Казанский собор (Волгоград)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный собор
Казанский собор
Собо́р Каза́нской ико́ны Бо́жией Ма́тери
Страна Россия
Город Волгоград
Конфессия православие
Епархия Волгоградская и Камышинская
Благочиние III благочиние 
Тип здания Собор
Архитектурный стиль Эклектика
Основатель протоиерей Иоанн Никольский
Строительство 18971899 годы
Статус  Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=3400999000 № 3400999000]№ 3400999000
Состояние действующий
Координаты: 48°41′57″ с. ш. 44°29′02″ в. д. / 48.6992833° с. ш. 44.4841583° в. д. / 48.6992833; 44.4841583 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.6992833&mlon=44.4841583&zoom=17 (O)] (Я) памятник архитектуры (региональный)

Собо́р Каза́нской ико́ны Бо́жией Ма́тери (Каза́нский собо́р) — храм; главный престол освящён в честь Казанской иконы Божией Матери. Является кафедральным собором Волгоградской и Камышинской епархии Русской православной церкви и находится в Ворошиловском районе Волгоградa по адресу ул. Липецкая, 10.





История

История Казанской церкви в Царицыне

Первая церковь во имя Казанской иконы Божией Матери была построена внутри Царицынской крепости ещё в начале XVIII века. Однако она просуществовала недолго; по всей видимости, сгорела.

В 1709 году скончался Пётр Димитриев, один из священников церкви, и другой иерей Фёдор Дмитриев с прихожанами просят астраханского митрополита Сампсона посвятить им в попы дьякона Алексея Игнатьева.

В «Астраханских епархиальных ведомостях» за 1886 год приводятся выписки из приходно-расходной книги храма о вкладных и других сборных деньгах за 17111720 годы. Из записей следует, что было израсходовано:

с сентября 1711 года по 1712 год — 13 руб. 26 алт. 3 ден.
с 7 сентября 1712 года по 1713 год — 6 руб. 21 алт. 3 ден.
за 1713 год — 4 руб. 11 алт. Зден.
за 1714 год — 28 руб. 12 алт. 4 ден.
за 1715 год — 17 руб. 4алт. 1 ден.
за 1716 год — 4 руб. 24 алт.
за 1717 год — 5 руб. 4 алт. 4 ден., а собранные 40 руб. и 46 руб. 13 алт. отправляются в Астрахань архимандриту Льву за колокол.

На том месте, где сегодня располагается Казанский собор, ранее стояла деревянная часовня «близ ветряных мельниц во второй части». Современники отмечали, что кладбище в то время было не окопано и не огорожено, но зато отсюда открывался самый лучший вид на город.

Современный храм

В 1894 году епископ Саратовский и Царицынский Николай (Налимов) осматривает место под новый Казанский храм. Закладка состоялась в 1896 году. Строилась церковь на средства прихожан. Казанская церковь была постоена как кладбищенская церковь в Царицыне на Дар-горе.

23 августа 1899 года епископ Саратовский и Царицынский Иоанн (Кратиров) освятил церковь[1].

Огромную роль в возведении храма сыграл протоиерей Иоанн Никольский, автор проекта неизвестен.

В церкви с 1902 года служил псаломщик Николай Алексеевич Долецкий, позже он станет дьяконом, при советской власти его арестуют.

В 1904 году к основному помещению церкви были пристроены трапезная и колокольня.

В 1907 году сюда назначают протоиерея Ивана Стефановича Смирнова, который стал настоятелем храма и избирался постоянным депутатом на епархиальные съезды духовенства в 1910-1912 годах.

С 1908 года в Казанской церкви служит иерей Алексей Александрович Ушаков, бывший одновременно уездным миссионером.

С 1909 года здесь дьяконствует Николай Павлович Соколов. В марте 1913 года он устраняется от должности «до решения дела».

В 1912 году к храму принадлежат 6306 прихожан, приписано 20 инославных, 56 старообрядцев, 50 сектантов.

После революции

После Октябрьской революции из церкви была изъята большая часть ценностей. Так, 20 марта 1920 года комиссия по изъятию церковных ценностей произвела реквизицию.

На 1924 год храм относился к патриаршей Церкви. В это время в церкви служили протоиерей Виктор Поляков, священник Андрей Хмелёв, дьякон Проскуряков, псаломщик Долецкий. Обновленцы подают на них жалобу в административный отдел.

