Кадочников, Павел Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Кадочников
Имя при рождении:

Павел Петрович Кадочников

Место рождения:

Петроград,
Российская империя

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Профессия:

актёр, кинорежиссёр, сценарист, театральный педагог

Карьера:

19351987

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Па́вел Петро́вич Ка́дочников (1915 — 1988) — советский актёр театра и кино, кинорежиссёр, сценарист, педагог. Лауреат трёх Сталинских премий (1948, 1949, 1951). Народный артист СССР (1979). Герой Социалистического Труда (1985).





Биография

Детство

П. П. Кадочников родился 16 (29) июля 1915 год в Петрограде в рабочей семье. В период Гражданской войны отец Павла вместе со всей семьёй (женой и двумя детьми) уехал на родину — на Урал в небольшое село Бикбарда (ныне Куединский район, Пермский край). Там и прошло детство Павла. В деревне он поступил и окончил школу крестьянской молодёжи. Там же определилось главное увлечение мальчика — больше всего на свете ему нравилось рисовать. Любовь к живописи ему прививала мать, грамотная и умная женщина.

В 1927 году семья Кадочниковых вернулась в Ленинград, где отец получил работу на заводе «Красный путиловец». Павел же продолжил свои занятия живописью. Он поступил в детскую художественную студию. Мальчик по-прежнему мечтал, что когда вырастет, станет художником. Однако этому не суждено было сбыться — серьёзно заболел отец, и Павлу пришлось заботиться о семье. Он ушёл из школы и устроился учеником слесаря на завод «Красный путиловец».

Учёба

Занятий живописью Павел не бросил и продолжал ходить в художественную студию. Там, в 1929 году, и состоялось его знакомство с театром. Мальчика заметил режиссёр А. Авдеев, который руководил там театральной студией. Для одной из постановок ему нужен был исполнитель частушек. Павел выступил так заразительно и азартно, что сразу же был принят в театральную студию, а потом получил роль в спектакле.

На следующий год Авдеев привёл Кадочникова к известному режиссёру Борису Вульфовичу Зону, набиравшему курс в театральном техникуме. Прослушав Павла, режиссёр взял его на свой курс (1931), хотя в то время юноша не успел закончить среднюю школу. Всего через полгода театральный техникум был преобразован в Театральный институт, и Кадочников стал студентом. Ему было лишь 15 лет.

Тем не менее, среди старших товарищей Павел не затерялся. Наоборот, он выделялся как одеждой (Павел форсил: носил бабочку и бархатную толстовку), так и умением исполнять неаполитанские песни, чем приводил в восторг однокурсниц.

В это время (1932 год) Татьяна Никитина родила от него сына Константина Кадочникова (1932—1984). Константин Кадочников был актёром.

Театр. Брак

Когда Кадочников заканчивал институт (1935), на основе курса Бориса Зона был создан Ленинградский новый театр юного зрителя. Павел Кадочников становится его ведущим актёром (1935—1944). Его первой ролью стал Лель в «Снегурочке». Роль Купавы играла актриса Розалия Котович. Совместная работа вскоре привела к их браку.

В ТЮЗе играл самые различные роли: сказочных героев, белогвардейцев, но лучше всего ему удавались животные. Один из спектаклей, где Кадочников играл ужа, увидел драматург Евгений Шварц. Ему так понравился актёр, что специально для него он написал роль сказочника в спектакле «Снежная королева». Кадочникову поручали и эпические, возрастные роли. В трагедии «Борис Годунов» он играл летописца Пимена. Работа в театре всё больше увлекала молодого актёра. Роль следовала за ролью.

С 1935 по 1938 год работал педагогом по технике речи в Ленинградском театральном институте[1].

Довоенные работы в кино

Первой работой в кино стала эпизодическая роль Михася в картине «Несовершеннолетние» (1935). Самому актёру его появление на экране не понравилось. После этого дебюта Павел принял решение больше никогда не сниматься в кино.

В 1937 году на спектакле «Снегурочка» побывал кинорежиссёр Сергей Юткевич. Ему понравился юноша, и режиссёр предложил Кадочникову роль в своей картине «Человек с ружьём». Помня о своём первом неудачном опыте, Павел хотел было отказаться, но повлиял авторитет режиссёра. Юноша принял предложение и сыграл молодого солдата. С этой роли и началась длительная работа Кадочникова в кино.

Уже в следующей картине Юткевича «Яков Свердлов» Кадочников сыграл сразу две роли — рабочего паренька Лёньку и писателя Максима Горького. Любопытно, что при утверждении ролей художественный совет студии единодушно отверг кандидатуру Кадочникова на роль Горького, поскольку его посчитали слишком молодым для столь серьёзного образа. Тогда режиссёр попросил Кадочникова отправиться в соседнюю комнату и загримироваться. Через несколько минут Кадочников вновь предстал перед авторитетной комиссией. Члены комиссии не верили своим глазам: настолько актёр был похож на пролетарского писателя. Кадочников был единогласно утвержден. Это сходство позволит ему впоследствии ещё пару раз сыграть Максима Горького.

