Казымское восстание

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Казымское восстание
Основной конфликт: Сопротивление коллективизации в СССР
Дата

декабрь 1931 — июнь 1934

Место

Остяко-Вогульский Национальный округ (СССР)

Итог

Восстание подавлено.
Смерть вдохновителя восстания.
49 участников восстания осуждены судом.

Противники
Ханты, Ненцы
Казымская культбаза,
Уралобком,
ОГПУ
Командующие
Е. Вандымов
И. Ерныхов
???
Силы сторон
150 человек 30-50 человек
Потери
3 8

Казымское восстание (также Казымские восстания 1931—1934) — вооружённое сопротивление коренных народов приобской тундрыхантов и ненцев — политике советского правительства по ликвидации традиционной социально-экономической структуры этих народов и аккультурации их в пространстве складывающегося советского общества.





Предпосылки

10 декабря 1930 года Постановлением ЦИК СССР образован Остяко-Вогульский Национальный округ. Центром округа стал посёлок Остяко-Вогульск (ныне г. Ханты-Мансийск).
По решению Комитета Севера при ВЦИК СССР в Амнинских юртах (на р. Казым) завершено строительство культбазы. В её задачи входило «поднятие культурно-политического уровня отсталых туземных народностей, повышение их материального экономического состояния, внедрение советизации в тундре, работа с беднотой по отрыву её от кулацко-шаманского влияния и экономической зависимости».

Жизнь аборигенов до восстания

Река Казым – правый приток Оби. Бассейн реки Казым – место древних кочевий казымских ханты. К началу 1920-х годов в национальном отношении местное население было представлено хантами (остяками), ненцами (самоедами) и коми-зырянами. Основное население составляли ханты, которые занимали почти весь бассейн реки Казым. Ненецкое население кочевало в восточной части близ озера Нумто. На Казыме ханты, ненцы, коми не жили вместе в отдельных посёлках. Их юрты, чумы были разбросаны по одному-два, очень редко по три-пять по всему бассейну Казыма. Несколько таких населённых пунктов в прошлом образовывали юртовое объединение. Ещё в первой половине XVIII века ханты Приобской полосы казымского региона приняли христианское вероисповедание, но, тем не менее, остались язычниками, поклоняясь своим богам. И. Якобий в конце XIX века писал о казымцах: «на Казыме нет богатых людей, оленьих стад немного и число оленей вообще невелико… Казымцы честны в обязательствах и требуют такой же честности от других». Исследователь Обского Севера И. Н. Шухов об обитателях реки Казым в начале XX века сообщал, что казымские остяки народ трудолюбивый, выносливый, малотребовательный и всегда «себе на уме», маловосприимчивы к русской культуре. Эти черты, вероятно, объясняются тем, что бассейн реки Казым находился вдали от крупных торговых путей и русского влияния.

С приходом к власти большевиков в 1917 году жизнь и быт казымских ханты мало изменилась. В первое десятилетие советской власти в Казымском регионе ещё не было создано ни системы здравоохранения, ни сети школ, ни надёжной ветеринарной службы.

Казымская культбаза

Коренным образом изменилась жизнь казымских жителей, когда в 1930 году для проведения коллективизации сельского хозяйства было решено строить культбазу. Она расположилась в 17 километрах от устья реки Казым на левом берегу реки Амня близ Амнинских юрт. Задача культбазы заключалась в работе с беднотой по отрыву её от кулацко-шаманского влияния, развитие советской культуры среди хантыйского населения Казымского совета.

В строительстве культбазы участвовало и коренное население и спецпереселенцы. Работа длилась в продолжение двух зим 1930-1931 года. К концу 1931 года Казымская культбаза включала в себя 14 построек: больницу, школу-интернат, дом народов севера, ветеринарный пункт, банно-прачечную, склады, овощехранилище, ледник и кухня, три жилых дома для работников культбазы. 14 ноября 1931 года состоялось торжественное открытие нового посёлка. Штат Казымской культбазы состоял из 37 работников. Координирование работы было возложено на представительный орган государственной власти – Казымский туземный (районный) совет, который был образован ещё 15 сентября 1926 года, с центром в селе Полноват. Казымским он назван потому, что под его влиянием находились все юртовые объединения бассейна реки Казым. Стараясь привлечь женщин коренной национальности к участию в общественной жизни, работники культбазы занимались организацией праздников для женщин и детей, проводили беседы о пользе бань, о санитарии и гигиене тела и жилища.

