Казерини, Марио

Марио Казерини
Mario Caserini
Дата рождения:	26 февраля 1874(1874-02-26)
Место рождения:	Рим, Италия
Дата смерти:	17 ноября 1920(1920-11-17) (46 лет)
Место смерти:	Рим, Италия
Профессия:	кинорежиссёр сценарист актёр
Карьера:	1905 — 1920

Ма́рио Казери́ни (итал. Mario Caserini; 26 февраля 1874, Рим, Лацио, Италия — 17 ноября 1920, там же) — итальянский кинорежиссёр, сценарист и актёр эпохи немого кино.

Биография

Один из основоположников итальянского кинематографа. В кино с 1905 года. Дебютировал фильмами «Путешествие к центру Луны» (1905) и «Влюблённый Пьеро» (1906). Перед Первой мировой войной был одним из популярных итальянских кинорежиссёров, неизменно собиравшим кассовые сборы. Ставил исторические фильмы, обращался к экранизациям итальянской и мировой классики, в том числе русской. Часто писал сценарии к собственным картинам и снимался в них.

Избранная фильмография

Режиссёр

• 1905 — Путешествие к центру Луны / Viaggio al centro della luna
• 1906 — Влюблённый Пьеро / Il romanzo di un Pierrot
• 1906 — Отелло / Otello
• 1907 — / La figlia del cenciaiolo
• 1907 — / Il fornaretto di Venezia
• 1908 — Ромео и Джульетта / Romeo e Giulietta
• 1908 — / Vendetta normanna
• 1908 — Гамлет / Amleto
• 1908 — / Pia dei Tolomei
• 1908 — Пьетро Микка / Pietro Micca
• 1908 — / Il riposo domenicale
• 1908 — / L'orfanella dell'assassinato
• 1908 — / Le viole
• 1908 — / La cicala e la formica
• 1908 — / La cantatrice veneziana (Venezia nel 1500)
• 1908 — / Dramma medioevale
• 1908 — / Il cuore e il danaro
• 1908 — / Campagna romana
• 1908 — Гарибальди / Garibaldi
• 1908 — Зигфрид / Siegfried
• 1908 — / Leggenda medievale
• 1909 — Дон Карлос / Don Carlos
• 1909 — Графиня де Монсоро / La signora di Monsoreau
• 1909 — Влюблённый Пьеро / Il romanzo di un Pierrot
• 1909 — / L'ultimo degli Stuardi
• 1909 — Беатриче ​Ченчи / Beatrice Cenci
• 1909 — / Il bel Florindo
• 1909 — / Povera madre!
• 1909 — Бьянка Каппелло / Bianca Cappello
• 1909 — Макбет / Macbeth
• 1909 — Парсифаль / Parsifal
• 1909 — / Tenebre
• 1909 — Три мушкетёра / I tre moschettieri
• 1909 — / La gerla di papà Martin
• 1909 — / Fiore fatale (Scene catalane)
• 1909 — Жизнь Жанны д’Арк / Vita di Giovanna d'Arco
• 1909 — Ванда Сольданьери / Wanda Soldanieri
• 1909 — Марко Висконти / Marco Visconti
• 1909 — / L'innominato
• 1910 — Маргерита Пустерла / Margherita Pusterla
• 1910 — / Eloquenza di un fiore
• 1910 — Монна Ванда деи Сольданьери / Monna Vanda dei Soldanieri
• 1910 — Эль Сид / Il Cid
• 1910 — / La congiura di Piacenza
• 1910 — / Cola di Rienzi
• 1910 — / Giovanna la pazza
• 1910 — / La battaglia di Legnano
• 1910 — / L'abbandonata
• 1910 — / L'amorino
• 1910 — / Giovanni dalle bande nere
• 1910 — Анита Гарибальди / Anita Garibaldi
• 1910 — Мессалина / Messalina
• 1910 — Беатриче ди Тенда / Beatrice di Tenda
• 1910 — / Veronica Cybo
• 1910 — / Bacio fatale
• 1910 — Любовь и свобода / Amore e libertà
• 1910 — Лукреция Борджиа / Lucrezia Borgia
• 1910 — / Prepotenza feudale
• 1910 — Анна Мазовецкая / Anna di Masovia