В 1930-е годы, несмотря на гонения, приход оставался действующим. По состоянию на 1 марта 1932 года он числится за «староцерковниками» — приверженцами патриаршей Церкви. Затем храм попал под управление обновленцев.

В архивных документах имеются сведения о том, что храм функционировал на 28 ноября 1936 года и на конец 1937 года, являясь одним из трёх, остававшихся в руках обновленцев.

До ареста в 1935 году в церкви служили священники Владимир Князевский, Евгений Мегарский, Ефим Саблин, псаломщик Фёдор Кочетков, дьякон Долецкий и просфорница И. С. Круглякова.

В 1937 году по статье 58-10 УК РФСФСР арестовывают священника Александра Петровича Соколова, дьякона Тимофея Ивановича Акимова и старосту Василия Ильича Солоухова, приговаривают их к длительным срокам заключения.

До начала войны в церкви служил иеромонах Самсон, одна из книг личной библиотеки которого хранится в настоящее время в Центре русской культуры «Воскресение».

При Казанской церкви постоянно находились православные люди, которые за свои предсказания славились среди народа как юродивые. Перед войной в Сталинграде появился блаженный Адриан, известны были царицынские блаженные Татьяна и Екатерина.

15 декабря 1939 года Казанскую церковь закрывают. Она была переоборудована в хлебозавод.

Сталинградская битва

Во время Сталинградской битвы здание храма серьёзно пострадало. Как пишет бывший начальник УНКВД генерал-лейтенант А. И. Воронин, «по приказу временного коменданта Сталинграда фашиста Леннинга в храме на Дар-горе на рождество (декабрь 1942 года -Авт.) прошёл молебен в честь „грядущих“ побед немецкого оружия. На молебне присутствовали исключительно немцы». Возможно, служил тогда армейский капеллан или привезённый с собой немцами священник, так как иерей Дмитрий Днепровский был сразу вывезен врагом из города в Чернышковский район. Косвенно подтверждает твёрдость духа наших священников и тот факт, что после войны репрессированных за службу у немцев не имелось, и властями даже рассматривался вопрос о награждении героических пастырей. В докладной записке УНКВД «О положении в г. Сталинграде в период его частичной оккупации и после изгнания оккупантов» от 1 апреля 1943 года говорится: «В церкви на Дар-Горе служба проводилась всего два раза — на рождество и крещение. Посещаемость церквей была крайне низкой». Яркий пример героизма проявил разведчик Саша Филиппов, повешенный на акации напротив Благовещенской церкви на Дар-горе(ныне здание Гор ГАИ). Как пишет его отец А. Т. Филиппов, у храма росли три акации, а возле него в убежищах прятались люди, слышавшие последний крик Саши: «Всё равно наши придут и перебьют вас, как бешеных собак!». По воспоминаниям старожилов, бомбардировки наших самолётов повредили собор (вероятно, пытались накрыть огнём немцев). Сталинградцы решили его восстанавливать. Хотя официальное открытие храма состоялось 27 июля 1945 года, богослужения начались только 10 сентября в частном доме № 18 по ул. Аткарской (ныне на его месте остановка трамвая «Улица Ростовская»).

Восстановление храма и получение им статуса собора

В апреле 1946 года сохранившуюся коробку здания передали верующим. Под руководством архитектора В. Н. Симбирцева храм был восстановлен и в 1948 году освящён архиепископом Астраханским и Сталинградским Филиппом (Ставицким). При этом в ходе реконструкции максимально сохранялся первоначальный вид здания.

В течение всего последующего времени здание использовалось по прямому назначению.

В начале 1950-х годов храм был расписан. В 1954 году по рапорту архиепископа Астраханского и Сталинградского Сергия (Ларина) указом патриарха Алексия церковь была возведена в ранг собора. Он носит имя чудотворной Казанской иконы Божьей Матери.[2]

Реконструкция 2010 года

Ещё в конце 2009 года ключарь собора протоиерей Николай Пичейкин обратился к депутатам областной думы. Он рассказал, что происходит разрушение храма, вызванное, в первую очередь, недостатками кровли.[3]

Весной 2010 года Митрополит Волгоградской и Камышинской Герман обратился к общественности и власти региона с просьбой помочь в реконструкции Казанского кафедрального собора.

