Казахско-джунгарская война

Казахо-джунгарские войны
Дата	1643—1756
Место	Казахстан
Итог	Присоединение в целях защиты Младшего и Среднего жузов к Российской империи. Ослабление и полное уничтожение Джунгарского ханства Империей Цин
Противники
Казахские жузы Джунгарское ханство
Командующие
Жангир хан Абулхаир хан Кабанбай батыр Абылай хан Богенбай батыр Эрдэни-Батур Галдан-Бошогту Цэван-Рабдан Галдан-Цэрэн
Силы сторон
население 2,5 млн человек население 600 тысяч человек
Потери
неизвестно неизвестно

Казахо-джунгарские войны — серия военных действий между Казахскими жузами и Джунгарским ханством, продлившаяся с XVII до середины XVIII века . Стратегической целью джунгар являлось увеличение территорий для кочевья путём захвата соседних земель . В военном плане джунгары представляли военную опасность не только для казахов, но и для всей Средней и Центральной Азии. Обострения Казахско-джунгарские отношения обострились в XVII—XVIII веках. В первой четверти XVIII века наибольшая военная угроза для казахов нависла со стороны Джунгарского ханства, достигшего в 1720-х годах наибольшего упрочения своего военного потенциала, политического веса в Центрально-Азиатском регионе. Существование Джунгарии как сильного государства в непосредственной близости от границ Казахстана представляло собою угрозу не только для казахов, киргизов, узбеков, алтайских народов и других, но и для России, чьи экономические и политические интересы в зоне Алтайских горнозаводских предприятий побуждали как правительство, так и Сибирскую администрацию принимать меры противодействия против устремлений хунтайшы Цеван-Рабдана. Стратегическая цель джунгарских правителей была в подчинении территории Казахстана своей власти. Вторжения калмыцких войск, участившиеся с 40-х годов XVII века, приняли характер постоянного противоборства ещё в конце XVII столетия в связи с воцарением на джунгарском престоле Цеван-Рабдана, первым крупным внешнеполитическим актом которого явилось возобновление кровопролитной войны с Казахским ханством.

Первый этап

Первое сражение казахов с ойратами (джунгарами) произошло в 1635 году, и закончилось победой последних. В плен к ойратам (джунгарам) попал хан Жангир (Янгир), сын казахского хана Ишима (Есима).

В 1643 году Жангир-хан с воинами глубоко окопался в ущелье реки Орбулак Джунгарского Алатау и ждал в засаде до прихода основных сил казахов на пути следования неизвестного количества джунгарской армии во главе с Эрдэни-Батуром. Половина воинов организовала завал на пути, а остальная часть рассредоточились на утесах, тем самым подготовив засаду джунгарам. В этой битве казахами было впервые массово применено огнестрельное оружие, и в первые же часы джунгары лишились многих воинов шедших спереди. Затем с тыла по джунгарам ударили войска в 20 тысяч человек, приведенные на помощь Жалантосом-батыром эмира Мавераннахра. Джунгары вынуждены были отступить. Планы джунгар по захвату Семиречья оказались сорванными. Успешно выиграно время для готовности казахов к дальнейшему наступлению джунгар в этот регион.

В 1643 году в ущелье реки Орбулак произошла знаменитая Орбулакская битва, в котрой 600 казахских войнов при поддержке 20 тысяч войнов, приведенные на помощь эмиром Жалантосом-батыром Мавераннахра разгромили 50000 джунгар.

Походы джунгарских войск 1710-1719 годов показали пагубность родоплеменных распрей, внутрифеодальных раздоров перед лицом нараставшей из года в год агрессивной угрозы. К тому же в военном отношении Джунгарское ханство представляло собою серьезную силу и для России, тем более для казахских родов. В отличие от некоторых азиатских народов, имевших "лучной бой", на вооружении джунгарской армии еще в конце XVII в. имелось огневое оружие с фитилем. Наличие артиллерии у джунгар ставило их в более выгодное положение. Для войны с казахами джунгары покупали вооружение и пушки у русских оружейников. К тому же джунгары имели огромную по тем временам армию. Вооружение казахов значительно уступало джунгарам: оно состояло в основном из луков, сабель, копий, лишь незначительная часть сарбазов была вооружена фитильными ружьями, убойная сила которых была невелика.

