Кадыгробов, Всеволод Антонович

Всеволод Антонович Кадыгробов
Дата рождения:	23 апреля 1877(1877-04-23)
Дата смерти:	неизвестно
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Образование:	Казанский университет
Род деятельности:	член Государственной думы IV созыва от Минской губернии

Все́волод Анто́нович Кадыгробов (23 апреля 1877 — не ранее 1920) — русский судебный и общественный деятель, член IV Государственной думы от Минской губернии.

Биография

Православный. Из потомственных дворян Херсонской губернии. Землевладелец (375 десятин).

Окончил 3-ю Казанскую гимназию с золотой медалью (1895) и Казанский университет по юридическому факультету с дипломом 1-й степени (1899).

По окончании университета поступил на службу по судебному ведомству кандидатом на судебные должности в Виленской судебной палате. Затем последовательно занимал должности: помощника секретаря Виленской судебной палаты, секретаря той же судебной палаты, товарища прокурора Витебского окружного суда (1905—1911) и прокурора Гродненского окружного суда (1911—1912). Дослужился до чина надворного советника, состоял в придворном звании камер-юнкера.

Занимался общественной и краеведческой деятельностью. Избирался гласным Борисовского уездного и Минского губернского земских собраний. Выступил инициатором и председателем комиссии по сооружению памятников Отечественной войны 1812 года в Витебске, Борисовке, Минской губернии, и Волковыске. Стал организатором Витебского отделения Московского археологического института, впоследствии состоял почетным членом этого института. Состоял председателем Гродненского церковного историко-археологического комитета, действительным членом, а в 1910—1912 годах председателем Витебской ученой архивной комиссии.

Кроме того, преподавал законоведение в средних учебных заведениях Вильны, Витебска и Гродны, причем совместно с товарищем председателя Витебского суда В. А. Дементьевым составил учебник «Законоведение» (1909). Публиковал статьи по экономическим и юридическим вопросам в провинциальной печати.

В 1912 году был избран членом Государственной думы от Минской губернии. Входил во фракцию русских националистов и умеренно-правых (ФНУП). Состоял членом комиссии по судебным реформам. Через два месяца после избрания в Думу отказался от звания члена ГД в связи с возвращением на службу по судебному ведомству — на должность прокурора Гродненского окружного суда. На его место был избран И. А. Папа-Афанасопуло.

По воспоминаниям митрополита Евлогия, 1 января 1920 года Кадыгробов направлялся из Екатеринодара в Новороссийск на поезде:

Среди пассажиров в те дни встречались и больные. Сыпняк косил людей беспощадно. Так было и в нашем вагоне. С вечера зашел в наше купе член Государственной думы Кадыгробов: в карманах насованы бутылки удельного красного вина. "Вот, владыки, вам вина..." – предложил он. Было холодно, сыро, и мы с удовольствием вместе выпили бутылку. Он жаловался на головную боль, на ощущение общего недомогания. А наутро узнаем: его в сыпняке вынесли из вагона...

Дальнейшая судьба неизвестна. Был холост.

Источники

• 4-й созыв Государственной думы: Художественный фототип. альбом с портретами и биографиями. — Санкт-Петербург: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1913.
• [www.tez-rus.net/ViewGood30669.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. — Москва: РОССПЭН, 2008.]

Ссылки

• [news.vitebsk.cc/2012/12/19/istoriya-pamyatnika-geroyam-voynyi-1812-goda-v-vitebske/ История памятника героям войны 1812 года в Витебске.]

Отрывок, характеризующий Кадыгробов, Всеволод Антонович

– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.