Казанский 64-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
64-й пехотный Казанский полк

Нагрудный знак полка
Годы существования

25 июня 1700 г. - 1918

Страна

Россия Россия

Входит в

16 пехотная дивизия (6 АК, Варшавский ВО)

Тип

пехота

Дислокация

Белосток

Участие в

Северная война, Прутский поход, Персидский поход (1722—1723), Крымский поход, Русско-шведская война 1741—1743, Семилетняя война, Русско-турецкая война (1768—1774), Русско-турецкая война (1787—1792), Русско-персидская война 1796, Русско-персидская война 1804—1813, Кавказская война, Русско-турецкая война 1828—1829, Крымская война, Русско-турецкая война 1877—1878

Знаки отличия

Георгиевское знамя

Командиры
Известные командиры

И. П. Дельпоццо, О. Л. Дебу, П. В. Аврамов, В. С. Цытович,

64-й пехо́тный Каза́нский полк — воинская часть в составе Русской императорской армии.





Формирование и кампании полка

Сформирование полка и Северная война

Полк сформирован в Москве 25 июня 1700 г. генералом Вейде из рекрут, в составе 10 рот, под названием пехотного Ивана фон Дельдена полка. 19 ноября того же года полк принял участие в сражении со шведами под Нарвой. В следующем году полк участвовал в разбитии Шлиппенбаха при Гумельсгофе, а затем в штурмах Мариенбурга (1702), Ниеншанца (1703), Ямбурга (1703) и Дерпта (1704).

В 1703 году при полку была сформирована гренадерская рота, в 1706 г. полк стал называться полком Алларта, а 10 марта 1708 года наименован Казанским пехотным. В этом же году полк выделил свою гренадерскую роту на сформирование гренадерского Бильса полка. 27 июня 1709 года казанцы приняли участие в Полтавской битве, а в следующем году находились при осаде Риги.

В 1711 году полк участвовал в Прутском походе, а в 1712 г. Казанцы были посажены на суда галерного флота и 8 лет провели в Финляндии, неся службу на галерах и участвуя в нескольких поисках в Швецию и на Аландские острова.

1722—1747

В 1722 году четыре роты Казанского полка были назначены в состав Низового корпуса и, приняв участие в походе в Персию, находились 23 августа 1722 году при занятии Дербента. 9 июня 1724 года эти роты поступили на сформирование Ширванского пехотного полка, а вместо них при Казанском полку были сформированы новые роты. С 16 февраля по 13 ноября 1727 года полк носил имя 1-го Рязанского пехотного полка.

В 1736 году полк принял участие в Крымском походе и находился при осаде Азова. В русско-шведскую войну 1741—1742 годов Казанский полк участвовали в блокаде Гельсингфорса.

27 января 1747 года полк был приведён в трёхбатальонный состав с тремя гренадерскими ротами.

Семилетняя война

В 1757 году полк принял участие в Семилетней войне и сражался при Гросс-Егерсдорфе, Цорндорфе, Пальциге, Кунерсдорфе и осаждал Кольберг. В царствование императора Петра III полк назывался с 25 апреля по 5 июня 1762 года полком генерал-майора князя Н. Голицына.

Кавказские походы

В 1768 году полк выступил в Польшу и затем в 1774 году принял участие в русско-турецкой войне.

В 1785 году Казанский полк был назначен в состав Кавказского корпуса и занял квартиры на границе Большой Кабарды. Во время русско-турецкой войны 1787—1792 годов казанцы участвовали в походе за Кубань и находились 22 июня 1791 года при штурме Анапы. В 1796 году полк выступил с графом В. А. Зубовым в Персидский поход и находился при взятии Дербента. По вступлении на престол императора Павла I полк был приведён в состав двух батальонов и наименован мушкетёрским, а затем назывался именами шефов: генерал-лейтенанта Киселёва (с 31 октября 1798 года), генерал-майора Бриземана фон Неттинга (с 24 февраля 1799 года) и генерал-майора Кнорринга 2-го (с 2 марта 1799 года).

31 марта 1801 года полк назван Казанским мушкетёрским и приведён в трёхбатальонный состав. В 1806 году казанцы приняли участие в походе генерала Булгакова из Дербента в Баку для наказания бакинцев за убийство князя Цицианова.

С 1807 года полк был расположен на Кавказской линии и в течение 10 лет нёс тяжёлую кордонную службу, отбиваясь от многочисленных нападений горцев.

