Семенович, Казимир

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Казимир Семенович»)
Перейти к: навигация, поиск
Семенович Казимир
Род деятельности:

военный инженер

Дата смерти:

1651(?)

Казими́р Семено́вич (ок. 1600 — ок. 1651) — военный инженер армии Великого княжества Литовского, теоретик артиллерии. Некоторые считают его изобретателем прототипа многоступенчатой ракеты. Автор книги «Великое мастерство артиллерии» (1650).

Участник Смоленской войны, в том числе осады Белой[1]. Вероятно, участвовал в битве под Ахматовом[2].





Биография

Происхождение Семеновича — предмет острых научных споров польских, литовских и белорусских учёных. Каждая сторона спора считает его своим соотечественником. Семенович принимал участие в Смоленской войне в составе армии Речи Посполитой. Приказом короля Владислава IV был послан в Нидерланды, на службу в войсках герцога Фредерика Оранского. Там участвовал в испано-голландской войне, в том числе в осаде Гюйста (1645)[1]. Вернулся в Польшу (1646), когда Владислав IV собирал со всей Европы артиллерийских специалистов для большой войны с турками[1], служил инженером в коронной артиллерии[3], с 1648 года — заместитель начальника. Согласно совету короля Яна-Казимира вернулся в Нидерланды (около 1649), чтобы напечатать там свою работу[3] (хотя существует и такая версия, что Семенович был вынужден уехать из-за конфликта со своим начальником, К. Артишевским[2]).

Великое искусство артиллерии

Семенович обязан своей известностью трактату по пиротехнике и артиллерии «Великое искусство артиллерии»[4] (Artis Magnae Artilleriae pars prima), который был опубликован на латыни в 1650 году в Амстердаме и имел большой успех в странах Европы. Работа над второй частью трактата была, очевидно, прервана смертью инженера.

Книга более двух столетий была в Европе учебником по артиллерии. Были представлены стандартные конструкции ракет, зажигательных снарядов и других пиротехнических приспособлений. Тут впервые была представлена идея использования реактивного движения в артиллерии. Большой раздел посвящён калибрам, конструкции, строению и качествам ракет (как военных, так и гражданских), в том числе, многоступенчатых ракет, ракетных батарей и ракет со стабилизаторами.

Как писал сам Семенович, он интересовался артиллерией с детства, и изучал математику, механику, гидравлику, архитектуру, оптику, тактику, чтобы увеличить свои знания; считается, что он успел закончить и рукопись второй части книги[5]. Существует версия, что члены цехов металлургов, пиротехников и оружейников организовали его убийство, и выкрали, либо уничтожили вторую часть рукописи, чтобы не допустить раскрытия цеховых секретов[5].

Философские взгляды. Научный труд

Философские взгляды. Ссылки на других учёных

В своём мировоззрении на Вселенную Казимир Семенович в основном придерживался концепции Аристотеля, свидетельством чего являются те места в произведении «Великое искусство артиллерии», где он переходил от описания эмпирических итогов к их интерпретации или к общим мировоззренческим вопросам. Также он хорошо знал учение древнегреческих философов про натуральные и вынужденные движения, и тогдашнюю концепцию «импетуса» — движения тела под нажимом другого тела — двигателя. Обращает на себя внимание высокий уровень культуры К. Семеновича, который хорошо знал и античную литературу, и современные ему технические достижения, и труды современных европейских авторов, которые издавались на немецком, греческом, латинском и других языках. Польский историк Г. Новак посчитал, что в книге белорусского учёного цитируются более 200 авторов, использовано около 260 произведений, главным образом древние трактаты, около 40 % составляют книги эпохи Ренессанса и Нового времени; широко использовались произведения Платона, Аристотеля, Сенеки, Эвклида, Архимеда, Аполлона Пергамского, известных средневековых исследователей, медицинская и природоведческая литература, издания по земледелию, химии, технике, истории.

Труд в контексте современности

В творчестве Казимира Семеновича отражались трудности и противоречия становления опытного природоведения в XVII веке, традиции, которые связывали его время со средневековьем и в то же время характеризуют его как учёного нового времени. Внимательность при проведении исследований и наблюдательность позволили ему предвидеть механические закономерности, умело использовать новейшие достижения науки и техники того времени. Критикуя разные пережитки в артиллерийском деле и тех её представителей, которые «открещиваются от теории и принципов чудесной математики» и считают позором для пиротехника-практика использование теорем Архимеда, Эвклида и других великих учёных, К. Семенович писал:

Именно тут источник этой новой науки — «псевдомеханики», неизвестной в прошлых столетиях. Больно мне только за то, что возвышенная наука пиротехники не только унижена теми, кто её использует (говорю тут про этих практиков без практики) и кто отобрал у её былую славу и красоту, которую придали ей первооткрыватели. Больно мне, что эту науку оторвали от правильной основы — математики и задвинули между обычными ремёслами.

Выказывал желание, чтобы был принят специальный закон, согласно которому специалисты-пиротехники не допускались бы к работе без знания основ точных и природоведческих наук.