Вторжение джунгарских войск 1711-1717 годов подточило силы казахов. Используя свое военное превосходство, джунгарские войска временно оккупировали часть Жетысу, передовые их отрады дошли до р. Сарысу в Центральном Казахстане. Последствия джунгарских вторжений побудили известных старшин, биев, народных батыров, наиболее дальновидных Чингизидов приложить усилия к объединению военно-людского потенциала трех жузов. Первый курултай (народное собрание кочевников) состоялся летом 1710 г. в районе Каракума. Было решено создать общеказахское ополчение во главе с видным народным батыром Богенбаем. Осознание реальной угрозы, нависшей над Казахстаном, дало и первые плоды — в 1711 г. военные силы трех жузов дали отпор врагу. Джунгары отступили к востоку. А в следующем году казахские отряды вторглись в пределы Джунгарского ханства. Ответный поход джунгарского хунтайшы в 1713 г. окончился провалом. Но первые плоды совместной борьбы не были закреплены. Воспользовавшись разногласием среди владетелей трех жузов (только лишь в Среднем жузе было три хана: Болат, Семене, Абулмамбет), в 1714 году джунгары повторили внезапное вторжение в Казахстан. Страна оказалось в сложной ситуации. Даже решительные действия Казахского ополчения весною 1718 г. в районе р. Аягуз под предводительством Каипа и Абулхайр-ханом казахи потерпели поражение в Аягозской битве. И смотря на это ханы не смогли поправить сложную ситуацию, в которой оказался Средний жуз.

Второй этап

Внешнеполитическое положение Казахского ханства (в конце XVII - начале XVIII века) было тяжелым. С запада на казахов совершали набеги волжские калмыки и яицкие казаки, с севера — сибирские казаки, за Яиком — башкиры, с юга бухарцы и хивинцы, но главная опасность исходила с востока, со стороны Джунгарского ханства.

Однако наибольшую опасность представляла Джунгарское ханство частые вторжения которой в казахские земли в начале 20-х годов XVIII в. приняли угрожающие масштабы. Грозный сосед Джунгарии на востоке — Цинская империя — поджидала благоприятной ситуации для достижения давно вынашиваемой цели — ликвидации Джунгарии как самостоятельного государства. В 1722 г. после смерти цинского императора Канси (Юнь-чжена), длительное время воевавшего с ойратами, на границе с Китаем установилось некоторое затишье, что дало возможность Цеван-Рабдану обратить внимание на казахские земли. Агрессия Джунгарского ханства, названная в истории казахского народа "Годами Великого бедствия" (Актабан шубырын-ды), принесла страдания, голод, разрушение материальных ценностей, нанесла невосполнимый урон развитию производительных сил: тысячи мужчин, женщин и детей были угнаны в плен. Казахские роды, дорого заплатив за беспечность своих султанов и ханов, под напором джунгарских войск вынуждены были покинуть веками насиженные места, что повлекло за собою откочевки части казахов Среднего жуза к пределам среднеазиатских ханств. Многие роды Старшего жуза также отступили к Сырдарье, перешли её и направились в сторону Ходжента. Казахи Младшего жуза откочевали вдоль рек Яик, Ори, Ыргыз к границам России. Ведя непрерывные бои, часть казахов Среднего жуза приблизилась к Тобольской губернии.

"Годы Великого бедствия" (1723—1727 гг.) по своим разрушительным последствиям сравнимы лишь с монгольским нашествием начала XIII века. Джунгарская военная агрессия значительно повлияла на международную ситуацию в Центральной Азии. Приближение тысячи семей к пределам Средней Азии и владениям волжских калмыков обострили взаимоотношения в регионе. Казаки, каракалпаки, узбеки, нападая на обессилевших казахов, усугубили и без того их критическое положение. В эти годы особенно пострадало Жетысу.

