Казимир IV

Казимир IV польск. Kazimierz Jagiellończyk<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Казимир IV. Воображаемый портрет работы Яна Матейко, 1890–1892</td></tr>
великий князь литовский
1440 — 1492
Предшественник:	Сигизмунд Кейстутович
Преемник:	Александр Ягеллон
король польский
1447 — 1492
Предшественник:	Владислав III Варненчик
Преемник:	Ян I Ольбрахт
Рождение:	30 ноября 1427(1427-11-30) Краков, Польша
Смерть:	7 июня 1492(1492-06-07) (64 года) Гродно, Великое княжество Литовское
Род:	Ягеллоны
Отец:	Ягайло
Мать:	Софья Гольшанская
Супруга:	Елизавета Габсбург
Дети:	сыновья: Владислав II Ягеллон, Казимир Святой, Ян I Ольбрахт, Александр, Сигизмунд I, Фредерик дочери: Ядвига, София, Елизавета, Елизавета, Анна, Барбара, Елизавета

Казими́р IV (польск. Kazimierz Jagiellończyk; 30 ноября 1427, Краков, Польша—7 июня 1492, Гродно, Великое княжество Литовское) — великий князь литовский с 29 июня 1440 года и король польский с 25 июня 1447 года.

Приход к власти

Сын короля польского Владислава II Ягайло и Софьи Гольшанской, был провозглашён в Вильне великим князем литовским в 1440 году.

Сразу же после его вокняжения вспыхнуло Смоленское восстание, в котором горожане безуспешно пытались восстановить свою независимость от Литвы. После поражения польского и венгерского войск под Варной 10 ноября 1444 года и гибели старшего брата Казимира, короля польского Владислава III, за которой последовало трёхлетнее междуцарствие, Казимир был выбран в короли польские. По внушению литовцев он долго не соглашался принять корону, но, видя, что поляки готовы избрать другого, уступил желанию поляков (1447).

Борьба с крестоносцами

Немало беспокойств причинял Казимиру Тевтонский орден. Пользуясь ослаблением могущества рыцарей, подчинённые им прусские города потребовали автономии; рыцари не уступали; тогда эти города отдались под власть Польши. Казимир IV втянулся в войну с орденом, продолжительную, ведённую с переменным успехом и окончившуюся Торуньским миром (1466), по которому за орденом осталась западная часть Пруссии, а Поморское, Холмское, Мальборгское воеводства, княжество Вармия и ещё некоторые города отошли к Польше.

Отношения с татарскими ханствами и русскими княжествами

В 1449 году Казимир заключил мирный договор с великим князем Московским Василием II, включавший в себя условия взаимного признания границ великих княжеств Литовского и Московского, отказ Казимира от претензий на Великий Новгород и отказ обеих сторон от помощи внутриполитическим противникам другой стороны. Несмотря на существование в Новгородской республике сильной про-литовской партии, Казимир так и не оказал прямого противодействия московским военным акциям 1456, 1471 и 1478 годов в отношении Новгорода, приведших к вхождению новгородских земель в состав Московского государства.

В 1458 году в Киеве была образована митрополия, независимая от московской митрополии, не признавшей Флорентийскую унию 1439 года. Несмотря на имевшиеся противоречия, Казимир и Василий II не вступали в открытую борьбу, и в духовной грамоте Василия II (умер в 1462 году) фигурирует фраза «А приказываю свою княгиню, и своего сына Ивана, и Юрья, и свои меншие дети брату своему, королю польскому и великому князю литовскому Казимиру», аналогичная фразе в духовной грамоте его отца «А приказываю сына своего, князя Василья, и свою княгиню, и свои дети своему брату и тестю, великому князю Витовту».

Утвердившийся в 1468 году в Большой Орде союзник Казимира хан Ахмат проводил курс на объединение под своей властью ханств, на которые распалась Золотая Орда, и на восстановление реальной зависимости Северо-Восточной Руси от Орды. При этом он сталкивался с противодействием крымского хана Менгли I Гирея и великого князя Московского Ивана III, которые со временем (особенно после временного захвата Крыма Ахматом в 1476—1478 годах и возвращения Менгли-Гирея в Крым в качестве вассала Османской империи) стали стратегическими союзниками. Во время стояния на Угре в 1480 году Казимир не поддержал Ахмата против Москвы во многом благодаря набегу крымских татар на Подолье, и Ахмат во время своего отступления в степь разорил владения Казимира в бассейне верхней Оки.