• 1910 — Гамлет / Amleto
• 1911 — Ромола / Romola
• 1911 — Наполеон на Святой Елене / Napoleone a Sant'Elena
• 1911 — / Rivalità e coraggio
• 1911 — / I masnadieri
• 1911 — / Dramma alla frontiera
• 1911 — Антигона / Antigone
• 1911 — / La Romanina
• 1911 — / Regina per quindici giorni
• 1911 — / Gabriella di Beaulieu
• 1911 — / Una scommessa
• 1911 — / La pietra di Scone
• 1911 — / Il moro dell'Alpuxarra
• 1911 — / Idillio balneare
• 1911 — Мадемуазель де Скюдери / Mademoiselle de Scudery (по Гофману)
• 1911 — / L'ultimo dei Frontignac
• 1911 — / Verso la colpa
• 1911 — / L'adultera
• 1912 — / L'uomo fatale
• 1912 — / La mala pianta
• 1912 — / La mamma dorme
• 1912 — / La ribalta
• 1912 — / Santarellina
• 1912 — Стукач / Lo spione
• 1912 — / La corda dell'arco
• 1912 — / Nelly, la domatrice
• 1912 — Катилина / Catilina
• 1912 — / Infamia araba
• 1912 — Зигфрид / Sigfrido
• 1912 — Парсифаль / Parsifal
• 1912 — / I mille
• 1912 — Рыцари Родоса / I cavalieri di Rodi
• 1912 — Пилигрим / Il pellegrino
• 1913 — / Mater dolorosa
• 1913 — Данте и Беатриче / Dante e Beatrice
• 1913 — Последние дни Помпеи / Gli ultimi giorni di Pompeii
• 1913 — Но моя любовь не умрет! / Ma l'amor mio non muore
• 1913 — / Il treno degli spettri
• 1913 — Флоретта и Патапон / Floretta e Patapon
• 1914 — / Nidia la cieca
• 1915 — Покров тайны / Maschera di mistero
• 1915 — / La gorgona
• 1915 — / La pantomima della morte
• 1916 — / La divetta del reggimento
• 1916 — / Passano gli Unni...
• 1916 — Монна Ванна / Monna Vanna
• 1916 — / Como aquel día
• 1916 — / Flor de otoño
• 1916 — / ¿Quién me hará olvidar sin morir?
• 1916 — Мадам Тальен / Madame Tallien
• 1916 — / In mano del destino
• 1916 — / Amore che uccide
• 1916 — / L'amor tuo mi redime (Pero tu amor me redime)
• 1916 — Жизнь и смерть / La vita e la morte (La vida y la muerte)
• 1917 — Воскресение / Resurrezione (по Льву Толстому)
• 1917 — / Il filo della vita
• 1917 — / Vittime dell'amore
• 1917 — Тень / L'ombra
• 1918 — Нерон и Агриппина / Nerone e Agrippina
• 1918 — Госпожа Арлекино / La signora Arlecchino (Madama Arlecchino)
• 1918 — / La sfinge
• 1918 — / La via più lunga
• 1918 — Ночь в Калькутте / Una notte a Calcutta
• 1918 — Сокровище Исаака / Il tesoro di Isaaco
• 1919 — Капитан Фракасс / Capitan Fracassa (по Теофилу Готье)
• 1919 — / Primerose
• 1919 — Замок Дьявола / Il castello del diavolo
• 1919 — / Anima tormentata
• 1919 — / Il gorgo fascinatore
• 1919 — / Tragedia senza lagrime
• 1919 — / Il romanzo di una vespa
• 1920 — / La buona figliola

Литература

• Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. И. Юткевич Москва, Советская энциклопедия, 1987. — с. 165
• Лидзани, Карло, Итальянское кино. (Перевод с итальянского). М., 1956.

Ссылки

• Марио Казерини (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.kinopoisk.ru/name/322224/ Марио Казерини на сайте КиноПоиск]

Кино   Немое кино   Италия   Рим

Отрывок, характеризующий Казерини, Марио

– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.