Казарцев, Александр Игнатьевич

	Александр Игнатьевич Казарцев
Дата рождения	12 (25) августа 1901
Место рождения	с. Тальменка, Барнаульский уезд, Томская губерния (ныне Алтайский край)
Дата смерти	16 июня 1985 (83 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1920 — 1960
Звание	<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение
Командовал	87-я стрелковая дивизия,; 126-я стрелковая дивизия, ; 72-й стрелковый корпус,; 3-й горнострелковый корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России, ; Великая Отечественная война, ; Советско-японская война

Александр Игнатьевич Казарцев (12 (25) августа 1901 года, село Тальменка, Барнаульский уезд, Томская губерния (ныне посёлок и районный центр Алтайского края) — 16 июня 1985 года, Москва) — советский военачальник, Герой Советского Союза, генерал-полковник.

Начальная биография

Александр Игнатьевич Казарцев родился 12 (25) августа 1901 года в селе Тальменка Барнаульского уезда Томской губернии в семье крестьянина.

Александр Казарцев окончил 3 класса школы.

Военная карьера

Гражданская война

В армию был призван в январе 1920 года. В качестве рядового 229-го стрелкового полка 26-й стрелковой дивизии принимал участие в Гражданской войне в боях против войск атаманов Дутова и Анненкова и в ликвидации войск Кайгородова в Алтае и барона Унгерна в Забайкалье.

Межвоенный период

С окончанием войны Казарцев командовал отделением, а затем был помощником командира в том же полку до августа 1922 года.

В 1923 и в 1926 годах оканчивал Сибирские пехотные курсы комсостава, находившиеся в Иркутске. С мая 1923 года Казарцев командовал взводом в 77-м стрелковом полку 26-й стрелковой дивизии, затем в 35-м стрелковом полку 12-й стрелковой дивизии, а после 1926 года в том же полку Казарцев служил помощником командира пулемётной роты, командиром и политруком роты.

С мая по сентябрь 1932 года командовал батальоном в 218-м стрелковом полку 73-й стрелковой дивизии, а с сентября 1936 года работал помощником начальника и начальником 1-й части штаба 92-й стрелковой дивизии ОКДВА, а с декабря 1938 года — начальником штаба этой дивизии.

В 1936 году Казарцев окончил Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе.

С марта 1941 года был начальником штаба 26-го стрелкового корпуса (1-я Краснознамённая армия, Дальневосточный фронт).

Великая Отечественная и советско-японская войны

В марте 1942 года Александр Казарцев был назначен на должность командира 87-й стрелковой дивизии, формировавшейся на Дальнем Востоке и с июня 1942 года в должности командира 87-й стрелковой дивизии (62-я армия) принимал участие в Великой Отечественной войне. Дивизия отличилась в период обороны с июля по август во время Сталинградской битвы, но в конце августа во время марша дивизия была перехвачена танками войск противника в районе Песковатка — Вертячий, при этом понеся огромные потери. После этого дивизия была сведена в т. н. «оперативную группу полковника Казарцева». В декабре 1942 года Казарцев был освобождён от должности командира дивизии.

С марта 1943 года находился на должности командира 126-й стрелковой дивизии (51-я армия). Дивизия отличилась во время освобождения Донбасса и городов Мелитополь и Севастополь. В октябре 1943 года Казарцев умело руководил действиями штурмовых отрядов на улицах Мелитополя, превращённого противником в крупный узел обороны. Во время освобождения города дивизия уничтожила более 5.000 гитлеровцев, около 80 танков и самоходных орудий, а также были захвачены 24 орудия, 40 миномётов, 265 пулемётов и другие трофеи.

Указом № 1297 Президиума Верховного Совета СССР от 1 ноября 1943 года за успешное руководство воинскими соединениями и проявленные при этом личное мужество и героизм генерал-майору Александру Игнатьевичу Казарцеву присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

С июня 1944 года Казарцев командовал 72-м стрелковым корпусом (5-я гвардейская армия). Корпус принимал участие в Белорусской и Восточно-Прусской наступательных операциях и при освобождении городов Вильнюс, Шакяй, Кудиркос-Науместис, Каунас, Ковно, Инстербург (ныне — Черняховск, Калининградская область). С 20 апреля 1945 года корпус находился в резерве Ставки ВГК, готовясь к передислокации на Дальний Восток, но был отправлен в июне.

В должности командира 72-го стрелкового корпуса Александр Казарцев принимал участие в советско-японской войне в Харбино-Гиринской операции, форсировании рек Мулинхэ и Муданьцзян и прорыве Волынского укрепрайона Квантунской армии.

Послевоенный период

В 1947 году Казарцев окончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова и с мая 1947 года командовал 3-м горнострелковым корпусом (Прикарпатский военный округ).

С 1949 года Александр Казарцев служил в Войсках противовоздушной обороны. С декабря 1949 по июнь 1953 года работал помощником командующего войсками Московского района ПВО и одновременно курировал разработку противоракетной системы С-25, с июня 1953 по декабрь 1954 года — заместителем командующего Войсками ПВО, с декабря 1954 по август 1956 года — заместителем командующего войсками Белорусского военного округа по ПВО.

С августа 1956 по апрель 1959 года Александр Казарцев командовал Особой Ленинградской армией ПВО и одновременно работал заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа по ПВО. С апреля 1959 по июнь 1960 года работал на должности начальника тыла Войск ПВО страны.

В июне 1960 года генерал-полковник Александр Игнатьевич Казарцев ушел в отставку. Жил в Москве. Умер 16 июня 1985 года. Похоронен на Кунцевском кладбище в Москве (участок 9-2).

Память

В честь Казарцева названа улица в городе Горловка (Донецкая область, Украина), где в 2010 году была установлена мемориальная доска.

В 1966 году в Мелитополе в честь Казарцева названа улица, а в 1968 году ему посмертно присвоено звание Почётный гражданин Мелитополя.

Награды

Медаль «Золотая Звезда»;
три ордена Ленина;
три ордена Красного Знамени;
орден Кутузова 1-й степени (08.09.1945);
два ордена Суворова 2-й степени;
орден Кутузова 2-й степени;
орден Отечественной войны 1-й степени;
орден Красной Звезды;
медали.

Звания

Генерал-майор (15 сентября 1943 года).
Генерал-лейтенант (8 сентября 1945 года).
Генерал-полковник (18 февраля 1958 года).

Напишите отзыв о статье "Казарцев, Александр Игнатьевич"

Ссылки

[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=790 Казарцев, Александр Игнатьевич]. Сайт «Герои Страны».

[www.peoples.ru/military/general/alexandr_kazartzev/ Александр Казарцев на сайте «peoples.ru»].
[persones.ru/biography-17333.html Александр Казарцев на сайте «persones.ru»].

Отрывок, характеризующий Казарцев, Александр Игнатьевич

Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…

Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.