В доме народов севера проводилась культмассовая работа и одновременно была своеобразная гостиница, где приезжающие по делам на культбазу местные жители могли разместиться на ночлег. Работа гостиницы была в основном осенью, зимой, весной, то есть тогда, когда «казымцы» приезжали за продуктами, охотприпасами перед выходом на промысел и по выходу из леса для сдачи пушнины. Работа больницы сводилась к профилактике и лечению больных, проведению культурно-просветительной работы. С большим трудом удалось добиться посещения больницы представителями коренной национальности. Когда школьники приезжали на учёбу в школу-интернат, они проходили медицинский осмотр: измерение веса, роста, окружности груди, спирометрия. Очень трудно было организовать акушерскую работу среди женщин коренной национальности. Не удавалось привлечь женщин ханты рожать в роддоме больницы. Первым роженицам, согласившимся родить в больнице, делались специальные подарки. Из Москвы, якобы от самого Сталина, даже была отправлена посылка – швейная машинка марки «Singer», которая была вручена первой родильнице больницы. К сожалению, следы той машинки утеряны, потому что владелицей она была продана коми-зырянам.

Вместе с больницей в один день открылась и школа-интернат. Заведующим был назначен А. Н. Лоскутов. Он имел среднее образование и неплохо владел хантыйским языком. Школа была рассчитана на 50 учеников, но не было учебников на хантыйском языке. Обучение велось на хантыйском языке в одной группе самим учителем, а в другой – через переводчика. При обучении пользовались русским алфавитом. В школе был пионерский отряд.

На культбазе было и интегральное общество, которое занималось снабжением продовольственными и промышленными товарами. Вместо того, чтобы привезти товары водным путём, их перевозили зимой на лошадях, что стоило очень дорого. Зооветеринарный пункт помогал оленеводам обслуживать оленье стадо Казымской культбазы, оленьи стада зырянского колхоза имени Скачко и совхозное стадо. Ветеринары оказывали лечебную помощь оленям, обучали пастухов и собирали материал для изучения биологии оленей Приказымья.

Изучением экономики, истории Казымского края занимался краеведческий пункт. В основном его работа сводилась к изучению климата, наблюдению за сезонными явлениями природы, изучению растений и животных, организации краеведческого музея. На культбазе была даже электростанция, но малой мощности, и всем желающим не хватало напряжения для пользования электричеством.

Казымская культбаза выполняла большую работу среди коренного населения края. Она была административным, экономическим, культурным и просветительским центром Казымской территории.

Причины Казымского восстания

Недовольство коренного населения в связи с проводимыми реформами советской власти начало проявляться уже при строительстве культбазы, когда заставляли вывозить лес. Сначала вывоз леса был делом добровольным, потом стало обязанностью: к какому сроку и сколько нужно вывезти.

Дальнейшее нарастание недовольства у народа было вызвано лишением избирательных прав шаманов и кулаков – лиц, использующих в своих хозяйствах наёмный труд. На Обь-Иртышском Севере в основе деления общества на бедняков, середняков и кулаков был признак величины оленьего стада. Хозяйствам кулаков и середняков давались твёрдые задания. По своим размерам твёрдые задания превышали экономические и физические возможности хозяйств и были непонятны коренному населению. Например, на объединённом заседании тузсовета и группы бедноты от 7 мая 1933 года было принято решение дать твёрдое задание: «Захарову Данилу и Дмитрию – по рыбе 5 тонн, по пушнине на 100 рублей, дичи 100 пар, по оленям 20 голов» (Ерныхова О. Д. Казымский мятеж… с. 41.)

При этом сроки сдачи налогов были минимальны. Когда облагаемые налогом просили эти сроки увеличить, то им угрожали судом, конфискацией имущества и высылкой из мест исконного проживания. Сдав бесплатно государству по существу нелишних оленей, сами ханты оставались фактически без каких-либо средств к существованию. Сдача оленей государству в непомерных количествах приводила к тому, что шла ежегодная убыль стада у коренных жителей. Возникла угроза, что коренное население вообще останется без оленей. Изменение размеров налогообложения является главной причиной Казымского восстания.