Роль Горького принесла Кадочникову большую популярность, и в 1940 году его пригласил кинорежиссёр Александр Ивановский на главную роль в музыкальной мелодраме «Антон Иванович сердится». Съёмки картины закончились 21 июня 1941 года, а на следующий день началась Великая Отечественная война.

Война

Павел Кадочников вспоминал: «Каждый приносил тревожные сводки с фронта, и нам, молодым актёрам, казалось больше невозможным оставаться в тылу: мы должны были защищать Родину. Эти мысли не давали покоя».

В конце июля Павел подал заявление в народное ополчение. Но ему отказали. «Ты снимаешься в „Обороне Царицына“ и „Походе Ворошилова“. На «Ленфильме» сообщили, что это фильмы оборонного значения. Вернись на студию» — ответили ему.

После завершения съёмок в двухсерийной ленте «Оборона Царицына», Кадочникова пригласил к себе Сергей Эйзенштейн. Легендарный режиссёр предложил актёру роль Владимира Старицкого в картине «Иван Грозный». Владимир Старицкий — одна из главных трагических фигур картины.

Мастерство актёра так впечатлило Эйзенштейна, что тот решил снять Кадочникова ещё в двух ролях — Сигизмунда и царского духовника Евстафия. Предполагалось, что эти роли Кадочников сыграет в третьей серии. Но этому так и не суждено было воплотиться, третья серия так и не была снята. Тем не менее, эти три года Кадочников считал самой большой жизненной школой. В 1944 году он навсегда ушёл из театра и целиком посвятил себя работе в кино.

В конце декабря 1944 года в семье Павла Кадочникова и Розалии Котович на станции Кавказская в окрестностях Тбилиси (Грузия) родился сын, Пётр Кадочников (1944—1981). Пётр тоже стал актёром.

Послевоенное кино

Вернувшись в Ленинград, Кадочников узнал, что театр, в котором он работал, распался. Несмотря на ряд достаточно лестных предложений от руководителей разных театральных коллективов, Кадочников выбрал работу в кино. Он отправился в Киев сниматься в картине «Подвиг разведчика» режиссёра Борис Барнета. Роль майора Федотова принесла актёру поистине всенародную популярность и стала его своеобразной визитной карточкой, одновременно определив в советском кино образ героя-разведчика на долгие годы. А знаменитая фраза Федотова «Вы болван, Штюбинг!» стала любимым выражением мальчишек той поры.

В следующем, 1947 году, Кадочников приступил к съёмкам в новой картине Александра Столпера «Повесть о настоящем человеке». Актёру предстояло сыграть знаменитого летчика Алексея Маресьева, потерявшего обе ноги. Чтобы лучше войти в образ, Кадочников отказался от услуг дублёров. В течение четырёх месяцев он ходил на настоящих протезах и ползал в снегу в лютый мороз. В итоге картина имела огромный зрительский успех. Эпизод киносъёмок в лесу с участием Павла Кадочникова и «свирепой» медведицы подробно и красочно описан Верой Чаплиной в рассказе «Марьям и Джек» (из цикла «Питомцы зоопарка»). Отдав должное самообладанию и чувству юмора Кадочникова, Чаплина отмечала, что у ручной медведицы Марьям был на редкость предсказуемый, добродушный нрав[2].

1950-е — 1960-е годы

После картины «Далеко от Москвы» (1950) Кадочникова не приглашали сниматься в кино в течение четырёх лет.

Вновь об актёре вспомнили в 1954 году. Режиссёр Александр Ивановский, который уже снимал Кадочникова в своём фильме «Антон Иванович сердится» пригласил актёра в новую картину. Это была совместная работа Ивановского и Надежды Кошеверовой «Укротительница тигров». Роль мотогонщика Фёдора Ермолаева стала одной из главных удач Кадочникова в 1950-е годы. В ней талант мастера открылся для зрителей с неожиданной стороны, он смог на равных сыграть в ансамбле актёров ярко выраженного комедийного плана — Леонида Быкова и Сергея Филиппова. Участие в фильме принесло и новую волну славы. Актёра вновь стали заваливать любовными посланиями многочисленные поклонницы.

В последующие годы Кадочников много и напряжённо снимается, и на его популярности держится множество картин, забытых теперь зрителями.

В 1956—1958 годах П. Кадочников был художественным руководителем студии киноактёра при киностудии «Ленфильм».

В 1967 году стал членом КПСС [3].

Режиссёрская деятельность

И всё же эти роли не могли удовлетворять талантливого актёра. Кадочников решил попробовать себя в режиссуре. В 1965 году вышел его первый фильм, снятый им в качестве режиссёра, приключенческая комедия «Музыканты одного полка», в котором он сыграл роль Чулковского. В 1968 году он поставил фильм-сказку «Снегурочка», где сыграл роль старого мудреца царя Берендея.

