Кадровые

Ка́дровые — распространённое среди старообрядцев уничижительное обозначение всех представителей власти.

Вероятно, связано с старообрядческими представлениями о Российском и Советском государствах после раскола как о «чувственном (или коллективном) антихристе». Отсюда опасение представителей ряда согласий попасть в любые списки антихристовой власти, будь то клировые ведомости, ревизские сказки или списки избирателей. В особенности термин был распространён у представителей часовенного согласия.

Кроме того, с представлением о «кадровых» связано понятие «мирщения» как осквернении себя в общении с «мирскими» (то есть не старообрядцами). Оскверниться можно даже через совместное принятие пищи или же использование посуды, которой пользовался не старообрядец.

Само название «кадровые» указывает на тесную связь с советскими временами. Так считает историк Н. Н. Покровский, указывая, что термин «кадровые» (или «штатные») появляется в официальных документах (епитимийнике) часовенных староверов примерно с 1969 года, и характеризует служителей «антихристова государства», работающих в любых советских и партийных учреждениях. Согласно этому документу, с «кадровыми», точно так же, как с остальными «мирскими», запрещалось смешиваться в еде и посуде, нельзя было даже ходить к ним в гости. За нарушение этого правила следовали церковные наказания. Бывший «кадровый» мог быть принят в общину только после суровой епитимии. Есть сведения об употреблении этого термина и ранее середины XX века.

С проблемой «штатных» были связаны такие серьёзные для старообрядцев вопросы, как отношение к вступлению в колхоз, а, в особенности, к получению государственных пенсий, которое начиная со второй половины XX века тоже считалось «мирщением». Есть свидетельства сопротивления некоторых старообрядцев слишком жестоким мерам наказания против пенсионеров. Известны также примеры послаблений для осквернивших себя общением с «кадровыми», которым разрешалось остаться в общине и присутствовать на богослужении, несмотря на то, что запрет на «смешивание в пище» сохранился.

Термин «кадровые» не утратил своего значения и в настоящее время, употреблялся на соборе часовенных в 1990 году: «Духовным лицам неприлично быть пенсионерам, и также кадровым, работающим по заявлению».

Ссылки

• [www.sati.archaeology.nsc.ru/Home/pub/Data/?html=exempla.htm&id=951 Зольникова Н.Д. «Традиции средневековых exempla в творчестве староверов востока России (ХХ в.)»]

Отрывок, характеризующий Кадровые

Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.