился итальянской фирмой Pininfarina (Турин, Италия). На этой модели были впервые применены многие технические новшества Кадиллак, включая систему Traction Control и двигатель Northstar.

Синдром «Двойник с подобным двигателем»

Синдром «Двойник с подобным двигателем» («Look-alike, drive-alike syndrome»), который затронул большинство подразделений Дженерал Моторс под администрацией Роджера Бонхама Смита, возымел отрицательный эффект на «Кадиллак», поскольку фирма попробовала уменьшить массу своих моделей. DeVille, вообще успешная модель для «Кадиллак», получил полную переработку в 1985 г., которая сделала автомобиль значительно более похожим на его соплатформенников — «Бьюик Электра» и «Oldsmobile 98».

Дизель V8

Из-за дефицита бензина во время нефтяного эмбарго 1970-х и желая улучшить топливную эффективность, «Кадиллак» предложил для своих полноразмерных автомобилей, выпускавшихся с 1979 до 1985 гг двигатель Oldsmobile V8, 'LF9' 350 дюймов³ (5,7 л), использовавший дизельное топливо. Вместо того, чтобы, как это обычно делается в промышленности, спроектировать маленький дизельный двигатель с нуля, для быстрой реакции на потребительский спрос и поддержания минимального веса силовой установки (и следовательно всего шасси), в "Кадиллаке" использовали наспех доработанную версию долго и хорошо служившего бензинового двигателя Oldsmobile Rocket, 350 V8. Были установлены два дополнительных главных болта, также были увеличены до 3 дюймов (76 мм) коренные шейки коленчатого вала, для компенсации более высоких напряжений, которые у дизельных двигателей возникают в деталях, совершающих возвратно-поступательные движения. Этот двигатель быстро заслужил репутацию ненадёжного, поскольку последовала волна катастрофических отказов двигателя, обычно по вине дешёвых компонентов и прокладок цилиндров, что указывало на определённое сочетание неадекватного проекта, некачественного литья, и некондиционной механической обработки. Вообще GM имел регулярные проблемы с качеством из-за последних двух дефектов в разнообразных внутренних частях многих двигателей и трансмиссий всё десятилетие с середины 70-х до середины 80-х, так что эти проблемы конечно не обошли стороной и дизели Olds 350. Кроме того, топливная система не имела эффективной системы отделения воды, причём ни покупатели, ни технические службы дилера не были как следует проинформированы о продуктах и процедурах, необходимых для надлежащего обслуживания двигателя. Это приводило к коррозии в топливном насосе инжектора, приводя, в свою очередь, к неправильным циклам впрыска, выбиванию головки цилиндра, растяжению или разламыванию болтов головки цилиндра, неисправности прокладок цилиндров, протекание в цилиндр хладагента через гидравлический клапан, и выход из строя внутренних машинных компонентов и сопутствующие катастрофические поломке двигателя. По иронии судьбы, "Детройтский Дизель" - другое подразделение GM, имел в своём активе десятилетия успешного опыта выпуска качественных, но намного более крупных дизельных двигателей.

Симаррон

В попытке обращаться к более молодым покупателям, в 1982 г. «Кадиллак» запустил компактный Симаррон. Симаррон разделил платформу J с Шевроле Кавалье, Бьюик Скайхок, Олдсмобиль Фиренца, Понтиак J2000, Холден Камира, Исудзу Аска, и Опель Аскона, и как ожидали, лидерством GM в конкуренции с 3-им рядом BMW в коммерческом успехе. Поскольку Симаррон был срочно отправлен в производство примерно на три года раньше срока, первоначально был доступен очень маломощный четырёхцилиндровый двигатель GM 122 (V6 появился в 1985 г.) и, сначала, были сделаны самые минимальные различия в стиле, чтобы отличать его от значительно более дешёвой версии Шевроле. Покупатели вообще игнорировали Симаррон как «завышенный по цене Кавалье» с кожаными сиденьями. Стиль стал больше сочетаться с другим Кадиллаками в более поздние годы его выпуска, но после его изначального неприятия продажи значительно не увеличились, и его выпуск был прекращён в 1988.