Кроме того, недовольство коренного населения возросло при введении в феврале 1933 года целевого снабжения населения продовольствием и промтоварами в зависимости от выполнения плана заготовок. При этом план ввоза продовольствия снабженцами не выполнялся, и местное население просто-напросто голодало. За сданную продукцию вместо продовольственных и промышленных товаров за половину стоимости насильственно выдавались облигации государственного займа, которые не погашались. Особенное возмущение вызывали цены на товары в отдалённых лавках, которые находились в верховьях Казыма, поскольку товар там был значительно дороже.

Другой причиной восстания является принудительный сбор детей для обучения в школе–интернате. В начале 1930-х годов практически всё население Казымской территории вело кочевой образ жизни. Поэтому обучение детей стационарно было неприемлемо для аборигенов. Была построена школа-интернат, где дети могли бы жить в течение учебного года на государственном обеспечении, обучаясь грамоте. Предполагалось, что сначала будут привлекать детей-сирот и детей бедноты. Однако и это оказалось непросто. В это время вышло постановление Оргбюро по организации Остяко-Вогульского округа о всеобщем обязательном начальном обучении детей среди оседлого и полукочевого населения. Администрация культбазы начала энергично собирать детей. Во все юртовые объединения направлялись вербовщики. Местное население встретило их в штыки, никто не соглашался отдавать детей в школу. Родители осознавали, что ребёнок будет оторван, изолирован от семьи. Их страшила мысль, что, выучившись грамоте, дети забудут родной язык, не вернутся обратно в стойбища. Кроме того, отрыв ребёнка от семьи воспринимался местными жителями как взятие его в заложники. В это же время Остяко-Вогульский окружной отдел народного образования два раза в месяц требовал сводки по охвату населения всеобучем.

У двух жителей – Тарлина Григория и Тарлина Тимофея – по указанию председателя Казымского туземного совета в качестве залога, что они отдадут детей в школу, были отобраны ружья. Семья в этом случае обрекалась на голод, поскольку без ружья трудно заготовить дичь в тайге, защититься от хищников. На заседаниях тузсовета выносились решения о привлечении к судебной ответственности родителей, не желавших отдавать детей в школу.

У населения сформировалось отрицательное отношение и к школе и в целом ко всей культбазе. Дети, внезапно оторванные от семей и от традиционных промыслов, часто попросту сбегали из школы-интерната, особенно те, кто жил недалеко от культбазы.

Вскоре после работы, основанной на обмане, угрозах и запугивании, родители с воем и плачем стали подвозить детей в школу-интернат. Всего было собрано 48 детей. 19 декабря 1931 года в школе вспыхнула эпидемия ветряной оспы. В условиях эпидемии ребят из интерната никуда не отпускали, а также не допускали к ним приехавших родителей, так как в школе был карантин. Организация школы-интерната оказалась настолько неудачной, что вызвала большую тревогу коренных жителей.

Первый этап восстания

Недовольство действиями советской власти на Казымской территории сначала проявлялось в подаче индивидуальных жалоб туземному совету, которые оставались без ответа. Тогда за организацию сопротивления взялся бывший председатель Казымского райтузсовета Иван Андреевич Ерныхов. Он был оленеводом, «кулаком» по социальному статусу, семья его состояла из 7 человек, имел 168 оленей. Он пользовался авторитетом среди местного населения, обладал организаторскими способностями.

Он, по хантыйскому обычаю, изготовил деревянную дощечку, которая должна была возвратиться владельцу. Все пожелавшие участвовать в собрании должны были поставить на ней свои тамги – родовые знаки. Причём всё это нужно было сделать с большой осторожностью, чтобы никто из представителей советской власти об этом собрании не узнал.
Первое собрание провести не удалось. На второе собралось 40 человек. На собрании выступил Иван Андреевич Ерныхов. Он призвал собравшихся протестовать против нововведений и притеснений, которые появились в связи со строительством культбазы. Собрание решило «собрать весь Казымский народ» и предъявить культбазе свои требования:

  • закрыть школу,
  • отказать культбазе в любой помощи,
  • рыбу, пушнину, оленей продавать самим и кто сколько хочет,
  • запретить ловлю рыбы на озере Нумто,
  • переизбрать туземный совет.

