Казанский государственный архитектурно-строительный университет

Казанский государственный архитектурно-строительный университет (ФГБОУ ВПО КГАСУ)
Международное название	Kazan State University of Architecture and Engineering (KSUAE)
Прежние названия	Казанский инженерно-строительный институт (КИСИ)
Девиз	Не каждому дано так щедро жить, на память людям города дарить
Год основания	1930
Год реорганизации	2005
Тип	государственный
Ректор	Р.К. Низамов (назначен 7 октября 2008 года)
Студенты	7 178
Иностранные студенты	99
Аспирантура	150
Докторантура	2
Доктора	50
Преподаватели	1325
Расположение	Россия Россия, Казань Казань
Кампус	Учебные здания: Кампус Университета Жилые здания: Общежития на территории кампуса
Юридический адрес	ул. Зелёная, дом 1
Сайт	[www.kgasu.ru/ kgasu.ru]

К:Учебные заведения, основанные в 1930 году

Казанский государственный архитектурно-строительный университет (КГАСУ) (ранее — Казанский инженерно-строительный институт (КИСИ)) — российское высшее учебное заведение. Расположено в городе Казани.

Основан в 1930 году. Готовит специалистов — инженеров и строителей.

История

(По материалам [www.kgasu.ru/sved/history/ сайта КГАСУ, 2013])

В 1889 году особая комиссия Министерства народного просвещения Российской империи, при инициативном участии волжско-уральского купечества, приняла решение открыть в Казани учебное заведение, готовящее техников — объединенное Промышленное училище с двумя уровнями профессиональной подготовки: средне-химическим и низшим техническим, с механической, химической и строительной специальностями. С образовании Промышленного училища, берёт начало строительное образование в Казани и во всём Поволжско-Уральском регионе. Первый камень учебного корпуса был заложен 12 июня 1896 года. Контракт на строительство учебных зданий был заключен с Торговым домом братьев В. и А. Персон. Следить за строительством зданий был назначен архитектор Казанского учебного округа С. В. Бечко-Друзин. Само здание учебного корпуса проектировал известный архитектор Константин Олешкевич.

В соответствии с постановлением Временного правительства России от 30 мая 1917 года N 131 оно было преобразовано в Казанское политехническое училище с тремя отделениями, в том числе строительным (с 30 сентября 1917 года). 21 ноября 1918 года предписанием N 3420 отдела вузов Наркомпроса был создан Казанский промышленный, экономический и художественный техникум, в состав которого вошли бывшие: Казанское политехническое училище, Казанское художественное училище, Казанское коммерческое училище и Виленское химико-техническое училище.

2 января 1919 года постановлением N 22 отдела вузов Наркомпроса РСФСР Казанский промышленный, экономический и художественный техникум был преобразован в Казанский политехнический институт, который 9 января начал свою работу в составе 4-х факультетов: архитектурно-строительного, химического, механического, экономического с сельскохозяйственным уклоном (преобразован 23 февраля 1919 года в сельскохозяйственный факультет). Первым ректором политехнического института был избран профессор Казанского государственного университета Д. Н. Зейлигер, проректором стал профессор А. И. Тулпаров. Возглавили факультеты: профессор К. С. Олешкевич (архитектурно-строительный), профессор А. О. Барщевский (химический), профессор П. И. Жаков (механический), профессор Никольский, а впоследствии профессор Д. Н. Зейлигер (экономический).

2 ноября 1919 года был открыт инженерный факультет. В его состав вошли три отделения: гидротехническое, мелиоративное и дорожномостовое. В августе 1920 года постановлением Главпрофобра Наркомпроса РСФСР институт был внесён в список высших технических учебных заведений.

8 августа 1924 года Совет Народных Комиссаров РСФСР принял постановление о реорганизации Казанского политехнического института в Казанский индустриальный техникум повышенного типа. Приём в техникум осуществлялся за счёт окончивших полную среднюю школу-девятилетку. Обучение велось по учебным планам и программам втузов. К поступающим в техникум предъявлялись такие же требования, как и к тем, кто поступал в институты. 18 июня 1929 года Совет Народных Комиссаров РСФСР постановил снова открыть в Казани политехнический институт. Правительство ТАССР закрепило за институтом три дополнительных здания (в том числе здание художественно-театрального техникума) и выделило на ремонтные работы 85 тыс. рублей.

В институте были созданы инженерно-строительный, химический и механический факультеты. Инженерно-строительный факультет имел ту же организационную структуру и те же специальности, какие были в прежнем политехническом институте и в техникуме повышенного типа. Факультет имел два отделения — коммунального строительства и гидротехнический. Главпрофобромом был установлен план приема на первый курс. По строительному факультету он составлял 60 человек. Директором вновь созданного политехнического института был назначен З. З. Гимранов.