Эта машина производилась с 1982 по 1988 год и, хотя со временем постепенно отходила от Cavalier все дальше, не только не стала популярной, но и нанесла существенный вред имиджу престижной марки. Изначально новую машину планировали представить к 1984 году, но паническая ситуация на рынке (с предсказаниями катастрофического роста цен на бензин) заставила корпорацию резко ускорить разработку Cimarron. В связи с этим тогдашний президент General Motors Пит Эстес предупреждал генерального менеджера «Кадиллак» Эда Кеннарда: «у вас не хватит времени на переделку J-машины в „Кадиллак“», по всей видимости, намекая именно на исключительно успешную маскировку изначальной платформы у Seville — на неё было потрачено много времени, которого не было у создателей Cimarron для повторения отработанного плана. Так и получилось: Cimarron ’82 был представлен 21 мая 1981 года — всего через два месяца после публичного анонса первого J-body (Cavalier). И отличия от самой доступной американской машины этого класса были не слишком существенными. Технически Cimarron отличался от прочих авто на этой платформе только наличием гидравлических подушек подрамника для улучшения управляемости и плавности хода. Интерьер с кожаными креслами выполнялся на действительно «кадиллаковском» уровне качества, но за исключением расширенного приборного щитка с тахометром, применённых материалов, улучшенной шумоизоляции и тщательности изготовления был очень похож на Cavalier’овский. Правда, опционально предлагался люк в крыше типа «Vista Vent», недоступный на прочих J-машинах. Самым ужасным было то, что двигатель и трансмиссия совершенно никак не соответствовали стандартам «Кадиллак». Хотя GM наверняка могли сразу же предложить Cimarron с V6 (под капотом было достаточно места), этого сделано не было и машины 1982 модельного года поставлялись с унылым карбюраторным 1,8-литровым четырёхцилиндровым OHV. Впервые с 1914-го «Кадиллак» предлагал двигатель с таким количеством цилиндров. Хотя Cimarron был прибыльным проектом для GM, его появление считается одной из причин глубокого кризиса «Кадиллак» в конце 80-х, чуть не обанкротившего это подразделение корпорации. Дело не только в имидже — для многих покупателей Cimarron стал последним приобретённым Кадиллаком, настолько неприятны были их ощущения от «Cavalier за двойную цену».

Все J-body были переднеприводными с несущим кузовом, имели колесную базу 2570 мм (до 1995 года) и идентичную конструкцию подвески: макферсон спереди и торсионная балка сзади. Передняя подвеска, двигатель и трансмиссия крепились к подрамнику. Мотор располагался поперечно над передней осью. В целом — типичная схема для данного класса машин. Кроме того, абсолютно все автомобили, производившиеся до 1989 года на основе J-body, имели общую центральную часть: крыша, двери и стекла на машинах с одинаковым типом кузова (например, седан) взаимозаменяемы. Соответственно, внутренние габариты салона также совпадали полностью, хотя дизайн интерьера различался. Основные же отличия заключались в дизайнерских решениях фронтальной и задней частей, причём тут разработчики отличились значительным разнообразием визуальных средств, так что зачастую в машинах можно признать «родственников» только по оконной линии. Разумеется, такие элементы, как молдинги и дизайн колёсных дисков также были принципиально различными.

V8-6-4 и HT4100

Другой низшей точкой в начале 1980-х был двигатель переменного объёма, выпущенный под маркой L62 V8-6-4. Представленный в 1981 г., этот 6 л (368 дюймов³) двигатель выборочно подключал и отключал цилиндры соответственно требуемой мощности. Машины, оснащавшиеся V8-6-4 часто в конце концов возвращали дилерам с отключённой электроникой двигателя, в результате чего они работали как обычные двигатели V8. V8-6-4 был в следующем году снят со всех моделей за исключением лимузина Флитвуд в пользу срочно запущенных в производство семейства меньших алюминиевых двигателей V8.

