Казати, Луиза

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Луиза Казати (итал. Luisa Casati Stampa di Soncino, Marchesa di Roma, урожденная Luisa Adele Rosa Maria Amman, 23 января 1881, Милан — 1 июня 1957, Лондон) — итальянская аристократка, роковая красавица, муза поэтов и художников, покровительница изящных искусств. Графиня (до 1900), маркиза (с 1900).





Биография

Луиза — младшая из двух дочерей богатого хлопкоторговца Альберто Аммана, выходца из Австрии. Её мать Лючия Амман — полуитальянка, полуавстрийка. Отец получил от короля Умберто I титул графа.

Детство провела в Милане. Потеряла мать в тринадцатилетнем возрасте, через два года умер отец. Луиза и её сестра стали богатейшими наследницами Италии, опеку над ними взял их дядя Эдуардо Амман.

В 1900 году вышла замуж за Камилло Казати Стампа ди Сончино, маркиза ди Рома (1877–1946), родила ему дочь Кристину (1901–1953). После этого супруги жили раздельно (расстались в 1914, развод оформили лишь в 1924-м).

Параллельно развивались отношения Луизы с Габриэле д'Аннунцио, известным в те годы поэтом. В 1910 году маркиза поселилась в особняке Веньеров на Большом Канале в Венеции (теперь здесь размещается Коллекция Пегги Гуггенхайм) и отреставрировала его.

В течение трёх десятилетий маркиза Казати была одним из центров европейского общества, избранного круга писателей, художников, актеров. Она путешествовала по миру, посещала Париж, Лондон, Индию, Капри.

Собирала экзотических животных и шокировала венецианцев, выходя на прогулку с двумя гепардами и нося живых змей вместо украшений. Устраивала балы прямо на площади Сан-Марко.

Была известным меценатом, поддерживала Филиппо Томмазо Маринетти, Альберто Мартини, Джованни Болдини, Артура Рубинштейна и многих других деятелей искусства. Немыслимая роскошь и экзотика её званых вечеров вошли в легенду.

Многие считают, что светский образ Луизы складывался под влиянием Кристины Тривульцио, княгини Бельджойзо, о которой говорили, что она увлекается чёрной магией. Луиза даже назвала Кристиной свою дочь, родившуюся в 1901 году.

Круг поклонников

Среди её поклонников и возлюбленных были Габриеле д’Аннунцио, Маринетти, Робер де Монтескью, Жан Кокто. Её портреты писали и ваяли Джованни Болдини, Огастес Джон, Джакомо Балла, Игнасио Сулоага, Павел Трубецкой, Джейкоб Эпстайн, Ромейн Брукс, Кеес ван Донген, Леон Бакст[1], Этьен Дриан, её фотографировал Ман Рэй. По слухам, являлась прототипом Изабеллы Ингирами, героини романа д’Аннунцио Может быть — да, может быть — нет (1910), а также Ла Казинели (La Casinelle) из двух произведений Мишеля Жоржа-Мишеля, Dans la fete de Venise (1922) и Nouvelle Riviera (1924). Ей посвящены страницы в воспоминаниях Феликса Юсупова и Айседоры Дункан, танцевавшей в её дворце и являвшейся её подругой. Было написано 130 её портретов. На одном из её приёмов, где присутствовали Сергей Дягилев и Вацлав Нижинский, произошёл следующий случай:

После двух бокалов вина Дункан пригласила Нижинского на вальс. «Да, — произнесла она после танца. — Жаль, что этот мальчик не встретился мне, когда ему было года два. Уж я бы его научила танцевать». Закончился прием ссорой. Д’Аннунцио, подойдя к Нижинскому, предложил: «Станцуйте-ка что-нибудь для меня!» В ответ великий танцовщик не растерялся: «А вы напишите-ка что-нибудь для меня!»

Её образом вдохновлялись Теннесси Уильямс и Джек Керуак. Наряды для неё сочиняли Леон Бакст и Пабло Пикассо, она покровительствовала модельерам Мариано Фортуни и Полю Пуаре. Её девизом были слова: Я хочу стать живым произведением искусства (I want to be a living work of art).

Поздние годы и кончина

Потеряв богатство, обременённая долгами (к 1930 году её личный долг составлял 25 млн долларов[каких?]), Луиза Казати переехала в Лондон, где долгие годы прожила довольно скромно, без прежнего блеска. Её похоронили на богатом Бромптонском кладбище в районе Кенсингтон-Челси, в западной части Лондонского центра. На могильном камне были выбиты строки из шекспировского Антония и Клеопатры: Age cannot wither her, nor custom stale / Her infinite variety (Её разнообразью нет конца. / Пред ней бессильны возраст и привычка. — Пер. Б. Пастернака). Одна из позднее изданных книг о Луизе была названа «Infinite Variety».

Позднейшее признание

Напишите отзыв о статье "Казати, Луиза"

Литература

  • Cecchi D. Coré: vita e dannazione della Marchesa Casati. Bologna: L’inchiostroblu/Ritz Saddler, 1986
  • Ryersson S.D., Yaccarino M.O. Infinite variety: the life and legend of the Marchesa Casati. New York: Viridian Books, 1999 (выдержала 4 издания, переведена на несколько языков)
  • Райерссон С. Д., Яккарино М. О. Неистовая маркиза: жизнь и легенда Маркизы Казати. М.: Слово, 2006
  • Лев Бакст. К 150-летию со дня рождения. М.: ГМИИ им.А.С.Пушкина, 2016.

Примечания

  1. Лев Бакст. К 150-летию со дня рождения. М.: ГМИИ им.А.С.Пушкина, 2016. - С.51

Ссылки

  • [www.marchesacasati.com Официальный сайт (англ.)]
  • [www.marchesacasati.com/germanedition.html Биография (англ., нем.)]
  • [djuna.cine21.com/romaine/15.html Ромейн Брукс. Маркиза Казати, ок.1920]
  • [www.dandyism.net/?p=124 Страница на сайте Дендизм]
  • [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GSmpid=46997149&GRid=26799397&\ Могила Луизы Казати]
  • www.peoples.ru/state/rich/loisa_kazati/index.html
  • [www.vokrugsveta.ru/vs/article/6199 Дар чудодейства маркизы Казати (рус.)]

Отрывок, характеризующий Казати, Луиза

– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.