Кадило

Не следует путать с паникадилом.

Не следует путать с кандилом.

Кади́ло, кади́льница, кади́льник (ивр. ‏מַחְתָּה‎, מִקְטֶרֶת‎‎‏‎; др.-греч. πυρεῖον, θυμιατήριον, λιβανωτὸν; ст.-слав. кади́ло, кади́льница, кади́льник, кадѣ́ло, кадѣ́льница, кадѣ́льник) — изначально в иудаизме один из священных сосудов скинии и храма, употребляемый для курения фимиама при особенно торжественных случаях. Сожжение жертв пред Богом появилось на Земле в древнейшие времена, — жертва праведного Авеля. Сам Господь Сущий в Ветхом Завете повелел Моисею сделать в скинии особый жертвенник для священного курения ароматических веществ. Волхвы, пришедшие поклониться Христу, среди прочих даров поднесли Богомладенцу ладан. Евангелист Иоанн Богослов описал Откровении бывшее ему видение в Небесном храме Ангела, приемлющего золотую кадильницу. Каждение означает силу, отгоняющую злых духов (Тов. 8:2-3), славу Божию (2Пар. 5:14), а идущий вверх дым от кадильницы, — вознесение молитв к Богу (Пс. 140:2).

Описание

В христианстве кадило вошло в число церковной утвари и используется в большинстве богослужебных обрядов. Каждение совершается во время молитвы с апостольских времён. Кадило хранится и готовится к употреблению в кадильной нише, где в него влагается горящий уголь, на который кладётся ладан — душистая смола ближневосточных деревьев. При нагревании и сгорании он испускает благовонный дым — фимиам. Существует церковное кадило с цепочками, которыми присоединяется к ручке и келейное—домашнее, с жёстко закреплённой ручкой на боку (кацея).

Перед началом каждения священник произносит молитву:

Кадило Тебе приносим, Христе Боже наш, в воню́ благоуха́ния духо́вного, е́же прие́мь в пренебе́сный мысленный Твой жертвенник, возниспосли́ нам благодать Пресвятаго Твоего Духа.

Богослужебное каждение бывает полным, когда диакон, пресвитер или епископ с кадилом обходит весь храм, и малым, когда кадят алтарь, иконостас и предстоящим людям с амвона. Когда каждение совершается перед священными предметами — иконам, храму, оно относится к Богу, воздавая Ему подобающие честь и хвалу. Когда же каждение обращено к людям, этим свидетельствуется, что Дух Святой нисходит на всех верных, как носящих в себе образ Божий. По православной традиции в ответ на каждение принято поклониться.

Старейший образчик кадила на цепочках датируется 1405 годом. С XV века кадило приобретает формы храма и интерпретируется как прообраз небесного Иерусалима.

В иконографии кадило является атрибутом святых диаконов Лаврентия и Стефана. С кадилом изображался и первый библейский первосвященник Аарон. В светской семиотике кадило выступает аллегорией Азии.

В соответствии с православной традицией, с кадилом в руках погребают скончавшегося диакона.

«Каждение приготовляет нас к службе „вонею благоухания“. Духовному, „умному“ богослужению предшествует это телесное, внешнее. Фимиам возносит ум к престолу Божию, куда он направляется с нашими молитвами. Во все века и у всех народов сожжение благовоний считалось лучшей, чистейшей вещественной жертвой Богу, и из всех видов вещественной жертвы, принятых в естественных религиях, христианская Церковь удержала только эту и еще немногие (елей, вино, хлеб). И внешним видом ничто так не напоминает благодатного дыхания Духа Святого, как дым фимиама. Исполненное такого высокого символизма, каждение много способствует молитвенному настроению верующих и своим чисто телесным воздействием на человека. Благовония действуют повышающе, возбудительно на наше настроение. С этой целью устав, например, пред пасхальным бдением предписывает уже не просто каждение, а чрезвычайное наполнение храма запахом из поставленных сосудов с курениями».

Михаил Скабалланович. Толковый типикон.

Разновидности

Кацея́, кация́, кацья́ (ст.-слав. кацѣ, каци, каць) — разновидность кадильницы с ручкой. Такие кадила существовали в древности на востоке и на Руси до появления кадил на цепочках в XV веке. Изначально кацеи представляли собой ковши с длинными рукоятками.

В настоящее время кацея употребляется старообрядцами-беспоповцами, а также поповцами в случае, когда служба совершается мирянским чином, без священника.

Также некоторыми верующими православными возрождается древний благочестивый обычай кадить фимиамом свои дома, используя при этом именно кацею.

Интересные факты

Ботафумейро — самое большое в мире кадило, крепится канатами к потолку Компостельского собора в Галисии. Оно весит 80 кг и приводится в действие путём раскачки восемью служителями (tiraboleiros) в багрянице. Для наполнения этого кадила, при движении развивающего скорость 60 км в час, требуется 40 кг угля и ладана.

• Даже классики иногда путали кадило с паникадилом: «Еле живой дьячок вышел из кухни, с трудом раздувая ладан в старом медном паникадиле». (И. С. Тургенев).
• «Раздуть кадило» в переносном значении обозначает — развернуть какую-либо деятельность, развернуться.

Литература

• Кадило // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Кадило, или кадильница // Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия / вт.-сост. В. Э. Багдасарян, И. Б. Орлова, В. Л. Телицын; под общ. ред. В. Л. Телицына. — 2-е изд. — М.: ЛОКИД-ПРЕСС, 2005. — 495 с.
• Кадильница, кадило // Библейская энциклопедия архимандрита Никифора. — М., 1891—1892.
• [days.pravoslavie.ru/Life/slovar2250.htm Кацея]. Словарь церковных терминов

Отрывок, характеризующий Кадило

Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.