4,1 л (≈250 дюймов³) двигатель HT-4100 широко использовался в Кадиллаках с 1982 до 1987 гг. Большинство HT4100-х, вышли из строя не пройдя и 60 000 миль (97 000 км) и многие из 1 000 000 HT4100-х, устанавливавшихся на Кадиллаки в 1982—1987 были заменены производителем по гарантии, хотя, при правильном обслуживании, двигатели часто проходили гораздо больше миль с меньшими проблемами или вообще без проблем. Проблемы HT4100-х были намного менее серьёзными и частыми чем те, что были в выпускавшемся только один год V8-6-4 и, тем не менее, стоили «Кадиллаку» лояльности многих клиентов. В 1988 г. «Кадиллак» представил 4,5-литровый V8 с алюминиевым блоком цилиндров, оказался очень надёжным, часто эти двигатели хорошо выглядят после более чем 250 000 миль (400 000 км) пробега. Эта силовая установка была форсирована до 4,9 литров в 1991 г. и выпускалась до 1993. Известный Northstar V8 был поэтапно установлен [на Эльдорадо] и стал силовой установкой основного модельного ряда «Кадиллака» с 1993 модельного года на протяжении всего следующего десятилетия.

Аллант

В 1987 году было видно, что «Кадиллак» пробовал перестроить свой имидж, осознавая, что импортируемые европейские и японские перспективные модели были на подъёме, и в связи запуском Honda своего американского элитного подразделения, Acura. Были попытки некоторых новых подходов к дизайну: Севилья, например, была уменьшена к пропорциям серии BMW 5, а её арки колес были округлены и оформлены лишь с намёком на хром. За этот период, наибольшим вызовом импортным спортивным автомобилям был Кадиллак Аллант, кабриолет, разработанный итальянским Pininfarina, и рекламировался как самая длинная в мире производственная линия — с кузовами автомобиля, изготовленными в Италии и летевшими грузовым Боингом 747 в Соединённые Штаты, для установки в них двигателя и трансмиссии.

За первые два года производства «Кадиллак» не предложил никаких вариантов для Allante за исключением вариантов интерьера и окраски. Как и Симаррон несколькими годами ранее, выпуск Allante был начат с двигателем, который был ниже ожиданий его целевого рынка. 170-сильного двигателя HT-4100 (на 130 кВт) было недостаточно против более мощных двигателей конкурентов. Такая первоначальная платформа отвратила много потенциальных клиентов, которые считали, что для своего ценника в 55 000 $ машина недостаточно мощная, что приводило их к выводу, что Кадиллак мобилизовал далеко не все свои возможности на разработку автомобиля с высокими характеристиками. В 1989 трансмиссия была улучшена с 4,5 л двигателем, мощностью 200 л. с. (150 кВт). Наконец, в 1993 трансмиссия снова была модернизирована для приемлемой работы с 4,6 л двигателем Northstar V8 мощностью 290 л. с. (220 кВт). Этот год, как оказалось, стал последним годом производства, поскольку продажи Allant никогда не достигали объёмов, на которые надеялся «Кадиллак».

В конце десятилетия свет увидели изящные модели De Ville 1989 и Флитвуд, воплотившие в себе все усилия дизайнеров и стилистов компании.

1990-е годы

В 1990 году компании была присуждена награда за качество Malcolm Baldrige National Quality Award. «Кадиллак» стал первой автомобильной компанией, получившей национальную премию Baldrige, и до 1997 года оставался единственным производителем автомобилей, удостоенным такой оценки.

В 1992 году претерпевшие значительные изменения Eldorado и Seville получили всемирное признание. Наряду с другими наградами Seville получил приз «Автомобиль года» журнала Motor Trend. Спустя год Seville поднялся ещё на одну ступень, получив двигатель Northstar. Признанный лидер, система Northstar обеспечивает водителям непревзойдённый уровень ходовых качеств, управляемости и надёжности.

В 1993 году был полностью изменён внешний вид модели Флитвуд Бруэм. «Кадиллак» продолжил славную традицию быть излюбленной базой для стретч-лимузинов, включая автомобили для американских президентов.

В 1996 году мощность двигателя Northstar была увеличена до 300 лошадиных сил (на автомобилях DeVille Concours, Eldorado Touring Coupe, Seville STS.