При хунтайджи Галдане-Бошогту крупномасштабные военные действия возобновились. 1680 г. — вторжение Галдан Бошокту-хана в Семиречье и Южный Казахстан. Казахский правитель Тауке-хан (1680—1718 г.г.) был разбит, а его сын попал в плен. В результате походов 1683-84 произошёл захват джунгарами Сайрама, Ташкента, Шымкента, Тараза.(ойратские гарнизоны ушли из захваченных городов, видимо, после начала войны — Первая ойратско-маньчжурская война).

В 1683 году джунгарская армия под командованием племянника Галдан-Бошокту-хана Цеван-Равдана дошла до Чача (Ташкента) и Сырдарьи, разбив два казахских войска. В 1690 году началась война между Джунгарским ханством и Манчжурской империей Цин.

Начало 18 века характеризуется многочисленными столкновениями между ойратами и казахами. Во главе казахских войск стоял Тауке-хан, горевший желанием отомстить за свой проигрыш в войне 1681—1684 г.г., который, несмотря на то что зюнгары по мирному договору заключенному с ханом Тауке вернули ему его малолетнего сына ранее захваченного ими во время одного из джунгарских набегов и отосланного в Тибет, воспользовался тем обстоятельством, что значительная часть ойратских войск сражается на востоке против халха-монголов и китайцев, стал совершать набеги на ойратские кочевья.

В 1698 году, после ликвидирования, по приказу казахского хана Тауке, ойратского посольства в городе Туркестане и нападения казахов на калмыцкий отряд сопровождавший свадебный кортеж Сетерджеб, невесты Цэван-Рабдана, ойратские отряды вторглись на территорию, где кочевали казахи, разграбив кочевья, вернулись в Джунгарию. Эта война положила начало новой полосе вооруженных столкновений между ойратами и казахами.

В 1708 году ойраты совершили новый поход против казахов Южного Казахстана. Казахские войска были разбиты и рассеяны. Большой ущерб был нанесен всем трем казахским жузам. В 1710—1711 г.г. ойратские войска предприняли ещё одно наступление на казахские кочевья. Отряды казахов были разгромлены и под напором ойратов казахи и каракалпаки двинулись в район Ташкента. Положение было настолько серьезным, что в 1710 году в Каракумах был созван съезд представителей всех трех казахских жузов. По решению съезда было организовано общее казахское народное ополчение под командованием Богенбай батыра, которому удалось приостановить наступление ойратских войск.

Несмотря на то, что с 1715 года начинается новая ойратско-маньчжурская война, которая продолжилась до 1723 года, Цеван-Рабдан продолжил военные действия против казахов.

Третий этап

В 1723—1727 годах Цеван-Рабдан отправился в поход на казахов, джунгары захватывают Южный Казахстан и Семиречье, разбивая казахские войска. Казахи потеряли города Ташкент, Сайрам и Туркестан. В зависимость от ойратов попали узбекские территории с Ходжентом, Самаркандом, Андижаном. Далее ойраты (джунгары) захватили Ферганскую долину и установили власть над сырдарьинскими городами, Младшим, Средним и Старшим жузом. Эти годы вошли в историю Казахстана, как «Годы великого бедствия» (Ақтабан Шұбырынды). В эти времена казахский этнос потерял в боях и вовремя разорительных набегов джунгар более 1 миллиона человек, более 200 тысяч были взяты в плен. В 1726 году хан Младшего казахского жуза Абулхаир (1693—1748 г.г.) обратился в Санкт-Петербург к правительству Российской империи с просьбой принять казахов в Российское подданство.