В 1930 году на базе факультетов Казанского политехнического института было создано несколько новых самостоятельных вузов. Инженерно-строительный факультет института стал базой для организации в Казани самостоятельного высшего строительного учебного заведения.

Приказом от 13 мая 1930 года № 255 по Наркомпросу «О реорганизации существующей сети высших учебных заведений» было постановлено (пункт X): «Образовать строительный институт на базе строительного факультета Казанского политехнического института с передачей его в ведение НКВД». Вновь организуемому втузу присваивается наименование Казанский институт коммунального строительства (КИКС). Вновь созданный институт начинает свою работу в составе трёх факультетов: гражданского строительства, дорожного строительства и санитарно-технического. Директором КИКСа был назначен З. З. Гимранов, а его заместителем по научной и учебной работе — профессор М. Г. Ельчанинов. 25 марта 1932 года институт переименовывается в Казанский институт инженеров коммунального строительства, а 1 октября этого же года, в ознаменование 40-летия литературной деятельности А. М. Горького, Коллегия НККХ присваивает институту имя писателя и институт получает наименование: Казанский институт инженеров коммунального строительства имени А. М. Горького. Коллегия также учредила 5 стипендий им. Горького для лучших студентов КИИКСа. КИИКС прекратил свою деятельность по решению советского правительства в июне 1941 года, за несколько дней до начала Великой Отечественной войны. В соответствии с решением Правительства о новых приоритетах в подготовке специалистов здание института по улице Карла Маркса, 68, вся лабораторная база и другие помещения передавались Казанскому авиационному институту (КАИ). Студенты строительного вуза теперь могли продолжать образование по новой специальности — авиационное строительство. Перешли в КАИ и многие профессора, преподаватели и ученые института. Таким образом, жизнь строительного вуза как бы продолжалась, но уже в составе другого учебного заведения, хотя и по новым специальностям, но с использованием накопленного научно-технического потенциала и наработок ученых и специалистов. Естественно, определяющую роль играли требования войны, запросы фронта.

В 1946 году в соответствии с распоряжением СНК СССР казанский инженерно-строительный вуз возобновил свою работу в системе Наркомата жилищно-гражданского строительства РСФСР — как Казанский институт инженеров гражданского строительства(КИИГС). Первого сентября 1946 года институт начал свой первый послевоенный учебный год. 113 студентов единственного тогда факультета «Промышленное и гражданское строительство» приступили к занятиям. Временно КИИГС разместился в арендуемых учебных помещениях Казанского сельскохозяйственного и химико-технологического институтов. 21 января 1952 года КИИГС был передан в ведение Министерства нефтяной промышленности РСФСР. Данное обстоятельство было продиктовано необходимостью развития нефтедобывающей промышленности и потребностью отрасли в квалифицированных кадрах. Значительно укрепилась материальная база института, расширился прием студентов, была открыта подготовка специалистов по технологии производства строительных изделий и деталей (1952 г.). Произошла смена названия — институт стал именоваться Казанским институтом инженеров-строителей нефтяной промышленности.

Казанский инженерно-строительный институт (1957—1995 гг.)

В 1957 году, 28 июня институт был передан в систему Министерства высшего образования СССР, получив новое название — Казанский инженерно-строительный институт. С этим названием вуз просуществовал около 40 лет. Для многих он и сегодня остается Казанским инженерно-строительным институтом — КИСИ́.

С октября 1957 г. директором института был назначен доцент Е. Ф. Камышев, ранее возглавлявший учебную и научную работу. С этого периода начинается бурное развитие вуза. Организуются новые кафедры, расширяется коллектив профессорско-преподавательского состава, увеличивается контингент студентов, укрепляется учебно-лабораторная база.

В 1995 году приказом Государственного комитета Российской Федерации по высшему образованию N 286 от 28 февраля КИСИ переименован в Казанскую государственную архитектурно-строительную академию.