В 1997 году на моделях Seville STS, Eldorado Touring Coupe и DeVille Concours появляется эксклюзивная система безопасности StabiliTrack. В добавлении к этому «Кадиллак» меняет дизайн автомобиля DeVille, вводя новую модификацию — d’Elegance. Это новое детище «Кадиллака» соединило в себе особый американский шик с современным техническим оснащением и высоким уровнем комфорта. Во всех автомобилях DeVille появились боковые подушки безопасности. Кадиллак Catera — самая маленькая модель высшего класса, был также выпущен в 1997 году.

Уменьшение размеров и «Бруэм»

Модели Симаррон и Севилль отметили начало «меньших» автомобилей в линии «Кадиллак». В 1980-х годах, американские автопроизводители уменьшили большинство своих моделей, и Кадиллак был не исключением. К концу 80-х, Бруэм был единственной моделью «Кадиллак», которая сохранила стиль и размер «больших» DeVille’ей и Fleetwood’ов 70-х. В 1993 г. Брогам был перепроектирован и переименован во Флитвуд, с дополнительным пакетом Бруэм, возможность буксировки с двигателем L05 V8 — до 7 000 фунтов (3 200 кг). В 1994 «Кадиллак» заменил двигатель L05 новым, более мощным двигателем LT1. Флитвуд был снят с выпуска после 1996 модельного года. После ухода Флитвуда, Линкольн Таун Кар остался единственным традиционным полноразмерным автомобилем класса «люкс» на американском рынке.

Соревнование с «Линкольн» — Эскалейд

С 1997 по 2001 год предлагалась модель Кадиллак Catera, почти буквально копирующая метод создания Cimarron: был взят Opel Omega MV6 с 3-литровым V6 и дополнен многочисленными «люксовыми» опциями и эмблемами «Кадиллак», а также впечатляюще переделанной задней частью в чисто американском духе. Сам автомобиль, собственно, также производился в Германии вместе с Omega и импортировался в США.

Основная новинка 1998 — полноприводный внедорожник Escalade, призванный конкурировать с Lincoln Navigator.

После того, как GM постепенно выводил платформу D в 1996, у «Кадиллака» остался единственный переднеприводный модельный ряд за исключением представленного в 1997 г. Catera на европейском шасси. Эскалад на базе GMC Yukon Denali, первый SUV (англ. Sport Utility Vehicle — практичный спортивный автомобиль) «Кадиллака», был представлен в 1998 г. для 1999 модельного года, и отличался стандартным полным приводом. Он был быстро сделан, чтобы немедленно капитализировать рыночный успех Линкольна Навигатор, выпущенного как модель 1998 года и, по-видимому, предназначенного для того, чтобы выдвинуть общее количество продаж бренда «Линкольн» в 1998 календарном году, намного опередив «Кадиллак». К ноябрю 1998, лидерство «Линкольна» на данный год составляло 6 783 автомобилей класса «люкс», но отчёты о декабрьских продажах «Кадиллака» сообщали о реализации 23 861 машины, более чем на 10 000 больше по сравнению с продажами ноября. Заметной частью этого роста было повышение продаж Эскалад с 960 в ноябре до 3 642 в декабре. Результатом было общее лидерство марки «Кадиллак» всего лишь на 222 машины. Последующие аудиты рекордов продаж в первом квартале 1999, вызванные необычными количествами, зафиксированными в декабре, и тем фактом, что продажи Эскалад в январе 1999 упали до жалких 225 машин, привели к открытию «ошибки» в 4 773 единиц. С данным исправлением, это означало, что «Линкольн» фактически опередил «Кадиллак» в общем объёме продаж за 1998 календарный год (187 121 проданный Линкольн, против 182 570 Кадиллаков). В первой неделе мая 1999, были выпущены публичное признание и извинения представителя GM Джима Фармера, признававшего, что причиной завышенных результатов было «сочетание недостатков внутреннего контроля и чрезмерной фанатичности со стороны членов нашей команды», и добавившего, что виновные понесли дисциплинарную ответственность. Однако ни у одной фирмы не было никаких причин праздновать какой-либо коммерческий успех на американском рынке автомобилей класса «люкс», поскольку их предшествующими позициями номер два и номер один завладели японские и немецкие марки.