После собрания был проведён религиозный обряд «поры», который осуществлял Молданов Иван Петрович и Молданов Иван Яковлевич. Во время обряда были забиты в качестве жертвоприношения 15 оленей.

Обряд означал, что «бог решение одобрил и «русским» подчиняться не надо». В то время у остяков было три вида шаманства: «шаман на топоре», «шаман на бубне» и «шаман в тёмном чуме». Первый вид был наиболее распространённым. Религиозные обряды – «поры» устраивались по случаю больших общественно-политических событий, когда требовалась «помощь бога» в решении жизненно важных вопросов.
Тревога нарастала. Напряжение усилилось, когда узнали о закрытии школы-интерната на карантин в связи с эпидемией ветряной оспы.
После этого было решено выступить двумя отрядами: один – отправится на культбазу и заберёт детей из школы, второй - в село Полноват, для увеличения численности восставших.

Вывоз детей из школы произошёл 28 декабря 1931 года, на два дня раньше, чем начались каникулы. В 10 часов утра на культбазе почти одновременно появилось больше сотни оленьих упряжек. В течение 10 минут всех детей увезли. Тогда в школе училось 48 детей ханты, из них осталось только 5 учеников.

Вторая группа до Полновата не дошла. Их встретили работники районного (возможно окружного) центра и уговорили вернуться на культбазу, чтобы решить все проблемы. В это время собравшиеся под Полноватом группы общей численностью 310 человек, узнав, что «казымцы» вернулись, разошлись по своим юртам.

10 января 1932 года состоялось собрание. На нём были представители властей. С собрания удалили Ерныхова И. А. и других активных участников конфликта. Выслушали жалобы местного населения, переизбрали туземный совет, что привело к ослаблению мятежа. 1932 год прошёл в ожидании перемен. «Вербовка» детей в школу-интернат к сентябрю 1932 года прошла неудачно: 11 детей обещано привезти на занятия. Чтобы активизировать работу культбазы использовали различные стимулы:

  • Председатель Казымского тузсовета Спиридонов П. Е. премирован 50 рублями, двуствольным ружьём и зимним пальто.
  • Казымское интегральное товарищество награждено за I квартал 1933 года переходящим Красным Знаменем РИКа за выполнение рыбозаготовок.

В это время в Берёзове решается вопрос об аресте наиболее реакционной части казымского общества, всего 12 человек. Население не знало, что решается вопрос об аресте и в марте 1933 года проводит собрание аборигенов в юртах Каксина Максима Петровича, где после гадания решают «уйти в далёкие края тундры». Но всем уйти не удалось. Опергруппа ОГПУ задержала четырёх казымцев. Остальные откочевали далеко на сотни километров от места культбазы. Дальше события восстания переместились в район озера Нумто.

Второй этап восстания

22 декабря 1932 года Казымский туземный совет принял решение — для выполнения плана рыбозаготовок начать лов рыбы на озере Нумто. Местные ханты ответили отказом. В марте 1933 года к озеру Нумто прибыла бригада из приезжих остяков и русских. Озеро богато рыбой, но транспортные расходы были огромными, к тому же запасы ценной рыбы очень быстро оказались исчерпаны из-за крупномасштабного вылова. Кроме того для аборигенов озеро было священным. Организуя промысел на озере Нумто, власти проигнорировали религиозные чувства местного населения.

Озеро Нумто находится на границе Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского автономных округов, на большом водоразделе рек Оби и Пура. Местное население прежде никогда не ловило в озере рыбу, поскольку на Нумто находилось крупное святилище. Согласно хантыйской легенде, посреди озера Нумто, на острове жила Казымская богиня. Нумто было местом поклонения и ненцев, и ханты, многие из которых приходили к священному озеру издалека. По преданиям ненцев озеро имеет облик человека, у которого есть ноги, руки, голова с глазами и сердце. На «острове — сердце» (в переводе с ненецкого «святом озере») совершались культовые обряды.

