Казакевич, Генех Львович

Ге́нех (Ге́нах, Ге́нрих Льво́вич) Казаке́вич (идиш ‏הענעך קאַזאַקעװיטש‏‎ — hе́нэх Казаке́вич; 1883, Еловка, Суражского уезда Черниговской губернии — 22 декабря 1935, Биробиджан) — еврейский советский журналист, публицист, критик и редактор. Писал на идише. Отец писателя Эммануила Казакевича.

Биография

Генех Казакевич родился в Еловке (ныне Яловка Красногорского района Брянской области) в семье земледельца. В юношеские годы работал репетитором в семье состоятельных дальних родственников в Увелье и впоследствии женился на их дочери Евгении Борисовне (1908). Закончил экстерном гимназию в Новозыбкове, некоторое время учился в Киевском технологическом институте. В 1912 году окончил педагогические курсы в Гродно и до 1914 года работал в народных школах Кременчуга, затем Хотимска, а с 1916 года — Екатеринослава, где летом 1917 года дебютировал на страницах местной газеты «Дер кемфер» (Борец). В 1919 году семья эвакуировалась в Новозыбков, затем в Гомель, где он работал редактором газеты «Горепашник», затем был направлен в Киев и в 1924 году в Харьков.

Был основателем и главным редактором первых советских еврейских периодических изданий — газет «Комунистишэ фон» (Коммунистическое знамя, Киев, 1919) и «Комунистишер вэг» (Коммунистический путь, 1921), литературного журнала «Ди ройтэ вэлт» (Красный мир, Харьков, 1924), ежедневной газеты «Дэр Штэрн» (Звезда, Харьков, 1925) и других. Был редактором еврейского отдела Российского телеграфного агентства (РОСТа) в Москве. В Харькове работал также директором Всеукраинского еврейского государственного театра (УкрГОСЕТ), для которого написал пьесу «Ин дэр голдэнэр мэдинэ» (В золотой стране), редактором еврейской литературы в Укрнацмениздате.

В 1920-х годах Г. Казакевич был одним из виднейших советских еврейских литературных критиков, ответственным редактором ряда педагогических и литературных сборников, учебников, справочников, занимался переводами на идиш, обработал и издал театральные пьесы классического еврейского репертуара. Под его редакцией и в его переводах с русского языка на идиш был опубликован ряд книг как художественной литературы и публицистики, так и научной и исторической литературы.

В 1930 году переехал в Биробиджан в новосозданный Биробиджанский еврейский национальный район, где стал первым главным редактором областной газеты «Биробиджанэр штэрн» (Биробиджанская звезда, 7 июля 1935 года). Создал несколько районных двуязычных еврейско-русских газет.

Постановлением президиума облисполкома Еврейской автономной области от 23 декабря 1935 года, именем Генеха Казакевича были названы одна из центральных улиц Биробиджана (бывшая Валдгеймская), переулок и первый в городе кинотеатр звукового кино, но уже постановлением президиума биробиджанского горисполкома от 8 мая 1938 года и улица и переулок Казакевича были переименованы в улицу Советскую и Советский переулок. Кинотеатр был переименован позже.

Книги

• А. Голичников и Б. Попоригопуло, מיר אַלײן: קליאָש און קױלן (мир алэйн: клёш ун койлн — мы сами: клёш и пули, комедия-мелодрама в 5 актах, перевод Генеха Казакевича). Киев: Култур-Лигэ, 1927.

Отрывок, характеризующий Казакевич, Генех Львович

Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.