В 1726 году в местности Ордабасы состоялся Курултай казахских племен и родов. Было принято решение о создании единого казахского ополчения. Командование им было поручено хану Младшего жузаАбилькайыру^[3]. Решено было дать джунгарам генеральное сражение и разгромить их.Сражение произошло в 1728 году на берегу Буланты в местности Кара сыйыр. Казахское ополчение заманило врага глубже в степь, затем, резко повернув назад, перешло в контратаку, нанося им удары с обоих флангов. Захватчикам был нанесен сокрушительный удар: большинство джунгар погибли, многие попали в плен, лишь единицы спаслись бегством. Однако на этом события не завершились. Часть джунгарских всадников сумела прорваться к верхнему течению реки Буланты. Но и здесь их настигли отряды казахской кавалерии. И снова на пересеченной местности джунгары были разбиты, только отдельным группам удалось уйти в горы за Майтобе и Курайлы в сторону Улытау^[4]. Место сражения вошло в историю под названием "Место гибели калмыков" (каз. Қалмақ қырылған)^[5]. Эта победа подняла дух народа, заставила его поверить в свои силы. С тех пор инициатива в ведении боевых сражений перешла в руки казахских ополченцев, готовых идти в контрнаступление. Отпор захватчикам стал решающим фактором в сохранении территориальной целостности Казахского ханства. В связи с этим Джунгарское ханство было вынуждено перейти к обороне западных границ.

В 1727 году умер хан Цеван-Равдан. Между претендентами и наследниками на трон началась упорная борьба. Главными претендентами считались сыновья Цевана-Равдана Лаузан Шоно и Галдан-Церен. Между ними шла наиболее ожесточенная борьба. Между тем борьба за власть в Джунгарском ханстве окончилась победой Галдан-Церена, победившего своего брата Лаузан Шоно. Затем началась очередная ойрато-циньская война, и ойраты снова были вынуждены сражаться на два фронта. С 1729 до 1739 годы джунгары снова заняты войной с Цинской империей

• Булантинское сражение. 1726 году ханы, султаны, бии и богатыри Казахского ханства воссоединились на горе Культобе, и получили возможность пойти против ойратов. Такие государственные деятели как Толе би, Казыбек би, Айтеке би сыграли большую роль в становлении силовых структур, и в итоге на берегу озера Буланты казахские войска разбили вражеские войска. Это была одна из самых исторически важных побед в истории. Эта победа положила начало процессу изгнания захватчиков с казахской земли. Благодарные потомки будут вечно помнить героический подвиг защитников Отечества. Главнокомандующим в том сражении был Канжыгалы карт Богенбай. Также отличились в боях Каракерей Кабанбай, Шапырашты Наурызбай, Шакшак Жанибек, Хангельдыулы Райымбек и другие .

С декабря 1729 - январь 1730 г.г. близ озера Алаколь произошла так называемая Анракайская битва.

Согласно исследованиям, военные действия проходили на территории 200 км. Невероятный масштаб. Это сражение, по преданиям, длилось 40 дней и представляло собой множество поединков, противоборств различных отрядов, переход одних и тех же горных точек из рук в руки. Но все эти сорок дней только предшествовали Анракайской битве. Количество воинов с двух сторон опять же по разным исследованиям колеблется от 12 до 150 тысяч. Единственное, что остается неоспоримым – это факт победы казахского войска. Анракай стал началом гибели Джунгарского ханства.

Но первые потери ойраты понесли еще накануне битвы. Перед сражением джунгары потеряли почти половину войск от того, что они напились недоброкачественной воды из озера «Ит-Ишпес» (Со времен Тимура озеро называлось «Ит-Ишпес» т.е. «собака не будет пить», ныне озеро  «Алаколь» т.к. один литр воды в водоеме содержит 8 г соли). В конце весны 1729 года казахские ополченцы, подкрепив своих коней в песках Моинкумов и в долинах рек Буркутты, Шабакты, Караконыз, Ыргайты, Чу, вышли в район гор Хантау. Первые успехи были достигнуты у гор Абулхаир, Телектау, Кангур, речке Сункайты, у гор Хантау.

Затем началось общее наступление. Стремительные атаки, применение россыпного конного строя или, в необходимых случаях, плотных отрядов, с широким маневром стали для казахов важнейшими тактическими приемами. К этому добавлялась хорошая разведка, отличное знание местности. Чередование различных горных ландшафтов давало хорошую возможность на этой территории вести кавалерийские атаки, предпринимать маневры и даже отступать. Перед самим районом сражений располагались тугайные леса, позволявшие скрытно сосредотачивать кавалерийские отряды. Внезапность нападения и преследование противника также были важными тактическими средствами. Они объединяли отдельные сотни и тысячные отряды. Индивидуальное вооружение воина состояло из сабли, боевого ножа, копья (айбалта). Копья делались из соснового дерева, но были и железные. У каждого всадника была также плетка-камча, дубина-соил и орудие для ловли лошадей и противника - курык. В руках умелого воина все это было довольно грозным оружием.

