Казари, Джузеппе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джузеппе Казари
Общая информация
Родился 10 апреля 1922(1922-04-10)
Мартиненго, Италия
Умер 12 ноября 2013(2013-11-12) (91 год)
Сериате, Италия
Гражданство Италия Италия
Рост 173 см
Позиция вратарь
Карьера
Клубная карьера*
1944—1950 Аталанта 170 (-?)
1950—1953 Наполи 107 (-?)
1953—1956 Падова 54 (-?)
Национальная сборная**
1948—1951 Италия 6 (-8)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Джузе́ппе Каза́ри (итал. Giuseppe Casari; 10 апреля 1922, Мартиненго — 12 ноября 2013, Сериате) — итальянский футболист, вратарь.

Воспитанник футбольной школы «Аталанты». В 1944 году дебютировал в основном составе команды, провёл шесть сезонов, сыграв 170 матчей.

Игрой за команду из Бергамо привлёк внимание тренеров «Наполи», куда перешёл в 1950 году. После трёх сезонов в неаполитанском клубе перешёл в «Падову», где закончил профессиональную карьеру в 1956 году.

Дебютировал в сборной Италии в 1948 году. В составе национальной команды принял участие в Олимпийских играх 1948 и Чемпионате мира 1950.


</div> </div>

Напишите отзыв о статье "Казари, Джузеппе"

Отрывок, характеризующий Казари, Джузеппе

И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.