9 апреля 1933 года на озеро явились 8 ненцев и потребовали прекратить лов рыбы. Они прогоняли рыбаков с озера, грозили поджечь культбазу и требовали освободить четверых ханты, арестованных весной 1933 года. На озеро приехали представители властей: А. Д. Шершнёв, И. Н. Хозяинов, П. Спиридонов, Новицкий. Они были воинственно настроены и допускали явные угрозы. После их отъезда к озеру Нумто собрались в большом количестве ненцы и ханты и провели собрание. Переговоры шли до осени 1933 года. Степень напряжения в среде местного населения проявилась в проведении в течение полугода трёх больших собраний, сопровождавшихся непременным камланием (жертвоприношением). На третьем собрании руководителем всего «казымского мира» был выбран Ефим Семёнович Вандымов. Четыре группы представителей советской власти встречались с аборигенами. Поездка пятой группы оказалась последней. В состав последней группы вошли: Пётр Васильевич Астраханцев — председатель Берёзовского райисполкома, Пётр Маркелович Смирнов — заместитель заведующего Казымской культбазы и Николай Варламович Нестеров — заведующий Казымским интегральным товариществом, Захар Никифорович Посохов — сотрудник Берёзовского райаппарата ОГПУ, ханты по национальности, Полина Петровна Шнейдер — уполномоченная Уральского обкома ВКП(б), Порфирий Сергеевич Мякушко — секретарь ячейки ВКП(б) культбазы. В группу также входили 2 переводчика: Павел Николаевич Лозямов и Никита Павлович Каксин, а также 3 члена Казымского тузсовета: Прокопий Спиридонов, Егор Каксин, Пётр Волдин.
В начале декабря намечается новое собрание. 4 декабря 1933 года, когда началось собрание коренных жителей с «русскими», по условному сигналу бригада переговорщиков, кроме членов туземного совета, была связана и избита. Затем было написан текст требований к советской власти о снижении налога, насильно не собирать детей в школу-интернат, отпустить четверых арестованных. На выполнение требований давали месяц. Письмо отправили с членами тузсовета на культбазу. Избитых и связанных заложников затащили в чум, вновь начался обряд гадания, который на топоре проводил Яков Петрович Молданов. Но и теперь «бог требовал смерти русских». После объезда сопки пятеро были задушены верёвками. Два переводчика Каксин и Лозямов были оставлены в заложниках. Все действия, повинуясь вековым традициям, ханты и ненцы совершали, полагаясь на «мнение» бога.

Молва о мятежных событиях на Казымской территории разнеслась по всей округе. Местное население поддерживало казымских хантов и ненцев. К разрешению конфликта подключилось областное руководство. Для подавления Казымского мятежа были назначены Чудновский — представитель Уральского обкома и Булатов — представитель Уральского областного ОГПУ. В конце декабря 1933 года на культбазу из Свердловска прибыли отряды (численностью минимум 50 человек) для проведения карательной операции. Причём сам отряд не знал ни направления, ни характера предстоящей командировки. Конспирация была очень строгой, все телеграммы об организации этого отряда были строго секретны и шли через представителей ОГПУ. Поскольку отряд направлялся в тундру, бойцов обмундировали тёплой меховой одеждой: малица, кисы и так далее. Первоначально прибывшие пытались вести переговоры, предлагая отпустить заложников. Переговоры оказались безрезультатными. В феврале 1934 года отряд ОГПУ получает разрешение начать карательную операцию с применением огнестрельного оружия. На подавление восстания из Москвы были отправлены аэропланы, которые позволили провести операцию по задержанию мятежников в короткие сроки. О том, как проходила карательная операция, сведений сохранилось мало. По официальным данным, жертв во время операции было немного: 3 человека со стороны властей и 2 человека со стороны коренного населения. В народной памяти хантов и ненцев жива молва, что при задержании мятежников пострадало 20-30 человек. Опергруппа ОГПУ арестовала 88 туземцев, из которых 34 человека освободили «за отсутствием состава преступления», 3 человека умерли в ходе следствия, а 51 обвиняемый остался. Было заведено дело № 2/49. В итоге 11 человек приговорено к расстрелу, 3 оправданы, остальные получили разные сроки тюремного заключения. Арестованных увозили через село Полноват на оленьих нартах, привязанных спинами друг к другу. Из заключения вернулись не все.