Уход в режиссуру имел ещё одну причину: в середине 1960-х гг. Кадочников попал в немилость к высшему руководству. Режиссёры перестали приглашать его сниматься, не давали новых работ актёру и в театре. Единственным его заработком были концерты, с которыми Кадочников ездил по всей стране.

1970-е — 1980-е годы

В середине 1970-х гг. Никита Михалков предложил Павлу Кадочникову роль в своём фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино». Эта роль принесла актёру новый виток популярности. Его вновь стали приглашать сниматься. Однако теперь Кадочников подходил к выбору каждой роли намного тщательнее. Наиболее заметной работой тех лет стала роль Вечного деда в фильме Андрея Кончаловского «Сибириада».

В 1978 году Павел Кадочников снялся вместе со своим взрослым сыном Петром в киноповести Булата Мансурова «Сюда не залетали чайки». Это была последняя совместная работа отца и сына. Вскоре Пётр Кадочников погиб при весьма странных обстоятельствах.

Летом 1981 года Пётр отправился отдохнуть в Прибалтику на озёра. Через два дня после отъезда пришло сообщение о его гибели. По словам дочери Петра Кадочникова:

У папы с детства была фирменная «фишка». Он залезал на берёзу, и, держась за ветки, начинал раскачиваться. То же самое он решил проделать и в Игналине. Только не учёл, что полез в тот раз на сосну, а сосна не гибкая. Ветка не выдержала его веса, сломалась, папа упал и разбился о землю. У него была тяжелейшая черепно-мозговая травма, все ребра переломаны В бессознательном состоянии «Скорая» увезла папу в местную больницу. Бабушка с дедом примчались в Игналину на следующий же день. Ни с ними, ни с мамой папа не простился, он так и не пришёл в сознание. Через три дня после падения его не стало. Из-за какой-то нелепости мы с сестрой лишились отца, мама — мужа, а дед с бабушкой — сына.

Для Павла и Розалии Кадочниковых потеря их единственного совместного сына стала трагедией. Единственным спасением для актёра была работа. И он окунулся в неё. Ещё до смерти сына Кадочников сыграл заметную роль графа Орлова в картине «Рассказ неизвестного человека» режиссёра Витаутаса Жалакявичуса. А в 1981 году он снялся сразу в почти десятке фильмов, среди которых наиболее заметной стала роль Поля Лафарга в картине режиссёра Сергея Юткевича «Ленин в Париже». Стоит отметить также работу в детективе «Пропавшие среди живых» — здесь Павел Петрович совместил традиционный образ интеллигента с совершенно нехарактерным для себя амплуа злодея. Спустя два года Кадочников сыграл небольшую роль майора Шолто в детективе «Сокровища Агры» из серии фильмов о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне.

Последняя работа

В 1987 году на экраны вышел биографический фильм «Серебряные струны», рассказывающий о создателе первого в России оркестра народных инструментов Василии Андрееве. Это была последняя режиссёрская работа Павла Кадочникова.

2 мая 1988 года Павел Кадочников скончался на 73-м году жизни из-за острой сердечной недостаточности в городской больнице Ленинграда. Похоронен на Серафимовском кладбище (15 участок) рядом с могилой сына — актёра Петра Кадочникова (1944—1981).

Спустя 12 лет на экраны вышел сериал «Воспоминания о Шерлоке Холмсе», на основе ранее снятых фильмов (в том числе и «Сокровищ Агры», где снимался Павел Кадочников).

Признание и награды

Фильмография

Актёрские работы

Режиссёрские работы

Напишите отзыв о статье "Кадочников, Павел Петрович"

Примечания

  1. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10731 Герой Соц. Труда Кадочников Павел Петрович :: Герои страны]
  2. Чаплина В. «Питомцы зоопарка» — М.: ЭКСМО, 2012. С. 385—394
  3. [istoriya-kino.ru/kinematograf/item/f00/s01/e0001179/index.shtml КАДОЧНИКОВ Павел Петрович] Кино: Энциклопедический словарь/Гл. ред. С. И. Юткевич; Редкол.: Ю. С. Афанасьев, В. Е. Баскаков, И. В. Вайсфельд и др.- М.: Сов. энциклопедия, 1987.- 640 с., 96 л. ил.
  4. [www.e-reading.club/chapter.php/29284/29/Konchalovskiii_-_Vozvyshayushchiii_obman.html Люди «Сибириады»]

Библиография

  • Павлова М. И. Павел Кадочников. М.: Искусство, 1991, стр. 192, 30 000 зкз.

Ссылки

  •  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10731 Кадочников, Павел Петрович]. Сайт «Герои Страны».
  • [www.russiancinema.ru/names/name383/ Павел Кадочников в Энциклопедии отечественного кино]


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Кадочников, Павел Петрович

– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.