База исследований. Научное наследие

Казимир Семенович добился реальных успехов именно потому, что его выводы были основаны не на общефилософских вещах по проблемам движения, а на теоретической и математической интерпретации полученных им опытным путём фактов. В этом отношении являются характерными результаты проведённых им опытов по стрельбе из пушек, заряженных двумя ядрами, на основании которых он формулирует закон абсолютного неупругого столкновения одинаковых по величине, форме и материалу тел: «В целом же, — пишет он, — ни одно движение не исчезает, а только от одного предмета переходит к другому. Поэтому оба тела будут двигаться одновременно, но в два раза медленнее, чем до этого». Почти за 35 лет до введения Лейбницем понятия «кинетической энергии», исходя из наблюдений за работой мастеров-ракетчиков при заполнении порохом ракеты, Семенович пришёл к выводу, что при одинаковой угловой скорости, линейная скорость молота будет пропорциональна квадрату длины ручки первой степени веса. Встречаются в его книге и типично схоластичные рассуждения, особенно при попытках объяснения явлений и процессов, понимание которых лежало далеко за рамками тогдашней науки. Но от большинства своих современников и предшественников Казимира Семеновича отличала последовательная опора на исследование, эксперимент при изучении и объяснении явлений, за которыми ведётся наблюдение. Так подходил он и к изложению теоретических положений и методов определению калибра пушек, радиусов и веса ядер в зависимости от материалов, к раскрытию химии и технологии изготовления разных сортов пороха, способов проверки его боевых качеств и хранения.

Глубоко анализировал методы расчёта различных типов ракет, которые использовались в военном деле, и для гражданских нужд. Дал описание конструкций и способов изготовления нескольких типов ракет, в том числе ракет с хвостовыми стабилизаторами-крыльями, ракет, которые запускались со специальных станков и др. Особенно интересны для современных историков науки и техники сведения про составные (связки ракет) и многоступенчатые ракеты. Некоторые из описанных К. Семеновичем ракет были известны из литературных источников, многие, в том числе и многоступенчатые ракеты предложены впервые.

К изучению конструирования разных типов ракет подходил также, как и к остальным вопросам, которые рассматривались в книге, — не как ремесленник, а как учёный-естествоиспытатель, экспериментатор и практик. Взгляды К. Семеновича на причины движения ракеты, согласно его свидетельствам, должны были быть изложены во второй, утраченной книге «Великое искусство артиллерии». Тут он был намерен сделать экскурс в историю древней военной техники, современных ему сухопутных и морских пушек, описать процесс их обслуживания, использования и способы обороны их от нападения противника, архитектурные формы и технологии постройки артиллерийской техники. Упоминал он и про намерение посвятить специальный раздел своему новому изобретению, «в котором помещаются все наши знания» и которое «превосходит многие иные приспособления и заменяет их все». Судя по всему, Казимир Семенович изобрёл оптико-механическое устройство наподобие нивелира, буссоли или кипрегеля. Он также намеревался разобрать многочисленные геометрические проблемы, астрономические и географические вопросы. «Как только всё это — писал учёный, — в соответствующих местах дойдёт до сознания каждого, тогда осуществиться вера в мои слова».

Память

В 1995 году Белпочта выпустила специальную марку, посвящённую Казимиру Семеновичу.

Напишите отзыв о статье "Семенович, Казимир"

Примечания

  1. 1 2 3 Tadeusz Nowak «Kazimierz Siemenovwicz, ca.1600-ca.1651». MON Press, Warsaw 1969, p.182
  2. 1 2 [web.archive.org/web/20050216131152/www.cosmo.tadila.net/artismagmae.shtml Reprint of article on Siemenowicz from «Mlody Technik» 07.2001]
  3. 1 2 Tadeusz Nowak «Kazimierz siemenovicz, ca.1600-ca.1651», MON Press, Warsaw 1969, p.183
  4. [books.google.ru/books?id=SDUVAAAAQAAJ&printsec=frontcover Ars magnae artilleriae — Kazimierz Siemienowicz — Google Книги]
  5. 1 2 Tadeusz Nowak «Kazimierz Siemenovicz, ca.1600-ca.1651», MON Press, Warsaw 1969, p.184

Литература

  • Бельскі А. М., Ткачоў М. А. Вялікае мастацтва артылерыі: Казімір Семяновіч. Мн., 1992
  • Цярохін С. Ф. Трактат аб артылерыі // Помнікі гістрыі і культуры Беларусі. 1973. № 3
  • Беларусь: энцыкл даведнік / Рэдкал. Б. І. Сачанка (гал. рэд.) і інш.-Мінск: БелЭн, 1995.-799 с. ISBN 985-11-0026-9
  • Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. У 6 т. Т. 6. Кн.1: Пузыны — Усая / Беларус. Энцыкл.; Рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) і інш.; Маст. Э. Э. Жакевіч. — 591 с.: іл. ISBN 985-11-0214-8.
  • Вяліке княства Літоўскае. Энцыклапедыя. У 3 т. / рэд Г. П. Пашкоў і інш. Т. 2: Кадэцкі корпус — Яцкевіч. — Мінск: Беларуская Энцыклапедыя, 2005. — 788 с: іл. ISBN 985-11-0378-0.
  • 150 пытанняў і адказаў з гісторыі Беларусі / Уклад. Іван Саверчанка, Зьміцер Санько. Вільня, 2002. — 238 с. ISBN 9986-9229-6-1.

Ссылки

  • [books.google.pl/books?id=SDUVAAAAQAAJ Artis Magnae Artilleriae pars prima] Google Books {{{2}}} [доступен 2015-07-01]
  • [www.russika.ru/t.php?t=3668 Семенович Казимир — Энциклопедический Фонд России].
  • [csl.bas-net.by//Web/Pages/Science-history/history01.asp Казимир Семенович] в базе данных «История белорусской науки в лицах» Центральной научной библиотеки им. Я. Коласа НАН Беларуси.
  • [asoby.belinter.net/cont.php?x=ks История Беларуси. Персоны. Казимир Семенович]
  • [www.mod.mil.by/61kbwo_by.html Развітіе КБВО в годы «Холодной войны»] на сайте Міністерства обороны Беларуси
  • [www.prsident.gov.by/rus/map2/cult/dz/sem.html Деятели культуры Беларуси. Казимир Семенович]

Отрывок, характеризующий Семенович, Казимир

Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.