Применялось и огнестрельное оружие, убойная сила которого была сравнительно высокой. Джунгары не выдержали продвижения казахской конницы. Через мелкие степные речки казахские войска вытеснили джунгар к озеру Ит-Ичпес и горам Анракай. Предводитель джунгар хунтайджи Галдан Церен не сумел организовать сопротивление казахской коннице и получить подкрепление тоже не смог - начались военные действия между джунгарами и цинскими правителями.

При удачном стечении многих обстоятельств джунгары были разбиты наголову. Анракайская битва сыграла важную роль в победоносном завершении 200-летней войны казахского народа, в которой была разгромлена джунгарская армия.

В 1729—1730 г.г. ойратские войска совершают успешный поход против войск Среднего и Младшего жузов. В 1731 г. Ойраты совершают ещё один поход на восточные и центральные районы Среднего жуза. 1732 г. — нападение ойратов на территорию Среднего жуза. В этом походе в плен к ойратам попала одна из жен хана Абулхаира. Галдан-Цэрэн распорядился вернуть супругу правителю Младшего жуза. 1734—1735 гг. — действия джунгарской армий на юге Казахстана и в Киргизии, укрепление джунгарской власти над сырдарьинскими городами и Старшим жузом, казахи в это время неоднократно обращаются к правительству Российской империи с просьбой о принятии их в подданство России. В Российской империи они видели могучего союзника и покровителя в борьбе с ойратами. Так, в 1731 г. Хан Младшего казахского жуза Абулхаир вторично изъявил желание принять подданство России. Аналогичное желание изъявил хан Среднего жуза Семеке. Наконец, в 1731 г. Эти желания превратились в договор о присоединении казахов к России. Этот шаг явился выгодным для казахов, которые из-за отсутствия единого казахского государства не могли эффективно защищаться от воинственных соседей, и в первую очередь от Джунгарского ханства. Хан Абулхаир, присягнув российской императрице Анне Иоанновне, на радостях писал: «Все крепости построились, торг основан, великорослые травы и немутные воды нам пожалованы». В 1731 году в целях защиты от джунгарской военно-политической экспансии началось присоединение Казахского ханства к Российской империи. Первым был присоединён Младший жуз, в 1735 году. Позже, уже в 1740-е годы был присоединён Средний жуз, а затем Старший жуз. С 1729 до 1739 годы ойраты(джунгары) снова заняты войной с цинским Китаем.

Казахские войска, в 20-25 тысяч конников, морально и физически были готовы к проведению сражения. Решающая битва казахов и джунгар состоялась у подножья горы Анракай. В этой битве участвовали все известные батыры казахской земли, бии, султаны, родоначальники - представители всех трех жузов -Толе би, Казыбек би, Айтеке би, Койгельды, Санрык Токтыбайулы, Барак Шорекулы, Тортаул Олжабай, Отеген Отегулулы, Богенбай Бозкосулы, Акша Сартулы, Бопай бий, Кангельды Срымбетулы, Алшин Тайлак, Есеркен Жаманкараулы и другие. Общее руководство казахскими силами в этом сражении было доверенно Абулхаир Хану - Хану Младшего Жуза, талантливому полководцу. Главнокомандующим армиями трех жузов являлся Богенбай батыр, выходец из рода канжыгалы, племени аргын.Единственное, что остается неоспоримым – это факт победы казахского войска. Анракай стал началом гибели Джунгарского ханства .

