Кадмина, Евлалия Павловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евлалия Павловна Кадмина
Профессия:

оперная певица, актриса

Годы активности:

1873—1881

Евлалия Павловна Кадмина (7 (19) сентября 1853, Калуга — 10 (22) ноября 1881, Харьков) — русская певица, контральто, меццо-сопрано, драматическая актриса.





Биография

Евлалия Кадмина родилась в Калуге в семье калужского купца Павла Максимовича Кадмина и цыганки Анны Николаевны. В XIX веке подобные союзы считались крайне необычными. Евлалия была младшей из трех сестер. С раннего детства у неё стал проявляться буйный, очень гордый и независимый характер.

Евлалия росла замкнутым, одиноким ребёнком, который не сходился совершенно ни с кем, даже с родными сестрами. Она рано научилась читать и проводила все свободное время за книгами. Отец выделял её на фоне других детей, и в 12 лет устроил Евлалию в престижное учебное заведение — Московский Елизаветинский институт.

Институт славился своей строгой дисциплиной и высоким уровнем образования. Для того чтобы юных воспитанниц ничего не отвлекало от обучения, все окна заведения были густо замазаны мелом, так что выглянуть на улицу не было никакой возможности. Выходя из стен Елизаветинского института, девушки, как правило, становились гувернантками. Все отмечали, что это были «самые дикие гувернантки», так как присутствие мужчины за столом приводило девушек в страшное смущение. Девушки были неприспособлены к жизни. Выпускнице Кадминой уже подыскивали рабочее место, как произошла одна встреча, резко изменившая все.

Юные воспитанницы часто давали концерты для гостей. Обладая замечательным голосом, Евлалия часто принимала в них участие. В 1870 году такой самодеятельный утренник посетил Николай Григорьевич Рубинштейн. Пораженный пением Евлалии, он убедил её непременно посвятить себя музыке и стать певицей.

Первые успехи

Николай Рубинштейн принял самое активное участие в судьбе начинающей певицы. Несмотря на то, что после смерти отца в том же 1870 году, семья Кадминой осталась без средств, он помог девушке не только стать студенткой Московской консерватории по классу пения, но ещё и получать стипендию.

В числе учителей Кадминой были такие заслуженные деятели искусства как, Александра Александрова-Кочетова, Иван Самарин и Петр Ильич Чайковский. Впоследствии, очарованный «бархатным богатым меццо-сопрано» Кадминой, Чайковский написал специально для неё музыку к весенней сказке А. Н. Островского «Снегурочка».

В восемнадцать лет состоялся её сценический дебют. Николай Рубинштейн пригласил начинающую Кадмину на роль Орфея в опере Глюка «Орфей и Эвридика». Присутствовавшие в зрительном зале Пётр Ильич Чайковский и Николай Кашкин в один голос отмечали:

«Сценическая игра и пение Кадминой выдают в ней вполне состоявшуюся актрису. Она обладает необычайным, выдающимся талантом драматической актрисы и внутренним чувством прекрасного на сцене. И в дополнении ко всему она необычайно привлекательна».

Оперная карьера

Москва

После окончания консерватории с серебряной медалью в 1873 году Кадмина получает приглашение попробовать себя на сцене Большого Театра. Её первое профессиональное выступление состоялось 30 апреля (12 мая) 1873 года в опере М.Глинки «Жизнь за царя». Исполнение роли Вани было оценено по достоинству. «Бархатное богатое меццо-сопрано», — таковы были отзывы придирчивых критиков.

А дальше были боярыня Морозова в «Опричнике» Чайковского, княгиня в «Русалке» А.Даргомыжского, Рогнеда в одноимённой опере А.Серова и ещё много других ролей. Только вот удовлетворения почему-то не было, Евлалия Павловна хотела чего-то большего, она чувствовала, что сцена Большого театра не дает ей возможности проявить свой талант во всей полноте.

Сумасшедшая Евлалия

Уже тогда в эти юные годы в ней проявились все скверные черты примы, которые можно представить: она скандалила, впадала в истерики, очень внимательно следила за тем, что о ней пишут в прессе и возмущалась, в случае малейшего критического замечания, могла излупить зонтиком журналиста, или же накричать во время репетиции на статистов. Она сама понимала несносность своего характера, и в одной из официальных бумаг даже подписалась «сумасшедшая Евлалия». Где бы она ни работала, Кадмина ни с кем не могла ужиться.

Санкт-Петербург

В 1875 году Кадмина решает не продлять контракт с Большим Театром и принимает приглашение работать в Мариинском Театре в Санкт-Петербурге. Её исполнением роли боярыни Морозовой в «Опричинике» и Ратмира в опере «Руслан и Людмила» изначально восхищались. Однако вскоре стали звучать и негативные отзывы о её пении, все чаще ей ставили в упрёк, что её голос недостаточно силён для сцены Мариинского театра.

Италия

В феврале 1876 года Кадмина неожиданно для всех уходит из Императорского театра и возвращается в Москву, где появляется в нескольких постановках Большого театра, а затем инкогнито уезжает в Италию.

Она проводит в Италии два года (с весны 1876 по осень 1878), совершенствуя технику пения. Именно там она пробует петь роли сопрано. Изначально это естественно льстит её самолюбию, но в будущем будет иметь самые тяжёлые последствия.

Кадмина поёт в Неаполе, Турине, Флоренции и даже в Милане, и всюду ей неизменно сопутствует оглушительный успех. Яркая магическая внешность актрисы из России обращает на себя внимание. Один из соотечественников, увидевший Кадмину в Италии, писал:

«За русской красавицей, которая чернее и огненнее итальянок, бегают восхищённые взоры».