Затем Казимиру удалось подавить мятеж своих родственников и тем самым разрушить план Ивана III по распространению влияния Московского княжества на Киевские земли. Однако почти сразу после этого в 1482 году Менгли-Гирей разорил Киев и в знак общей победы отослал Ивану III потир и дискос из Софийского собора. В 1487 году, в результате перехода верховских князей на службу к Ивану III началась Пограничная война с Великим княжеством Московским.

Нереализованные политические планы

У Казимира были широкие планы тесного сплочения с Польшей Литвы, Пруссии, даже Чехии, Венгрии и Валахии. В 1485 году вассальную присягу Казимиру принёс молдавский воевода...

Казимира занимала идея единой сильной королевской власти, реформа церкви, городов и пр., но обстоятельства были неблагоприятны для него. Созывались всевозможные съезды под председательством короля для рассуждения о важнейших делах государства, но выигрывала только шляхта, до того усилившаяся, что Казимиру приходилось с ней торговаться: проигрывали паны, высшее духовенство и города. Краковский университет при Казимире играл видную роль в Европе; к этому времени относится творчество многих известных польских писателей. Латинский язык стал при Казимире IV общераспространённым в Польше.

Семья

Казимир был женат на Элжбете (Елизавете), дочери императора Священной Римской империи Альбрехта II. Имел шестерых сыновей:

• Владислав Ягеллон (1456—1516), король Чехии и Венгрии
• Казимир Святой (1458—1484), наместник отца в Литве, умер молодым, канонизирован;
• Ян Альбрехт (1459—1501), наследовал отцу как король Польши;
• Александр Ягеллон (1461—1506), наследовал отцу как великий князь литовский, после смерти Яна Альбрехта также король Польши;
• Сигизмунд I (1467—1548), после смерти Александра стал королём Польши и великим князем литовским.
• Фредерик Ягеллон (1468—1503), епископ краковский, потом кардинал и архиепископ гнезненский

Имел также семерых дочерей, из которых 5 вышло замуж за правителей стран западной Европы:

• Ядвига (1457—1502), с 1475 года — жена Георга Богатого (1455—1503), герцога Ландсхут-Баварского
• София (1464—1512), с 1479 года — жена Фридриха (1460—1536), маркграфа Бранденбург-Ансбаха и Байрейта, мать Альбрехта Прусского
• Елизавета (1465—1466/67)
• Елизавета (1472—1480/81)
• Анна (1476—1503), жена Богуслава X, герцога Померанского (1454—1523)
• Барбара (1478—1534), с 1496 года — жена герцога Георга Саксонского (1471—1539)
• Елизавета (1482—1517), с 1515 года жена — герцога Фридриха II фон Лигниц (1480—1547)

Казимир IV — предки

Гедимин Литовский                       Ольгерд Литовский                             Ягайло (Владислав II Ягелло)                                   Михаил Ярославич Тверской               Александр Михайлович Тверской                       Анна Кашинская               Ульяна Александровна Тверская                             Анастасия                       Казимир IV                                         Альгимунт               Иван Альгимунтович Гольшанский                       Андрей Гольшанский                             Святослав Иванович Смоленский               Агриппина Смоленская                       Софья Гольшанская                                   Дмитрий Семёнович Друцкий или Дмитрий Ольгердович                       Александра Друцкая                           </center>

Память

В польском городе Мальброк в 2010 году установлен конный памятник Казимиру IV. Расположен памятник на площади Казимира Ягеллончика.

Литература

• Казимир, польские короли // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Lewicki, «Wstapenie na tron polski Kazimierza Jag.» (XX т. «Rozpraw hist.»; изд. Краковской акад.)
• Papée, «Przełom w stosunkach miejskich ż a K.-Jag.»;
• его же, «Polityka polska w czasie upadku Jerzego z Podjebradu 1466—71» (VIII т. «Rozpraw hist.»).

Отрывок, характеризующий Казимир IV

Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.