Глава администрации Волгоградской области Анатолий Бровко обратился в Министерство культуры РФ для решения вопросов, связанных с реставрацией собора. При этом была предложена схема софинансирования реставрационных работ из федерального и регионального бюджетов. Помимо этого, 15 миллионов рублей для ремонта кровли выделила одна из компаний региона.[4]

Реставрация была произведена как внутри храма, так и на улице. Здание приобрело облик, который оно имело до революции: луковичные купола заменили шатрами, при этом к имеющимся двум прибавились ещё четыре купола. Новые купола изготовлены в Волгодонске.

В период ремонтных работы храм действовал в обычном режиме[5]. Реставрация завершена в 2011 годуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4306 дней].

Архитектура и убранство собора

План церкви традиционный: храм имеет форму креста, построен в традициях новгородской школы. Здание кирпичное.

В целом стиль здания характерен для эклектики архитектуры Царицына конца XIX века. Здание построено в псевдорусском стиле.

Фасады решены в кирпичной кладке с использованием местами лепных деталей.[6] Как отмечают искусствоведы, декор элементов храма стилизован под древнерусские формы.

Постройки

  • Собственно храм
  • Колокольня
  • Трапезная
  • Трёхгодичная церковно-приходская школа — размещалась напротив храма на улице Елецкой.

Обучались девочки.

К храму примыкало и кладбище 2-й части города, где захоронения начали осуществляться после 1820 года. Поэтому прихрамовая территория иногда называлась Кладбищенской площадью.


Настоятели

Даты Настоятель Примечание
≈1907 протоиерей Иван Стефанович Смирнов
15 декабря 1939 года — 27 июля 1945 года период закрытия
1947 отец Григорий Лапин не утверждён
31 октября 1947 — … отец Павел Нечаев
1994—2011 митрополит Герман (Тимофеев) (род. в 1937)
2011 — по настоящее время протоиерей Вячеслав Жебелев

Напишите отзыв о статье "Казанский собор (Волгоград)"

Примечания

  1. [www.ruschudo.ru/miracles/3196/ Казанский собор в Волгограде]. Семь чудес России. Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/67IXbdqy3 Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].
  2. [monument.volgadmin.ru/start.asp?np=2-6 Казанский собор]. [monument.volgadmin.ru/ Памятники и достопримечательности Волгограда]. Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/67IXddNAO Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].
  3. Ольга Александрова. [volgograd.kp.ru/online/news/577083/ В Волгограде отреставрируют Казанский собор]. Комсомольская правда в Волгограде (26.11.2009). — На ремонт потребуется около 30 миллионов рублей. Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/67IXenpUR Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].
  4. Марина Каперик. [v1.ru/newsline/281210.html Казанский собор обзаведется дополнительными куполами]. v1.ru (22.04.2010). Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/67IXk6sz1 Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].
  5. Екатерина МАЛИНИНА. [www.volgograd.kp.ru/online/news/691321/ В Волгограде на Казанский собор начали устанавливать купола]. Комсомольская правда в Волгограде (25.06.2010). — К концу лета реставрация здания закончится [видео]. Проверено 29 июня 2010. [www.webcitation.org/67IXm6jTK Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].
  6. [www.regions34.ru/guide/monuments/architectures/mon_001.html Казанский собор](недоступная ссылка — история). [www.regions34.ru/ История Волгограда]. Проверено 29 июня 2010.

См. также

Ссылки

  • [www.volgaprav.ru/hramy_volgograda/voroshilovskij-rajon/kafedralnyj-sobor-kazanskoj-ikony-bozhiej-materi/#.T9npoc20Ni4 Казанский Кафедральный собор]. Волгоград Православный (13 января 2011). Проверено 13 июня 2012. [www.webcitation.org/68oBxDp0u Архивировано из первоисточника 30 июня 2012].
  • [sobory.ru/article/index.html?object=07228 Волгоград. Кафедральный собор Казанской иконы Божией Матери] // Народный каталог православной архитектуры
  • [www.astrakhan-ortodox.astranet.ru/spod-filip2.htm Слово архиепископа Филиппа в день его 30-летнего епископского служения]
  • [www.volgograd-sobor.ru/ Официальный сайт Кафедрального собора Казанской иконы Божией Матери. Волгоград.]

Отрывок, характеризующий Казанский собор (Волгоград)

К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.