Казаков, Михаил Ильич

Михаил Ильич Казаков
Место рождения	д. Великуша, Никольский уезд, Вологодская губерния, Российская империя
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	кавалерия, пехота
Годы службы	1919 — 1979
Звание
Командовал	69-я армия, 10-я гвардейская армия, Южная группа войск, Ленинградский военный округ
Сражения/войны	Гражданская война в России, Иранская операция, Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды:

Михаи́л Ильи́ч Казако́в (26 сентября [9 октября] 1901, деревня Великуша, Вологодская губерния — 25 декабря 1979, Москва) — советский военачальник, генерал армии, Герой Советского Союза.

Биография

Родился в многодетной семье крестьянина, бывшего матроса Балтийского флота. Русский.

Окончил начальную школу. После Октябрьской революции 1917 года активно участвовал в установлении Советской власти в Вологодской губернии. Был членом ревкома и бойцом продотряда. Член РКП(б) с августа 1919 года.

Гражданская война

В конце 1919 года призван в Красную армию. Служил в запасных частях, политбоец (красноармеец, ответственный за ведение агитационной работы в своём подразделении, а также помощник комиссара). В сентябре — ноябре 1920 года сражался на Южном фронте Гражданской войны в составе 46-й стрелковой дивизии, воевал против войск генерала П. Н. Врангеля в Северной Таврии и в Крыму. Затем принимал участие в боях против войск атамана Н. И. Махно.

Межвоенный период

В первые годы после Гражданской войны находился на политработе в 3-й Крымской стрелковой дивизии. Летом 1924 года назначен комиссаром кавалерийского полка в 2-й кавалерийской дивизии Червоного казачества. В декабре 1924 года переведён на командную работу и назначен помощником командира того же полка. В 1927 году окончил Кавалерийские курсы усовершенствования комсостава в Новочеркасске.

В 1931 году окончил Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе, назначен начальником оперативного отдела штаба 2-го кавалерийского корпуса в Житомире, с 1935 года — командир 29-го кавалерийского полка 5-й кавалерийской дивизии в том же корпусе.

Октябрь 1936 — июль 1937 — слушатель первого набора Академии Генерального штаба РККА.

В 1937 году окончил Академию Генерального штаба РККА, в которой учился в знаменитом «маршальском выпуске» (из выпуска 1937 года стали Маршалами Советского Союза Василевский А. М., Баграмян И. Х., Захаров М. В., генералами армии стали Ватутин Н. Ф., Антонов А. И., Курасов В. В., генерал-полковниками стали Сандалов Л. М., Боголюбов А. Н., почти все остальные выпускники стали генералами).

Был выпущен из академии досрочно и в июне 1937 года назначен заместителем начальника штаба Среднеазиатского военного округа. С марта 1938 года — начальник штаба Среднеазиатского военного округа.

Великая Отечественная война

В начале Великой Отечественной войны отвечал за направление на фронт наиболее боеготовых частей округа и за формирование новых соединений. В августе 1941 года назначен начальником штаба сформированной на базе войск округа 53-й Отдельной армии, которая в августе — сентябре 1941 года была введена в Иран и совместно с частями Закавказского военного округа установила контроль над северными районами Ирана для предотвращения его участия в войне на стороне Германии.

В январе 1942 года направлен на фронт и назначен начальником штаба Брянского фронта, который проводил в целом неудавшуюся Болховскую наступательную операцию, а затем потерпел поражение в Воронежско-Ворошиловградской операции в июне-июле 1942 года. С июля 1942 года — начальник штаба нового Воронежского фронта, на котором участвовал в оборонительных боях лета-осени 1942 года. В январе — феврале 1943 года хорошо проявил себя в Острогожско-Россошанской и в Воронежско-Касторненской наступательных операциях.

В феврале 1943 года генерал М. И. Казаков был назначен командующим войсками 69-й армии Воронежского фронта, которая в ходе Харьковской наступательной операции совместно с другими армиями фронта освободила Харьков. Но почти сразу после этого из-за переоценки своих возможностей и неудовлетворительной разведки войск противника Воронежский фронт потерпел тяжёлое поражение и его войска в марте 1943 года вынуждены были оставить Харьков. Части 69-й армии были отброшены на 150 километров.

После этого Казаков был отстранён от самостоятельной командной работы и в марте 1943 года назначен помощником командующего Резервным фронтом (2-го формирования), с июня 1943 года — на той же должности на Степном фронте, в составе которого участвовал в Курской битве. С июля 1943 года — заместитель командующего войсками Брянского фронта (после его переименования в октябре 1943 — 2-го Прибалтийского фронта). Хорошо проявил себя в Орловской и Брянской наступательных операциях.