Современность

В 1996 году начинается новый этап в жизни вуза, теперь уже Казанской государственной архитектурно-строительной академии (КГАСА). С новым статусом закономерно происходят изменения в деятельности структурных подразделений, факультетов, кафедр. Открываются новые специальности, научные направления, улучшается материально-техническая база. Знаменательным событием в жизни академии стало открытие 27 сентября 1996 г. музея истории вуза, который расположился на втором этаже главного здания. В этом же году в КГАСА создается собственная локальная сеть, позволяющая комплексно автоматизировать всю финансово-хозяйственную деятельность вуза, а в начале 1997 года сеть была подключена к глобальной между народной сети Internet. Сотрудники и студенты получают возможность выхода в мировую информационную систему, что открывает новые перспективы для совершенствования учебного процесса, научно-исследовательских работ. В 1996 году было начато строительство учебно-лабораторного корпуса кафедры автомобильных дорог и мостов. В 1999 году открыта «Казанская школа дизайна». Её программа обучения адаптирована к реальным (проблемным) ситуациям в сфере проектной деятельности и учитывает уровень предварительной подготовки слушателей. Система обучения основана на применении современных информационных технологий. 10 марта 1999 года образована общественная организация Республики Татарстан «Выпускники КИСИ-КГАСА», объединившая на добровольной основе выпускников вуза разных лет. Основными целями организации были названы: укрепление и развитие взаимопомощи и сотрудничества выпускников; оказание содействия в подготовке высококвалифицированных специалистов для строительной отрасли, в укреплении и развитии материально-технической базы академии. 6 февраля 2001 года в академии открывается Институт транспортных сооружений. Его директором стал профессор Брехман А. И. В этом же году введен в эксплуатацию учебно-лабораторный корпус Института транспортных сооружений. В преддверии своего 75-летия (2005 год) вуз поднимается на новую, более высокую ступень и становится Казанским государственным архитектурно-строительным университетом (КГАСУ).

Структура университета

Институт архитектуры и дизайна (ИАиД)

• Кафедра изобразительных искусств (1998 г.)
• Кафедра начертательной геометрии и графики (1998 г.)
• Кафедра архитектурного проектирования (1966 г.)
• Кафедра реконструкции, реставрации архитектурного наследия и основ архитектуры (2004 г.)
• Кафедра градостроительства и планировки сельских населенных мест (1990 г.)
• Кафедра теории и истории архитектуры (2004 г.)
• Кафедра дизайна архитектурной среды (1990 г.)
• Кафедра интерьера (2003 г.)
• Кафедра архитектуры (1930 г.)
• Кафедра проектирования зданий (2007 г.)

Институт транспортных сооружений (ИТС)

• Кафедра прикладной математики (1985 г.)
• Кафедра высшей математики (1971 г.)
• Кафедра дорожно-строительных машин (2007 г.)
• Кафедра мостов, транспортных тоннелей и геодезии (2014 г.)
• Кафедра автомобильных дорог (1919 г.)
• Кафедра физического воспитания и спорта (1960 г.)

Институт экономики и управления в строительстве (ИЭиУС)

• Кафедра экспертизы и управления недвижимостью (2014 г.)

• Кафедра муниципального менеджмента (2014 г.)

• Кафедра экономики и предпринимательства в строительстве

Институт строительства (ИС)

• Кафедра производственной безопасности и права (1973 г.)
• Кафедра механики (2014 г.)
• Кафедра металлоконструкций и ИС (1973 г.)
• Кафедра технологии, организации и механизации строительства (1966 г.)
• Кафедра железобетонных и каменных конструкций (1948 г.)
• Кафедра оснований, фундаментов, динамики сооружений и инженерной геологии (1965 г.)
• Кафедра физики, электротехники и автоматики (восстановилась в 2014 г.)
• Кафедра информационных технологий и систем автоматизированного проектирования (2014 г.)

Институт строительных технологий и инженерно-экологических систем (ИСТиИЭС)

• Кафедра строительных материалов (1923 г.)
• Кафедра химии и инженерной экологии в строительстве (2006 г.)
• Кафедра технологии строительных материалов, изделий и конструкций (1985 г.)
• Кафедра теплоэнергетики (1972 г.)
• Кафедра теплогазоснабжения и вентиляции (1967 г.)
• Кафедра водоснабжения и водоотведения (1946 г.)
• Кафедра профессионального обучения, педагогики и социологии (2014 г.)
• Кафедра истории и философии (2014 г.)

Среди выпускников

• Сайфуллин, Искандэр Фуадович — соавтор идеи воссоздания мечети Кул Шариф в Казанском Кремле
• Гумеров, Флун Фагимович — российский предприниматель
• Шашурин, Сергей Петрович — депутат Госдумы
• Хайрутдинов, Зуфар Гильмутдинович — певец и композитор.
• Гайнутдинов, Исмагил Галеевич — первый архитектор из татар. Автор проекта Татарского академического театра оперы и балета в Казани(1933-56гг.), автор и участник проектов памятников Н. И. Столярову (1950, скульптор В. И. Мухина), Салавату Юлаеву в г. Уфа (1967, скульптор С. Д. Тавасиев). Речного вокзала в Казани (1962, совм. С М.Константиновым).

Ссылки

• [www.kgasu.ru/ Официальный сайт вуза]
• [www.kgasu.ru/files/materials/317/N6%28965%29-%EC%E0%E9-2005.pdf Газета]
• [www.kgasu.ru/sved/history/ История вуза]

Отрывок, характеризующий Казанский государственный архитектурно-строительный университет

Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.