Кадрирование

Кадрирование (от фр. cadre — кадр) при фото-, кино- и видеосъёмке — выбор точки съёмки, ракурса и направления съёмки, а также угла зрения и типа объектива для получения необходимого размещения объектов в поле зрения видоискателя аппаратуры и на итоговом изображении.

При кино- и видеосъёмке кадрирование выбирается намного тщательнее, нежели при фотосъёмке на негативную плёнку или цифровую фотокамеру, так как возможности исправления неточностей кадрирования отснятого киноизображения гораздо хуже, нежели у одиночного кадра фотоизображения.

Кадрирование при печати или редактировании изображения — выбор границ и формата фотографического изображения, имеющегося на негативе, слайде или файле, содержащем изображение. Используется, как правило, для получения более гармоничного в визуальном отношении изображения.

Кадрирующая рамка — устройство, удерживающее фотобумагу на столе фотоувеличителя в выравненном состоянии и правильном положении.

Кадрирование в полиграфии — выделение части кадра, оригинального изображения, используемой для представления его в полосе издания. Как правило, с увеличением.

Кадрирование в интернете — усечение большой фотографии до того момента, когда останется только нужный объект.

Назначение

Позволяет оставить за пределами кадра всё несущественное, мешающее восприятию изображения, случайные объекты. Кадрирование обеспечивает создание определённого изобразительного акцента на сюжетно важной части кадра.

5 марта 1960 года фотограф кубинской газеты «Revolución» Альберто Корда фотоаппаратом Leica M2 сделал всемирно известную фотографию «Героический партизан», на которой изображён кубинский революционер Эрнесто Че Гевара.

Литература

• Кадрирование // Фотокинотехника: Энциклопедия / Главный редактор Е. А. Иофис. — М.: Советская энциклопедия, 1981.

Отрывок, характеризующий Кадрирование

– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.