Полная хронология восстания

декабрь 1931 г.

Бывшим председателем Полноватского туземного совета И. Ерныховым в устье р. Вош-юган созван сход остяков и ненцев Казымской тундры. Собралось более 40 человек. И. Ерныхов, взяв первое слово на сходе, заявил, что «с тех пор, как на Казыме построили культбазу, туземцам стало жить невозможно, … русские стали туземцев притеснять: отбирать оленей, насильно заставлять заготовлять и сдавать пушнину и рыбу, возить лес, чего раньше не было»; «нас, богатых и почетных людей, … лишили избирательных прав и стали не допускать на собрания»; «детей стали отбирать в школу для того, чтобы лишить возможности отцов промышлять пушнину и зарабатывать себе хлеб». В заключение он призвал собравшихся «добиваться, чтобы убрать культбазу и выжить всех русских из тундры». Заключительной частью схода стал обряд поры, на котором в жертву лунхам (духам) было принесено 15 оленей. Шаманы братья Молдановы совершили камлание и объявили собравшимся: «Бог наше решение одобрил. Русским подчиняться не надо, а кто будет делать то, что велят русские, будет наказан».

28 декабря 1931 г.

150 вооружённых туземцев выступили из Хуллора двумя группами: первая, числом 50 человек, направилась в Амню, забрала с культбазы детей и предъявила требование немедленно закрыть школу. Вторая, насчитывавшая свыше 100 человек, двинулась к Полновату для соединения с отрядами обских и куноватских остяков. В 20 км от Полновата казымский отряд был встречен четырьмя советскими работниками из г. Берёзов. Районные чиновники сумели убедить остяков отправиться на культбазу и там «разрешить все вопросы».

8 января 1932 г.

Переговоры восставших остяков с советскими властями на Казымской культбазе. Туземцы потребовали немедленного проведения собрания и роспуска прежнего состава нацсовета (его председатель О. Ерныхов был обвинен в потворстве советской власти и невнимании к интересам туземцев). Новым председателем тузсовета был избран П. Спиридонов. Представители Берёзовского РИКа были вынуждены не только поладить с выдвиженцем-подкулачником, но и пойти на ряд других уступок и обещаний, например, отмену твердых заданий по заготовкам промысловой продукции.

12 января 1932 г.

Остяки и ненцы — участники Казымского выступления, разъехались по стойбищам, одержав частичную и временную победу над советскими властями.

начало 1933 г.

В начале 1933 г. И. Ерныхов и ещё 10 кулаков — участников выступления, опасаясь преследования ОГПУ, бежали с Кызыма. Четырем кулакам скрыться не удалось: П. Тарлин, М. Каксин. И. Молданов и Т. Молданов были арестованы.

23 марта 1933 г.

Свердловск. Доклад Остяко-Вогульского окружкома на секретариате Уральского обкома ВПК(б) о состоянии партийно-массовой работы в округе. События на Казымской культбазе с 28 декабря 1931 г. по 12 января 1932 г. были квалифицированы как «открытое выступление казымских туземцев, организованное местным кулачеством и шаманами против мероприятий, проводимых тузсоветом и культбазой»; «кулачеству и шаманам удалось переизбрать… Казымский нацсовет, где по настоящее время председателем сельсовета работает ставленник кулаков Спиридонов, авторитетный 62-летний подкулачник».

весна 1933 г.

Весной 1933 года по инициативе культбазы из Казымского интегрального товарищества была организована рыбацкая бригада из остяков и русских и послана на озеро Нум-То на лов рыбы. Работники культбазы не учли, что на озере имеется святой остров ненцев.

июнь 1933 г.

Берёзов. Получена телеграмма с Казымской культбазы, что ненцы прогоняют бригаду рыбаков с оз. Нум-То, угрожают сжечь культбазу и требуют освобождения четырёх остяцких кулаков, арестованных ОГПУ в связи с казымскими событиями зимы 1931—1932 годов.

лето 1933 г.

