Каждому по труду

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Каждому по труду — принцип распределения, который, согласно взглядам теоретиков социализма и коммунизма, установится в экономике первой фазы социализма, до его перехода во вторую фазу — коммунизм. Принцип распределения по труду состоит в том, что каждый участник экономических отношений получает материальные блага в соответствии с его вкладом в совокупный общественный продукт.

Фраза приписывается французскому социалисту Анри Сен-Симону и впервые опубликована в книге С.-А. Базара «Изложение учения Сен-Симона» (1829—1830). Фраза получила широкое распространение благодаря французскому социалисту и экономисту Пьеру Прудону, который широко использовал её в своих сочинениях.

Этот принцип был положен в основу определения социализма, выдвинутого домарксистскими социалистами: последователями Давида Рикардо, социальными анархистами, демократическими социалистами.





Определение и цель

В разных формах идея распределения по труду высказывалась многими участниками рабочего движения, начиная от Фердинанда Лассаля и Евгения Дюринга и кончая Л. Д. Троцким. Однако в качестве основополагающего элемента социализма этот принцип был утверждён В. И. Лениным под впечатлением статьи Маркса «Критика Готской программы»[1].

Либертарные социалисты, такие как американский анархист Бенджамин Такер, считали социализм системой, при которой работник получает полный результат своего труда, чтобы исключить эксплуатацию и «незаработанный» доход, присваиваемый капиталистами. Рабочие с большей производительностью труда должны получать больший доход, чем рабочие со средней и малой производительностью. Кроме того, больший доход должны получать рабочие, занятые более тяжёлым, более квалифицированным, более интенсивным, более опасным трудом. Целью такого распределения, как позже утверждал Л. Д. Троцкий[2] состояла в стимулировании производительности труда. По Марксу, этот принцип изживёт себя как пережиток капитализма, когда труд станет привычкой, потребностью, источником морального удовлетворения, а материальные блага станут доступны в изобилии.

«Критика Готской программы»

Корни принципа распределения по труду лежат в капиталистических принципах управления экономикой, где вознаграждение за труд зависит от количества произведённого продукта. Однако при капитализме средства производства принадлежат меньшинству капиталистов, которые сами не производят продукт, но присваивают часть продукта, произведённого другими. Утверждается, что при социализме такое присвоение будет невозможным, так как средства производства будут обобществлены.

В статье «Критика Готской программы», критикуя взгляды Фердинанда Лассаля, Маркс развивает эту концепцию. Согласно взглядам Лассаля, плоды труда должны полностью и с равным правом принадлежать членам общества, однако Маркс утверждает, что это невозможно, так как часть средств должно тратиться на содержание общественных институтов[3]. Он объясняет, что социализм является первой фазой коммунистического общества, которая вырастает из капитализма, поэтому в экономической, политической, моральной и интеллектуальной областях социализм будет отягощён «родимыми пятнами» капитализма. Поэтому то, что работник получает за свой труд соответствует — после всех вычетов — тому, что он дал:

То, что он дал обществу, составляет его индивидуальный трудовой пай. Например, общественный рабочий день представляет собой сумму индивидуальных рабочих часов; индивидуальное рабочее время каждого отдельного производителя — это доставленная им часть общественного рабочего дня, его доля в нем. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме.

В следующем абзаце Маркс объясняет, как эта система обмена соотносится с капиталистической системой обмена:

Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой.

Маркс утверждает, что это разумно и необходимо, однако когда общество перейдёт к высшей стадии коммунистической формации и труд станет главной жизненной потребностью человека, распределение изменится в соответствии с коммунистическим принципом «каждый по способностям, каждому по потребностям».

Дальнейшее развитие марксистских взглядов

В книге «Государство и революция» Ленин поднял многие насущные проблемы коммунистического движения, защищая его чистоту от нападок «оппортунистов» и «реформистов». Эта работа очень важна для понимания взглядов коммунистов на «первую стадию коммунистического общества» (социализм) в сравнении с высшей стадией (собственно коммунизмом). В ответах на эти вопросы Ленин опирается на классические работы Маркса.

При описании социалистического общества он возвращается к статье Маркса «Критика Готской программы». В соответствии с взглядами Маркса он утверждает, что социализм не сможет сразу обеспечить всеобщего равенства. В этом смысле социалистическое общество будет похоже на капиталистическое. Коренное отличие этих двух обществ будет заключаться в общественной собственности на средства производства, которое обеспечит социализм.

Средства производства уже вышли из частной собственности отдельных лиц. Средства производства принадлежат всему обществу. Каждый член общества, выполняя известную долю общественно необходимой работы, получает удостоверение от общества, что он такое-то количество работы отработал. По этому удостоверению он получает из общественных складов предметов потребления соответственное количество продуктов. За вычетом того количества труда, которое идет на общественный фонд, каждый рабочий, следовательно, получает от общества столько же, сколько он ему дал[1].

Ленин утверждает, что такое общество является социализмом, так как реализует два принципа социализма: «кто не работает, тот не ест» и «равная плата за равный труд»[1].

И.В. Сталин и Л. Д. Троцкий также обсуждали этот вопрос в своих работах.

Взгляды Сталина изложены в статье 12 Конституции СССР 1936 года, в которой говорится:

Статья 12. Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу: «кто не работает, тот не ест».

В СССР осуществляется принцип социализма: «от каждого по его способности, каждому — по его труду»[4].

В тексте Конституции 1977 года эта фраза была незначительно изменена:

Статья 14. Источником роста общественного богатства, благосостояния народа и каждого советского человека является свободный от эксплуатации труд советских людей.

В соответствии с принципом социализма «От каждого — по способностям, каждому — по труду» государство осуществляет контроль за мерой труда и потребления[5].

Троцкий затрагивает этот вопрос в своей известной работе «Преданная революция»:

Капитализм подготовил условия и силы социального переворота: технику, науку, пролетариат. Коммунистический строй не может, однако, прийти непосредственно на смену буржуазному обществу: материальное и культурное наследство прошлого для этого совершенно недостаточно. На первых порах своих рабочее государство не может еще позволить каждому работать "по способностям", т.е. сколько сможет и захочет, и вознаграждать каждого "по потребностям", независимо от произведенной им работы. В интересах поднятия производительных сил оказывается необходимым прибегать к привычным нормам заработной платы, т.е. к распределению жизненных благ в зависимости от количества и качества индивидуального труда[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "Каждому по труду"

Примечания

  1. 1 2 3 Н. Ленин [socialistworld.ru/assets/files/library/lenin/state-and-revolution.pdf Государство и революция]. Написано в августе — сентябре 1917 г. Напечатано в 1918 г. отдельной брошюрой в изд. «Жизнь и Знание»
  2. 1 2 Троцкий Л.Д. [socialistworld.ru/assets/files/library/trotsky/betrayed-the-revolution.pdf Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?] 1936.
  3. К. Маркс [www.revolucia.ru/krgotspr.htm Критика Готской программы]. Написано К. Марксом в апреле — начале мая 1875 г. Публикуется по тексту Сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса, т. 19, стр. 9—32.
  4. [www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst1936.htm Конституция (основной закон) Союза Советских Социалистических Республик]. Утверждена Чрезвычайным VIII съездом Советов Союза ССР 5 декабря 1936 года.
  5. [www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst1936.htm Конституция (основной закон) Союза Советских Социалистических Республик]. Принята на внеочередной седьмой сессии Верховного Совета СССР девятого созыва 7 октября 1977 г.

Отрывок, характеризующий Каждому по труду

– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.