Четвёртый этап

Зимой 1741 г. 20-тысячное ойратское войско во главе с военачальником Септенем двинулось в Барабинскую степь, а затем нанесло удар по владениям Среднего казахского жуза. На реке Ишим произошла битва с войсками Среднего жуза под руководством султана Аблая. Казахи потерпели поражение, а сам Аблай попал в плен. Был разгромлен хан Абулмамбет в верховьях Илека. В короткое время ойратам удалось опустошить казахские кочевья по рекам Ишиму и Тоболу. Сильный удар был нанесен и по кочевьям Младшего жуза в районе реки Иргиза. Ойраты преследовали казахов почти до Яика (Урала). Весной 1742 г. военные действия возобновились и ойраты совершили поход на Сырдарью. «Десять тысяч, зашед от Ташкента, чинили за оными кайсаками (казахами) поиск и прогнали их до самой реки Ори» — заявил джунгарский посол Кашка в беседе с оренбургским губернатором Иваном Ивановичем Неплюевым. Ойратское господство в Туркестане было упрочено, была также восстановлена власть джунгарского хана в Ташкенте, потерянная вследствие предательства наместника Кушук-бека.

20-е гг. XVIII в. для Казахстана стали особо тяжелым периодом в его истории. Нескончаемые войны с соседними народами, особенно крупное опустошительное вторжение джунгар с востока, явились тяжелым ударом по социально-экономической жизни казахов. Сложность внешнеполитического положения казахов побуждала искать пути выхода из создавшегося положения. В 1726 г. хан Младшего жуза Абулхаир, старшины Сугур, Едикбай, Хаджибай, Кулымбай и др. отправили в Россию посла Койбагара «просить покровительства» для казахов Младшего жуза

19 февраля 1731 г. императрица Анна Иоанновна подписала жалованную грамоту хану Абулхаиру о принятии в российское подданство Младшего жуза. Для принятия соответствующей присяги в Казахстан с грамотой к хану Абулхаиру были направлены послы во главе с переводчиком Комиссии иностранных дел А.И. Тевкелевым.

Состоявшийся в Оренбурге в 1740 г. съезд представителей старшин и султанов Младшего и Среднего жузов способствовал закреплению первых результатов Российского подданства. Присутствовавшие на нём хан Абулмамбет и султан Абылай, учитывая сложившуюся ситу­ацию, высказались за принятие российского подданства, стремясь обезопасить Казахстан от возможных вторжений джунгар. Присяга группы султанов и старшин Младшего и Среднего жузов в 1740 г. обусловила присоединение к России лишь части Среднего жуза, основные же регионы северо-восточного и Центрального Казахстана вошли в состав империи лишь в 20-40-х гг. XIX в. вследствие военно-политических акций царизма.

Абулхаир хан с подчинёнными ему отрядами Младшего жуза отступил к границам России. Значительная часть Среднего жуза откочевала на север, часть Старшего жуза, в наибольшей степени испытывавшая давление джунгарских сил, оказалась прижатой к Сырдарье и была вынуждена временно покориться джунгарам. Общенародная борьба, достигнув значительных успехов, вследствие ставших традиционными разногласий, оказалась ослабленной, хотя усилием народных масс сохранялась территориальная целостность государства. Однако, угроза порабощения со стороны Джунгарии оставалась. В сложившейся ситуации следовало бы найти правильное политическое решение вопроса: дать правительству России юридическое основание для открытого вмешательства в джунгаро-казахский конфликт.

В результате военной компании 1741—1742 гг. крупнейшие владельцы Среднего жуза признали себя вассалами Джунгарского хана. Оренбургский военный губернатор Неплюев направил к Галдан-Церену чиновника с посланием о том, что казахи Среднего и Младшего жуза являются российскими подданными и они будут их защищать. Но на деле губернатор Оренбургского военного округа Неплюев И.И. поддерживал в соответствии с политикой императорского двора междоусобицу между контайши Галдан-Цереном и Казахскими ханами, и старался до последнего момента соблюдать нейтралитет придерживаясь принципа «Разделяй и властвуй» и тем самым старался сделать все чтобы истощить силы обеих сторон.

После смерти в 1745 году джунгарского хана Галдан Цэрэна в Джунгарии начались междоусобицы в правящей элите, один из претендентов на ханский престол Амурсана пытался с помощью Империи Цин взять власть, но потерпел поражение.