В середине лета в стойбище И. Тарлина на р. Лямин, шаманы объявили, что «сверху» скоро подойдут пароходы белой армии и красные отступят.

осень 1933 г.

Осенью в святилище Лунх-Хот, съехалось более 30 казымских остяков. Камлание шаманов Молдановых принесло от лунха весть, что скоро на смену советской власти снова придет власть царская; а пока лунх велит всему народу откочевать в глубинную тундру и объединиться с самоедами. Тут же шаману Андрею Молданову-Хромому «казымский мир» поручил оповестить самоедов о предстоящем всеобщем сходе в верховьях р.Казым.

ноябрь 1933 г.

Антисоветское выступление 80 семей остяков и самоедов. На сходе у святилища Тор-Хон-юх-пай принято решение «ловить русских и связывать», а затем предложить пленников советским властям в обмен на четырех ранее арестованных кулаков. Следовало также запретить русским ловить рыбу в святом оз. Нум-то и закрыть все лавки, за исключением одной в д. Амня. Весь казымский мир сошелся на том, что русских, разъезжающих по тундре, надо ловить и вязать. А если их приедет слишком много, то «воевать с ними до смерти». Восставшими был избран новый вождь «всего остяцкого и самоедского народа» Е. Вандымов.

3 декабря 1933 г.

На переговоры с восставшими остяками в стойбище шести чумов (в 80 км к юго-востоку от оз. Нум-то) прибыла группа советских работников во главе с председателем Берёзовского райисполкома т. Астраханцевым, включавшая уполномоченного Уралобкома т. Шнейдер, сотрудника Берёзовского ОГПУ т. Посохова, помзав. Казымской культбазы т. Смирнова, зав. Амнинским интегральным товариществом т. Нестерова, а также переводчиков П. Лозямова и Н. Каксина.

4 декабря 1933 г.

Восставшими остяками в стойбище «Шесть чумов» схвачены и избиты советские работники (Астраханцев, Посохов, Смирнов, Нестеров и Шнейдер). В этот же вечер по приказу шамана М. Молданова все они были убиты — задушены веревками. Два остяка-переводчика остались у мятежников в качестве заложников.

18 декабря 1933 г.

Мятежные остяки приняли решение идти на Нум-то, разграбить базу Уралпушнины и сжечь все хозпостройки, дабы впредь воспрепятствовать русским ловить здесь рыбу. Их остановил приезд П. Спиридонова с известием, что на Казымскую культбазу прибыла опергруппа ОГПУ. В лагере шести чумов началось брожение. К тому же иссякли запасы провизии. Мятежники приняли решение разделиться: одна часть возвращалась в свои юрты, другая уходила в отдаленную Надымскую тундру.

вторая половина декабря 1933 г.

В декабре началось повстанческое движение среди обских остяков. Вокруг Полновата организовывались вооруженные отряды, велась усиленная агитация против советской власти, поддерживалась связь с казымскими мятежниками. Однако после раскола в лагере «Шести чумов» и прибытия из г. Свердловск опергруппы войск ОГПУ, председатель Казымского тузсовета П. Спиридонов отдал приказ всем полноватским туземцам «вернуться по своим урманам».

февраль 1934 г.

Опергруппой ОГПУ в феврале-марте 1934 года в Казымском и Полноватском тузсоветах было арестовано 88 человек. Короткий бой между туземцами и опергруппой ОГПУ состоялся лишь однажды: остяк Г. Сенгепов с женой затеяли перестрелку с карательным отрядом, в результате чего погибли сами и застрелили трёх бойцов опергруппы (Кибардина, Дуркина и Соловьёва).

13 марта 1934 г.

Постановление бюро Остяко-Вогульского окружкома ВКП(б) «О ликвидации контрреволюционного кулацкого восстания на Казыме».

Следствие

26 апреля 1934 г.

В тюрьме в ходе следствия умер вдохновитель Казымского восстания И. Ерныхов. Он скончался "от расстройства деятельности сердца и крупозного воспаления лёгких".

10 июня 1934 г.

Обвинительное заключение по делу № 2/49 "О Контрреволюционном выступлении против советской власти туземцев Казымской тундры".

25 июня 1934 г.

