Казмичёв, Матвей Матвеевич
| Матвей Матвеевич Казмичёв | |
| Род деятельности: |
литератор, общественный деятель |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
станица Каменская, |
| Гражданство: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Матвей Иванович Казмичёв |
| Дети: |
Михаил, Татьяна, Юрий |
Матве́й Матве́евич Казмичёв (Казьмичёв) (псевдоним Скальдов М. М.[1]; 1864—1929) — донской литератор, общественный деятель, атаман Заокеанской казачьей станицы.
Биография
Родился в 1864 году (по другим данным в 1866 году), из дворян Войска Донского. Отец — Матвей Иванович Казмичёв (1833—?); брат — Варфоломей Иванович (1836—?) — участник Русско-турецкой войны 1877—1878 годов.
Службу начал казаком в 1884 году, окончил Новочеркасское казачье юнкерское училище.
В декабре 1891 года сотника М. М. Казмичёва прикомандировали в ведомство мобилизационного походного управления атамана Донецкого округа. В апреле 1894 года он был произведён в подъесаулы, а в 1899 году был назначен нотариусом в станицу Великокняжескую, где занимался и адвокатской деятельностью.
В январе 1904 года Матвея Матвеевича уволили из военного ведомства для определения к статским делам с производством в коллежские асессоры. В конце того же года у него дома полиция обнаружила явку крестьянской группы Донкома РСДРП, за что он был выслан в окружную станицу Донецкого округа Каменскую.
На новом месте М. М. Казмичёв развил активную деятельность, состоял председателем правления Каменского телефонного общества, членом правления Общества для пособия нуждающимся учащимся. По его инициативе в станице создаётся публичная библиотека, а Казмичёв становится первым её председателем правления.[2]
Одновременно Казмичёв являлся младшим нотариусом в Новочеркасске. Его нотариальная контора располагалась по адресу: Платовский проспект, отделение № 15, верхний гостиничный ряд. Работая нотариусом, он печатал свои пьесы и рассказы в газетах «Донская жизнь» и «Сын Отечества».
Во время Гражданской войны Матвея Матвеевича избрали депутатом Большого войскового круга от станицы Луганской.[3]
После войны он эмигрировал за границу, отошёл от политики и полностью посвятил себя общественной и писательской деятельности, публикуя стихи под псевдонимом Скальдов. Проживая в США, избирался атаманом Заокеанской казачьей станицы.
Умер 11 апреля 1929 года в Филадельфии, США[4].
Пьесы М. М. Казмичёва
- «Разведчики» — пьеса для детей в 4-х картинах (действие происходит в эпоху Первой мировой войны);
- «Товарищи» — пьеса для детей в 4-х картинах (Москва, 1911);
- «На лету» — комедия-шутка в 3-х действиях (1903);
- «Сон под Рождество» — детские сценки в 2-х картинках из журнала «Светлячок» (1913)[5].
Семья
- Жена — дочь губернского секретаря Смирнова Анна Ивановна, остались в Советской России.
- Дети:
Источники
- ↑ [passion-don.org/museum/spkaz_sk.html Казаки в зарубежье]
- ↑ [kamensk-libpro.ucoz.ru/index/istorija_bibliotek_goroda/0-137 Всё о Каменске — История библиотек города]
- ↑ [lugansk-kazak.ru/1917_god.html История Казачества Луганской Станицы]
- ↑ 1 2 Незабытые могилы. Т. 3. С. 136.
- ↑ [az.lib.ru/g/gorxkij_m/text_1928_pisma_k_mirolubovu.shtml Письма M. Горького к В. Миролюбову]
Напишите отзыв о статье "Казмичёв, Матвей Матвеевич"
Ссылки
- [www.gramota.net/articles/issn_1997-292X_2013_9-2_41.pdf История донского казачьего рода Казмичёвых]
- [libr.s-vfu.ru/lib_old/posobiya/rzar/rzar16.htm Скальдов Матвей Матвеевич]
Отрывок, характеризующий Казмичёв, Матвей Матвеевич
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
