Казахские султаны

Султан (каз. Сұлтан, от араб. سلطان‎) — ненаследственное звание знати в Казахском ханстве. Приблизительно соответствует русскому «князь». Султаны избирались племенами, племенными подразделениями из числа торе. Из среды султанов выбирали хана.

Время принятия титула султан в Дешт-и-Кипчаке неизвестно, но первые казахские правители Керей и Жанибек носили звание султан в узбекском ханстве Абу-л-хайра. Султанами в казахской степи могли стать только потомки Чингисхана по линии его старшего сына — Джучи. Султаны чаще всего были правителями отдельного рода или племени. Размер владений — улус или аймак зависел от знатности, богатства и родовитости султана.

Султаны в период Российского подданства

В царский период султаны управляли волостями на правах волостного головы и были чиновниками 12 класса. Должность переходила по наследству, от отца к сыну. В случае отсутствия наследника, его брат или ближайший родственник мог получить должность, выдвинув кандидатуру в волостных выборах, с последующим утверждением областным Правлением.

В штате султана были: его помощник (сын или близкий родственник); секретарь, знающий русский и татарский языки.

Кроме султанов управлявших волостями были и другие, которые сохраняли своё звание, но не могли вмешиваться в управление.

Собрание султанов избирало старшего султана своего округа, исполняли судебные приговоры.

См. также

• Старший султан
• Хан

Отрывок, характеризующий Казахские султаны

Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.