1811—1833

22 февраля 1811 года полк назван пехотным. 4 ноября 1819 года по распоряжению генерала Ермолова Казанский полк был наименован Ширванским пехотным и отправлен с Кавказа в Россию. Переименование это, в связи с переформированием Кабардинского и Ширванского полков, внесло в хронику этих полков значительную путаницу, которая продолжалась до 26 мая 1825 года, когда все три полка получили по Высочайшему повелению свои старые имена.

10 марта 1824 года 3-й батальон полка был назначен в состав поселённых войск и расположился в Херсонской и Екатеринославской губерниях. После уничтожения военных поселений батальон этот вошёл в состав бригады резервных батальонов VII корпуса.

В то время командиром полка был подполковник П. В. Аврамов, состоявший членом Южного общества; после восстания декабристов он был осуждён по IV разряду на 15 лет каторжных работ.

В русско-турецкую войну 1828—1829 годов 1-й и 2-й батальоны казанцы участвовали в осаде Браилова и при неудачном штурме этой крепости в ночь на 3 июня, прикрывая отступление наших войск, выказали особое отличие, потеряв в кровопролитном бою 354 нижних чинов и 13 офицеров. За это полку пожалован 8 июня 1828 года «поход за военное отличие». После сдачи Браилова казанцы находились в числе войск, блокировавших Шумлу и участвовали в сражении 8 июля против турецкой кавалерии.

28 января 1833 года, при переформировании всей пехоты, полк, с присоединением к нему 26-го егерского полка, был наименован Казанским егерским и приведён в состав 4 действующих и 2 резервных батальонов.

26-й егерский полк

26-й егерский полк вёл своё начало от батальона Санкт-Петербургских городовых дел, сформированного в 1710 году. Батальон этот был переформирован 7 сентября 1765 года в два батальона ведомства Конторы домов и садов, которые 14 января 1785 года составили Софийский пехотный полк. В царствование Павла I Софийский полк носил следующие названия: с 31 октября 1798 года — генерал-майора Дохтурова, а с 22 июля 1800 года — генерал-майора Нечаева. наименованный 29 марта 1801 года снова Софийским, полк был назван 19 октября 1810 года 35-м егерским, а в 1819 году — 26-м егерским[1].

1839—1849

26 августа 1839 г., в день открытия памятника на Бородинском поле, великий князь Михаил Павлович, под начальством которого Казанцы отличились при штурме Браилова, был назначен их шефом, и полк назван егерским великого князя Михаила Павловича полком.

В 1845 г. 3-й батальон был отчислен на пополнение Виленского егерского полка, а вместо него при полку был сформирован новый батальон.

28 августа 1849 г. великий князь Михаил Павлович скончался, и 19 сентября того же года великий князь Михаил Николаевич был назначен шефом полка, которому присвоено наименование по шефу.

Крымская война

11 января 1854 г. полк выступил в поход в Молдавию и расположился на границах Трансильвании. Одновременно с этим для полка были сформированы в России из бессрочно-отпускных 7 и 8-й запасные батальоны.

Назначенный на усиление войск в Крыму, полк 30 августа 1854 г. прибыл в Симферополь и 8 сентября принял участие в сражении при Альме. В этот день полк, находясь на правом фланге, отбил несколько атак союз войск и потерял 3 штаб- и 25 обер-офицеров и 1254 нижних чинов. После отступления на р. Кач полк находился на позиции у Инкерманских высот.

23 марта 1855 г. Казанцы вошли в состав Севастопольского гарнизона и находились на Малаховом кургане и на Селенгинском и Волынском редутах. Переведённый 13 апреля на 4-й бастион для работ, полк занимал во время осады Севастополя следующие укрепления: с 24 апреля — редут Шварца, с 24 июля— 7-й бастион, с 3 августа — Корабельную сторону и с 23 августа — батарею Жерве. 27 августа полк геройски выдержал упорный бой за батарею и, потеряв 17 офицеров и 503 нижних чинов, отступил на Северную сторону, под командой старшего из уцелевших офицеров, штабс-капитана Гинглятта.

Геройская оборона Севастополя дорого обошлась полку, который потерял за это время 42 офицеров и 2720 нижних чинов. За доблестную службу на бастионах Севастополя в течение пяти месяцев полк получил 30 августа 1856 г. Георгиевские знамёна с надписью: «За Севастополь в 1854 и 1855 гг.».

1856—1864

17 апреля 1856 г., после уничтожения егерских полков, полк был наименован пехотным великого князя Михаила Николаевича полком. В этом же году запасные и резервные батальоны его были уничтожены, а в 4 действующих батальонах его сформированы стрелковые роты.