2000-е годы

По итогам 2001 года модель Catera заменил новый небольшой седан CTS. Премьера этого «компактного» спортивного седана 2002 модельного года состоялась на автосалоне во Франкфурте-на-Майне. Полноценный компактный Кадиллак CTS на собственной заднеприводной платформе Sigma — автомобиль, полностью соответствующий нынешнему направлению развития марки и отлично продающийся.

В 2001 модельном году программа обновлена за счёт нового внедорожника Escalade II поколения. 2-дверное купе Eldorado в конце апреля 2002 было снято с производства из-за малого спроса.

Эпоха искусства и науки

Кадиллак сопротивлялся тенденции к производству «ретро» моделей, таких как обновлённый Форд Сандебёрд или Фольксваген Нью Битл. Вместо этого продвигалась новая философия дизайна 21-го века, называвшаяся «искусство и наука» («art and science», «A&S»), которая говорила «соединение твердых линий, тяжелых изгибов и острых углов — язык форм, выражающий энергичный, высокотехнологичный дизайн и обеспечивающий технологию его реализации». Этот язык нового дизайна распространялся с исходного CTS по всему модельному ряду, вплоть до родстера XLR. Модельный ряд Кадиллака включает по преимуществу задне- и полноприводные седаны, родстеры, кроссоверы и SUV. Единственные исключения — переднеприводный Cadillac BLS (который не продаётся в Северной Америке) и Cadillac DTS. Многие из этих моделей активно конкурируют с уважаемыми машинами верхнего сегмента класса «люкс», немецких и японских производителей. Флагманом этих успехов является CTS-V второго поколения, прямой конкурент превозносимого BMW M5. Версия CTS-V с коробкой-автоматом прошла круг Нюрбургринга за 7:59.32, рекордное время для серийно выпускаемых седанов.

Несмотря на изобретение Кадиллака заново, с брендом фирмы до конца десятилетия работали мало из-за банкротства Дженерал Моторс. Ряд топовых моделей на базе концепт-кара Кадиллак Шестнадцать (Cadillac Sixteen) был отменён, наряду с заменой двигателя Нортстар (Northstar). Поскольку производство Кадиллака моделей STS и DTS планируется завершить, Кадиллак остаётся без достойной топовой модели. В разработке находился небольшой заднеприводный седан, но исходя из сообщений, предполагается, что он будет продвигаться в платформу Эпсилон II и займёт позицию ниже, чем ряд Кадиллак CTS. Тем не менее, Кадилак начал разработку второго поколения Кадиллак SRX в 2009 г. SRX основывается на платформе Тэта Премиум и предлагается как в передне-, так и в полноприводном вариантах.

Также сообщается, что в 2014 г. Escalade продвинется в платформу Лямбда, но к этому времени может оказаться, что Кадиллак продолжит свою архитектуру кузова на раме с перепроектированием в 2013. Кадиллак на платформе Лямбда будет запущен в производство, чтобы дополнить будущий Escalade, который может оказаться дороже чем современная модель. В 2010 г. Кадиллак выставил концепт-кар XTS Platinum и заявил о намерениях выпустить передне- и полноприводный седан на платформе Super Epsilon. Также, в конце 2009 г. Дженерал Моторс анонсировала, что грядущий конкурент BMW 3, Cadillac ATS, будет запущен в производство на задне- и полноприводной платформе Альфа в 2013 г. Отчёты выявили, что Дженерал Моторс дала зелёный свет не только конкуренту BMW 7 на платформе Дзета, ни и другому концепту, на той же платформе основывающемуся на концепте Кадиллак Шестнадцать. Доклады предполагают, что последний получит ценник вплоть до 125 000 USD и будет позиционироваться как венец достижений Кадиллака. Также обнаружилось, что следующий CTS, запланированный к выпуску в 2013 г., передвинется в длиннобазный вариант выходящей в скором времени платформы Альфа. Ожидается рост стоимости и веса, а также потеря вариантов купе и универсал. Отсюда следует, что к середине 2010 гг. Кадиллак оставит производство полного модельного ряда автомобилей.