Заключительный этап

Весь период джунгаро-казахских войн, джунгары воевали на два фронта. На западе джунгары вели захватническую войну с казахами на востоке с Маньчжурской империей Цин. Многие историки и монголоведы говоря о стойкости джунгарского войска. Отмечают факт что у джунгаров осталась тактика еще со времен Чингисхана "ярко выраженный коллективизм"

Казахи тоже воевали на нескольких фронтах на востоке с Джунгарией с запада казахов беспокоили постоянными набегами яицкие казаки и башкиры. С юга государство Коканд, Бухара и Хива.

С 1755 года Джунгария снова вовлечена в войну с империй Цин

После смерти в 1745 году джунгарского хана Галдан Цэрэна, в 1755—1759 годах в результате внутренних междоусобиц и гражданской войны, вызванных борьбой претендентов на ханский престол и распрями правящей элиты Джунгарии, один из представителей которой, Амурсана, призвал на помощь войска манчжурской династии Цин, указанное государство пало. При этом территория Джунгарского ханства была окружена двумя манчжурскими армиями, насчитывавшими вместе со вспомогательными войсками из покоренных народов свыше полумиллиона человек. Было убито более 90 % тогдашнего населения Джунгарии(геноцид), в основном женщин, стариков и детей. Один улус — около десяти тысяч кибиток (семей) зюнгаров, дербетов, хойтов под руководством нойона (князя) Шееренга (Церена) с тяжелыми боями пробился и вышел на Волгу в Калмыцкое ханство. Остатки некоторых улусов джунгар пробились в Афганистан, Бадахшан, Бухару, были приняты на военную службу тамошними правителями. В 1771 году калмыки Калмыцкого ханства под руководством Убаши-нойона предприняли возвращение на территорию Джунгарии, надеясь возродить свое национальное государство. В поход вышло от 120 до 180 тысяч калмыков. До Китая добрались 70-90 тысяч. Остальные погибли в пути по разным причинам. В настоящее время ойраты (джунгары) компактно проживают на территории Российской Федерации (Республика Калмыкия), Китая (Синьцзян-Уйгурский автономный район), Монголии (западномонгольские аймаки)

Ссылки

• Златкин И. Я. «История Джунгарского ханства(1635—1738)», Издательство «Наука», Москва, 1964.
• Митиров А. Г. «Ойраты — Калмыки: Века и поколения», Элиста, Калмыцкое книжное издательство, 1988 г.
• Эмчи Габан Шараб «Сказание о Дербен — Ойратах». «Восточная литература».
• Батур Убаши Тюмень «Сказание о дербен ойратах». «Восточная литература».
• Юрий Лыткин. «Материалы для истории ойратов». «Восточная литература».
• Н. Я. Бичурин(Иакинф) «Историческое обозрение ойратов или калмыков в 15 столетии до настоящего времени»www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/Bicurin/Oirat/primtext1.htm#63
• Собрание исторических и этнографических трудов Н. Я. Бичурина(Иакинфа), в частности www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/Bicurin/bicurin.htm
• Моисеев В. Я. Джунгарское ханство и казахи XVII—XVIII вв.www.nlrk.kz/data11/result/ebook_286/index.html
• «Гибель Джунгарского ханства» www.kazakh.ru/news/articles/?a=741
• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/Bicurin/bicurin.htm Н. Я. Бичурин(Иакинф) «Историческое обозрение ойратов или калмыков в 15 столетии до настоящего времени»]
• [www.kyrgyz.ru/?page=317 Имена в истории Казахстана:правители Джунгарского ханства в XVII—XVIII веках]
• Русско-монгольские отношения, 1636-1654: сборник документов. д.64, стр. 239
• В.Галиев Хан Джангир и Орбулакская битва, ISBN 5628022489, 9785628022481
• [www.testent.ru/index/0-51 Национально-освободительная борьба казахского народа против джунгарских захватчиков]
• [www.bibliotekar.kz/istorija-kazahstana-za-8-klass-hviii-v-1/-3-borba-kazahskogo-naroda-protiv-zavoev.html БОРЬБА КАЗАХСКОГО НАРОДА ПРОТИВ ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ]
• [www.bibliofond.ru/view.aspx?id=601651/ Джунгарское нашествие на территории Казахстана]

Отрывок, характеризующий Казахско-джунгарская война

Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…