19 марта 1857 г. к названию полка снова присоединено наименование Казанского. 25 марта 1864 г. к названию полка был присоединён № 64, и 13 августа того же года 4-й батальон поступил на образование 19, 20, 21 и 25-го резервных батальонов.

Русско-турецкая война 1877—1878 гг.

В русско-турецкую войну 1877—1878 гг. полк, переправившись 13 июля через Дунай, участвовал 22 августа во взятии Ловчи и в неудачном штурме Плевны 30 августа, во время которого Казанцы, овладевшие неприятельскими траншеями, но не поддержанные своевременно, принуждены были отступить с потерей 20 офицеров и 661 нижних чинов.

Под командой генерал-адъютанта Скобелева 2-го, полк совершил тяжёлый зимний поход через Балканы и 28 декабря принял участие в Шейновском бою, поддержав атаку Углицкого полка. За означенное отличие полку были пожалованы 17 апреля 1878 г. знаки на головные уборы с надписью: «За отличие в сражении при Шейнове 28 декабря 1877 г.», а генерал Скобелев был зачислен 22 августа 1878 г. в списки полка.

1879—1909 гг.

В 1879 г. из трёх стрелковых рот и вновь образованной 16-й роты сформирован 4-й батальон.

25 июня 1900 г. полк праздновал 200-летний юбилей и получил новое Георгиевское знамя в надписью: «За Севастополь в 1854 и 1855 гг.» и «1700—1900» с Александровской юбилейной лентой.

5 декабря 1909 г. скончался шеф полка великий князь Михаил Николаевич, и полк был снова наименован 30 декабря 1909 г. 64-м пехотным Казанским.

Полковой праздник — 15 августа.

Знаки отличия полка

  • Полковое Георгиевское знамя, с надписями «За Севастополь в 1854 и 1855 годах» и «1700—1900», с Александровской юбилейной лентой. Пожаловано 25 июня 1900 г.
  • Поход за военное отличие, пожалованный полку 8 июня 1828 г., за отличие при осаде крепости Браилова, особенно при штурме 3 июня 1828 г.
  • Знаки на головные уборы «За отличие в сражении при Шейнове 28 декабря 1877 г.». Пожалованы 17 апреля 1878 г.

Командиры полка

Шефы полка

Известные люди, служившие в полку

Другие формирования этого имени

  • 9-й драгунский Казанский полк — сформирован 15 июня 1701 г. как драгунский Михаила Зыбина полк; имя Казанского полка носил с 1708 г. (с перерывами); с 1740 по 1841 гг. числился как кирасирский. Подробнее см. соответствующую статью.
  • Казанский гарнизонный полк — сформирован в 1711 г. под названием Казанского гарнизона Комендантского полка; с 1891 г., после нескольких преобразований, существовал как Свияжский резервный батальон (в 1910 г. преобразован в 193-й пехотный Свияжский полк[2].

В культуре

В Казанском полку в романе А. Н. Толстого «Хождение по мукам» во время Первой мировой войны служит один из главных героев — И. И. Телегин.

Напишите отзыв о статье "Казанский 64-й пехотный полк"

Примечания

  1. ↑ 17 января 1811 года был сформирован 49-й егерский полк, получивший 12 марта того же года имя Софийского пехотного полка и существовавший под этим именем вплоть до 1918 года.
  2. ↑ Г. С. Габаев в свой «Росписи русским полкам…» утверждает, что часть Казанского гарнизонного полка пошла на формирование Троицко-Сергиевского резервного батальона, но подтверждения этому по другим источникам не найдено.

Литература

Источники

  • Борисов В. Е., Лицянко А. [runivers.ru/lib/book6025/103578/ Походы 64-го пехотного Казанского Великого Князя Михаила Николаевича полка.] на сайте Руниверс
  • Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
  • Габаев Г. С. Роспись русским полкам 1812 года. Киев, 1912
  • Сыценко А. К 200-летнему юбилею 64-го пехотного Казанского Великого Князя Михаила Николаевича полка.
  • Шенк В. К. [runivers.ru/lib/book4724/ Гренадерские и пехотные полки. Справочная книжка императорской главной квартиры. СПб., 1909] на сайте Руниверс
  • Энциклопедия военных и морских наук под редакцией Г. А. Леера. Т. IV

Отрывок, характеризующий Казанский 64-й пехотный полк

– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Казанский_64-й_пехотный_полк&oldid=81250287»