Однако после выступлений Кадмина все чаще чувствует себя одинокой. Будучи в Милане, она сильно заболевает. Приглашенный к ней молодой врач Эрнесто Фалькони, страстно влюбляется в Кадмину. Она отвечает ему взаимностью, и вскоре молодые люди женятся.

Киев

В 1878 году Кадмина принимает приглашение работать в Киеве. Она переезжает туда с мужем, и вскоре с большим успехом поёт на сцене Киевского театра. На премьере оперы «Аида» занавес поднимали пятнадцать (!) раз. Затем была успешная партия Маргариты в «Фаусте» Ш.Гуно, потом были «Гугеноты» Мейербера и «Русалка». Она пробует себя и в драматическом театре, с успехом сыграв в «Грозе» А. Н. Островского.

Однако у Кадминой была конкурентка — обладательница прекрасного голоса Эмилия Павловская. Её поклонники не принимали Кадмину, демонстративно её освистывали, подкупали прессу. В такой напряжённой обстановке, Евлалии было тяжело работать. В семейной жизни тоже начался разлад. Эрнесто Фальконе очень ревновал жену, всё чаще возникали скандалы. В конечном итоге, супруги со скандалом расстались. Фальконе уехал в Италию, а Кадмина принимает решение уехать в Харьков.

Харьков

В 1880 году она уезжает в Харьковский оперный театр, где остается работать, но пропоет она там недолго, всего один сезон. Из-за увлечения партиями сопрано, певица начинает стремительно терять голос. Оперу пришлось оставить и перейти в драматический театр.

Её дебютной ролью в качестве драматической актрисы стала роль Офелии в постановке «Гамлет» в декабре 1880 года. Игра Кадминой была очень благосклонно принята критиками. В следующем 1881 году она сыграла более двадцати ролей, включая пьесы А.Островского и И.Шпажинского. Всюду её преследует успех, публика её любит, дежурит около дверей театра, однако все чаще на актрису начинают накатывать тоска и одиночество. В личной жизни все далеко не так гладко.

Смерть

В 1881 году Кадмина страстно влюбляется в офицера. Вспыхивает роман. Её избранник, происходивший из обедневшего дворянского рода, вскоре решает жениться и подыскивает выгодную партию. Пытаясь уйти от душевных мук, Кадмина с головой окунается в работу.

Однако 4 (16) ноября 1881 года офицер приходит вместе со своей невестой на спектакль, где играла Кадмина. В тот день она исполняла главную роль в пьесе А.Островского «Василиса Мелентьевна». Внезапно в зрительном зале, она увидела в ложе любимого с невестой. В антракте Кадмина нашла в уборной коробок спичек, отломила фосфорные головки, залила их чаем и выпила эту смесь.

Прозвенел звонок, актриса вышла на сцену и даже начала играть, но к ужасу первых рядов, вдруг смертельно побледнела и упала без сознания. Занавес закрыли, спектакль, конечно, прекратили. Доктора ничего не смогли сделать. Актриса умерла через шесть дней в страшных муках. Ей только исполнилось 28 лет.

(Из письма Чайковского в ноябре 1881 года):

«О смерти Кадминой я узнал уже в Киеве из газет. Скажу вам, что это известие меня страшно огорчило, ибо жаль талантливой, красивой, молодой женщины, но удивлен я не был. Я хорошо знал эту странную, беспокойную, болезненно самолюбивую натуру, и мне всегда казалось, что она добром не кончит».

В настоящее время похоронена Евлалия Кадмина на 13-м городском кладбище Харькова. Первоначальное место упокоения — на Иоанно-Усекновенском кладбище, на месте которого разбит Молодёжный парк. Могила перенесена на нынешнее место в конце ул. Пушкинской в середине 1970-х годов.

Актёрские работы

Оперы:

Драмы:

Высказывания о Кадминой

В одном из писем Пётр Ильич Чайковский написал:

«Странная, беспокойная, болезненно самолюбивая натура, — мне всегда казалось, что она не добром кончит».
Великий композитор посвятил актрисе свой романс «Страшная минута».

Произведения Кадминой

  • Повесть «Диана Эмбриако».

Произведения, прототипом героинь которых стала Кадмина

Самоубийство актрисы на сцене вызвало целую волну откликов в русской литературе, в прозаической и драматической форме:

продолжение этой пьесы под тем же названием написал А. П. Чехов в 1889 (по цензурным условиям не публиковалась при жизни).
  • А. И. Чепалов. [samlib.ru/c/chepalow_a_i/eulalia.shtml Святая грешница Евлалия]. Пьеса. 2005.
  • Документальный фильм «Евлалия Кадмина» (2005, Россия):

Из серии «Пленницы судьбы». Вып. 35. Россия, конец XIX века. Актриса Евлалия Кадмина убивает себя из-за несчастной любви и рождается легенда, подхваченная русской классической литературой. — [web.archive.org/web/20070927210129/www.tvkultura.ru/news.html?id=118498&cid=5644]

В честь Евлалии Кадминой было дано имя актрисе Евлалии Ольгиной (Успенской), дочери профессиональных революционеров.

Напишите отзыв о статье "Кадмина, Евлалия Павловна"

Литература

Портал «Театр»
Портал «Персоналии»

Примечания

Отрывок, характеризующий Кадмина, Евлалия Павловна

– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Кадмина,_Евлалия_Павловна&oldid=81473156»