Технологии
Адаптивная подвеска

Влияние на американскую культуру

На протяжении многих лет Кадиллак являлся символом американского успеха и американской мечты. Сегодня нет различия между новыми моделями представляемыми Кадиллаком, как например, CTS-V, самым быстрым в мире седаном массового производстваК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4709 дней], и многими другими автомобилями мирового класса. С 1950-х гг. после культового Кадиллак Эльдорадо, Кадиллак стал синонимом американского самодовольства и нелепости в автомобильном дизайне. Большинство автомобилей, похожих по пропорциям внешнего дизайна на купе CTS, обычно можно найти лишь среди концепт-каров. Вместе с изменениями в американской культуре в 21 веке, изменился стиль и дизайн внешних форм Кадиллака, что в компании именуется «дизайн искусства и науки». Отражение искусства и науки Кадиллака можно увидеть в таких концептах, как Шестнадцать и Конверж (Converj). Стиль даже можно увидеть в серийно производимых машинах, таких как Кадиллак CTS и Кадиллак SRX 2010 года.

Кадиллаки в искусстве и скульптуре

Ранчо Кадиллаков — открытая арт-инсталляция и скульптура в Амарилло, штат Техас, США. Она была создана в 1974 г. Чипом Лордом, Хадсоном, Маркесом и Дугом Майклсом, входившими в арт-группу «Муравьиная ферма», и состояла (при первоначальной инсталляции в 1974 г.) из подержанных и выброшенных автомобилей «Кадиллак», представлявших эволюционные ряды линий автомобилей (наиболее примечательны возникновение и исчезновение характерной черты ранних Кадиллаков — плавников с 1949 по 1963 гг., полузарытые носом в землю под углом египетской пирамиды Хеопса). Инсталляция раскрывает парадоксальную одновременность американской привлекательности наряду с «чувством места» — и придорожных аттракционов, как собственно Ранчо — и мобильность и свободу автомобиля. Дань популярности «Ранчо Кадиллаков» отдана в фильме Уолт Дисней и Пиксар «Тачки». Вымышленный город Радиатор-Спрингс находится на границе с районом, обозначенным на карте как «Область Кадиллаков», и на протяжении фильма на заднем плане можно видеть горные системы в форме перевёрнутых машин. Также в нескольких клипах "Blue System" Дитер Болен ездил на красном Convertible