Остяко-Вогульск. Выездная сессия Обско-Иртышского областного суда вынесла приговор 49 обвиняемым по делу Казымского антисоветского восстания (ноябрь 1933 — март 1934 годов).

Реабилитация

29 декабря 1993 года прокуратура Тюменской области рассмотрела дело о Казымском восстании 1933-1934 гг. В реабилитации 49 его участникам было отказано.

Легенда о пропавших чекистах

В Екатеринбурге до сих пор бытует городская легенда о прибытии в город отряда чекистов с целью поиска легендарной Золотой Бабы. В последнее время эту легенду на интернет-форумах принято связывать с Перевалом Дятлова. В наиболее распространенных вариантах легенды говорится, что все чекисты «сгинули в тайге». Очевидно, что произошла мифологизация той самой карательной группы ОГПУ, выехавшей из Свердловска с целью ликвидации сопротивления казымцев. Реже Казымское восстание прямо упоминается в легенде. Пример контаминации:

Индустриализация нуждалась в средствах, и три тонны золота никак не могли быть лишними. В 1933 году в нижнее Приобье выехала опергруппа чекистов, которые были настроены куда более серьёзно, нежели православные миссионеры до них. Тем жёстче оказалась реакция хантов, хранивших тогда идола в посёлке на берегу реки Казым. Опытные таёжные охотники перестреляли всю опергруппу, лишь та объявилась вблизи посёлка.
На смену убитым вскоре прибыл карательный отряд. Без суда и следствия были расстреляны почти все мужчины. Чекисты провели пристрастные допросы и перевернули посёлок вверх дном, но Золотой Бабы не нашли.

Однако проблему установления степени достоверности этой информации усугубляет наличие встречной легенды у лесных ненцев Приобья. В преданиях, связанных с периодом установления советской власти в Сибири и раскулачивания, упоминаются лесные ненцы из рода Найвахи Пяк Хошемеля и Ылыйкапчу, которые были предводителями восстания ненцев 1935-36 годов. В одном из этих преданий описываются события, имеющие под собой некую реальную историческую основу:

Пришли красноармейцы в тундру, одного из них ненцы убили. Другой, отправившись на его поиски, увидел у костра сидящих ненцев, которые поджаривали на шомполах у костра что-то. Сначала понять не мог, что же это коптится, а затем смекнул. Чтобы он не донёс, ненцы убили его, а молодую женщину, что с ними была, с собой увезли. До сургутского начальства дошло известие о потерявшихся в тундре красноармейцах. Отправили отряд острошапочников. Пяки всех их (30 человек) из луков из-за маскировочных щитов расстреляли, на нарту сбросали, а сами в тундре скрылись. Сын хантыйского богача Кольчу Дюши их скрывал, дал им свежих оленей, а затем и сам откаслал. Многих ненцев после этих событий расстреляли и посадили. Из рода Найвахи только 2-3 мужика осталось.

Связаны ли эти две легенды между собой, и в какой связи они находятся с историей Казымского восстания либо последующих, достоверно не установлено в виду скудости первоисточников.

Отражения в культуре

См. также

Напишите отзыв о статье "Казымское восстание"

Литература

  • Ерныхова, О. Д. Казымский мятеж (Об истории Казымского восстания 1933-1934 гг.) / О. Д. Ерныхова; ред. В. Н. Ерныхова; рец.: В. И. Сподина, Т. А. Молданова; Департамент образования и молодежной политики ХМАО-Югры; Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок. – 2-е изд., доп. – Ханты-Мансийск : ИЦЦ ЮГУ, 2010. – 212 с. : фото. – 300 экз. – ISBN 978-5-9611-0042-6.
  • Пиманов А. С., Пиюков А. Н. Волнения коренного населения на Казыме в 1930-1933 годах // Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея. 1998. - Тюмень, 1994.

Ссылки

  • [kazym.ethnic-tour.ru/kazm/publ/vosstanie.html Казымское восстание]
  • [www.hrono.ru/sobyt/1931sssr.html Казымские восстания 1931 - 1934 гг.]
  • [www.youtube.com/watch?v=u7tIghawXP0 «Казымское восстание». Читает Алексей Григорьевич Тавризов]

Отрывок, характеризующий Казымское восстание

– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.