С января 1944 года до конца войны — командующий 10-й гвардейской армией на 2-м Прибалтийском и Ленинградском фронтах. Во главе этой армии проявил себя успешным командующим, действуя в сложных природных условиях Прибалтики (леса, болота, обилие водных преград). Армия добилась значительных успехов в Режицко-Двинской, Мадонской, Рижской наступательных операциях 1944 года. С октября 1944 до мая 1945 года части армии вместе с другими войсками фронта блокировали Курляндскую группировку и предпринимали несколько попыток уничтожить её, которые из-за недостатка сил не увенчались успехом. Войска противника удалось потеснить только на несколько десятков километров, но они продолжали обороняться до общей капитуляции Германии и сдались в плен только 9 мая 1945 года.

Послевоенное время

В первый послевоенный год продолжал командовать армией. С 1946 года — заместитель командующего войсками Закавказского военного округа. С 1947 года — начальник штаба Закавказского военного округа. С 1949 года — помощник командующего войсками Южно-Уральского военного округа. С 1950 года — начальник штаба Одесского военного округа. С 1953 года — командующий войсками Уральского военного округа.

В 1956 году — заместитель Главнокомандующего сухопутными войсками по боевой подготовке. В ноябре того же 1956 года был назначен первым командующим Южной группой войск, срочно развёрнутой на территории Венгрии после подавления Венгерского восстания 1956 года. С 1960 года — командующий войсками Ленинградского военного округа.

С 1965 года — начальник Штаба Объединённых вооруженных сил стран Варшавского договора. С 1968 года до конца жизни — военный инспектор-советник Группы Генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

Депутат Верховного Совета СССР 2-го (1946—1950), 4-7 созывов (с 1954). Кандидат в члены ЦК КПСС в 1961—1971 годах. Автор военных мемуаров «Над картой былых сражений» (1965), «Любые фланги» (1977), «А мы с тобой, брат, из пехоты» (1979).

Жил в Москве. Женат, сын с 1941 года воевал лейтенантом в пехоте на фронтах Великой Отечественной войны, младший брат также воевал и погиб в бою в 1942 году. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Воинские звания

• Майор (1935).
• Полковник (1936).
• Комбриг (15.07.1938).
• Генерал-майор (4.06.1940).
• Генерал-лейтенант (19.01.1943).
• Генерал-полковник (13.09.1944).
• Генерал армии (8.08.1955).

Награды

• Герой Советского Союза (указ от 21.02.1978, «за умелое руководство войсками, личное мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны», медаль «Золотая Звезда» № 11293).
• 3 ордена Ленина (6.11.1945, 11.10.1961, 21.02.1978).
• Орден Октябрьской Революции (8.10.1971).
• 4 ордена Красного Знамени (4.02.1943, 3.11.1944, 1950, 22.02.1968).
• Орден Суворова 1-й степени (30.07.1944).
• Орден Кутузова 1-й степени (18.09.1943).
• Орден Суворова 2-й степени (29.06.1945).
• 2 ордена Красной Звезды (22.01.1942, 28.10.1968).
• Орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени (30.04.1975).
• Медали СССР.
• Иностранные ордена и медали.

Мемуары

• [militera.lib.ru/memo/russian/kazakov_mi/index.html Казаков М. И. Над картой былых сражений. — М.: Воениздат, 1971].
• Казаков М. И. Любые фланги. — Рига, 1977.
• Казаков М. И. А мы с тобой, брат, из пехоты. — Рига, 1979.

Память

• Бюст М. И. Казакова установлен в селе Кичменгский Городок Кичменгско-Городецкого района Вологодской области.
• Мемориальная доска в память о М. И. Казакове установлена на доме № 11 Большого Ржевского переулка Москвы.
• Имя М. И. Казакова присвоено улице в городе Вологде.

Источники

• «К-22» — Линейный крейсер / [под общ. ред. Н. В. Огаркова]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1979. — 654 с. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 4).</span>
• Казаков М. И. // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — С. 603. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Герои огненных лет. — Кн. 6. — М.: Политиздат, 1983. — С. 657—665.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7631 Казаков, Михаил Ильич]. Сайт «Герои Страны».

• [vologda-oblast.ru/persones.asp?lng=RUS&V=4 Вологжане — Герои СССР].
• [www.booksite.ru/war1941-1945/5_45.html Казаков Михаил Ильич]. Сайт [www.booksite.ru/ "Вологодская областная библиотека им. И.В. Бабушкина"].

Отрывок, характеризующий Казаков, Михаил Ильич

На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.