Модельный ряд

  • Series 452: 1930 г. — 1937 г.
  • Series 355: 1931 г. — 1935 г.
  • Series 370: 1931 г. — 1935 г.
  • Series 60: 1936 г. — 1939 г.
  • Series 70/75: 1936 г. — 1937 г.
  • Series 80/85: 1936 г. — 1937 г.
  • Series 65: 1937 г. — 1938 г.
  • Series 60 Special I: 1938 г. — 1941 г.
  • Series 72/75: 1938 г. — 1940 г.
  • Series 90: 1938 г. — 1940 г.
  • Series 61 I: 1939 г.
  • Series 62 I: 1940 г. — 1941 г.
  • Series 61 II: 1941 г.
  • Series 63: 1941 г.
  • Series 67/75: 1941 г. — 1949 г.
  • Series 60 Special II: 1942 г. — 1947 г.
  • Series 61 III: 1942 г. — 1947 г.
  • Series 62 II: 1942 г. — 1947 г.
  • Series 60 Special III: 1948 г. — 1949 г.
  • Series 61 IV: 1948 г. — 1951 г.
  • Series 62 III: 1948 г. — 1953 г.
  • Coupe de Ville IV: 1971 г. — 1976 г.
  • Sedan de Ville IV: 1971 г. — 1976 г.
  • Eldorado VIII: 1971 г. — 1978 г.
  • Calais II: 1971 г. — 1976 г.
  • Series 60 Special X: 1971 г. — 1976 г.
  • Series 75: 1971 г. — 1976 г.
  • Seville I: 1975 г. — 1979 г.
  • Fleetwood Brougham I: 1977 г. — 1986 г.
  • Coupe de Ville V: 1977 г. — 1984 г.
  • Sedan de Ville V: 1977 г. — 1984 г.
  • Eldorado IX: 1979 г. — 1985 г.
  • Seville II: 1980 г. — 1985 г.
  • Cimarron: 1982 г. — 1988 г.
  • Coupe de Ville VI: 1985 г. — 1988 г.
  • Sedan de Ville VI: 1985 г. — 1993 г.
  • Fleetwood I: 1985 г. — 1992 г.
  • Series 75 XI: 1985 г. — 1987 г.
  • Eldorado X: 1986 г. — 1991 г.
  • Seville III: 1986 г. — 1991 г.
  • Brougham: 1987 г. — 1992 г.
  • Series 60 Special XI: 1987 г. — 1993 г.
  • Allante: 1987 г. — 1993 г.
  • Coupe de Ville VII: 1990 г. — 1993 г.
  • Fleetwood Brougham II: 1993 г. — 1996 г.
  • Fleetwood II: 1993 г. — 1996 г.
  • Seville IV: 1992 г. — 1997 г.
  • Eldorado XI: 1992 г. — 2002 г.
  • Fleetwood II: 1993 г. — 1996 г.
  • Sedan de Ville VII: 1994 г. — 1999 г.
  • Caterra: 1997 г. — 2001 г.
  • Seville V 1998: г. — 2004 г.
  • Escalade I: 1999 г. — 2000 г.
  • Sedan de Ville VIII: 2000 г. — 2005 г.
  • Escalade II: 2002 г. — 2006 г.
  • Escalade EXT I: 2002 г. — 2006 г.
  • CTS I: 2002 г. — 2007 г.
  • CTS-V I: 2004 г. — 2007 г.
  • SRX I: 2004 г. — 2009 г.
  • XLR: 2004 г. — 2009 г.
  • STS I: 2005 г. — 2007 г.
  • STS-V: 2005 г. — 2010 г.
  • BLS: 2005 г. — 2009 г.
  • DTS: 2005 г. — 2011 г.
  • Escalade III: 2007 г. — 2014 г.
  • Escalade EXT II: 2007 г. — 2013 г.
  • CTS II: 2008 г. — 2013 г.
  • STS II: 2008 г. — 2011 г.
  • CTS-V II: 2009 г. — 2015 г.
  • SRX II: 2009 г. — 2016 г.
  • ATS: 2012 г. — …
  • XTS: 2012 г. — …
  • CTS III: 2013 г.— ...
  • ELR: 2013 г. — 2016 г.
  • Escalade IV: 2014 г.— ...
  • ATS-V: 2016 г.— ...
  • CTS-V III: 2016 г.— ...
  • CT6: 2016 г.— ...
  • XT5: 2016 г.— ...

Галерея

Концепт-кары

Продажи в США[2]

  • 1996: 170 379
  • 1997: 182 624
  • 1998: 187 343
  • 1999: 178 507
  • 2000: 189 154
  • 2001: 172 083
  • 2002: 199 748
  • 2003: 216 090
  • 2004: 234 700
  • 2005: 235 002
  • 2006: 227 014
  • 2007: 214 726
  • 2008: 161 159
  • 2009: 109 092
  • 2010: 146 925
  • 2011: 152 389
  • 2012: 149 782
  • 2013: 182 543

См. также

Напишите отзыв о статье "Cadillac"

Примечания

  1. [www.oldcarbrochures.com/main.php?g2_itemId=11873 Рекламная брошюра «Кадиллаков» за 1948 год.] (недоступная ссылка с 10-08-2013 (3884 дня) — историякопия)
  2. www.autointell.com/nao_companies/general_motors/gm-sales/GM-US-data-book-2005.xls

Литература

  1. John Gunnell [books.google.com/books?id=TBp1CzGZN_IC Standard Catalog of Cadillac 1903-2004] в Google Книгах
  2. <cite id="Thomas E. Bonsall" style="font-style:normal;">Thomas E. Bonsall [books.google.com/books?id=kCglolj3W_oC The Cadillac Story: The Postwar Years] в Google Книгах

Ссылки

  • [www.cadillac.ru illac.ru] — официальный сайт Cadillac
  • [www.cadillacforums.com/forums/rwd-19xx-1984-deville-fleetwood-1985/226504-history-cadillac.html The History of Cadillac] (англ.). Cadillac Owners & Enthusiasts Online. — История Cadillac «в картинках». [www.webcitation.org/6BcvFqEuQ Архивировано из первоисточника 23 октября 2012].


Отрывок, характеризующий Cadillac

Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.