Каирская гениза

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 30°00′21″ с. ш. 31°13′52″ в. д. / 30.0057944° с. ш. 31.2310222° в. д. / 30.0057944; 31.2310222 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=30.0057944&mlon=31.2310222&zoom=14 (O)] (Я) Каирская гениза — крупнейший архив средневекового еврейства, сохранившийся в генизе синагоги города Фустат (ныне в пределах Каира). Документы, охватывающие более тысячелетия (с конца IX по конец XIX в.), составлены еврейским письмом на арабском, древнееврейском, арамейском, идише и некоторых других языках.

Среди сокровищ «Каирской генизы» — Еврейско-хазарская переписка, Кембриджский документ, Киевское письмо, древние фрагменты Корана и священных текстов иудаизма, а также Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова. Большую же часть документов составляют повседневные деловые бумаги купцов и ростовщиков. Общее количество листов оценивается в 250 тысяч; в них упоминается до 35 тысяч лиц из Египта, Палестины, Ливана, Сирии, Туниса, Сицилии, Франции, Испании, Марокко, Хорезма, Индии и многих других стран.

Рукописи «Каирской генизы», в отличие от гениз в прочих центрах диаспоры, уцелели благодаря полупустынному климату Фустата. Первым этими документами заинтересовался странствующий раввин Яков Сапир (1822-88), однако внимание широкой научной общественности к каирскому архиву привлёк Соломон Шехтер, который вывез из Египта в Кембриджский университет до 140 тысяч документов. Ещё 40 тысяч каирских рукописей осели в Еврейской теологической семинарии (англ.) в Нью-Йорке. Изучение «Каирской генизы» стало делом жизни востоковеда Шломо Гойтейна[1].

Библиотека Манчестерского университета, в распоряжении которого находятся 11 тысяч документов «Каирской генизы», в настоящее время реализует проект их перевода в электронную форму и создания [rylibweb.man.ac.uk/insight/genizah.htm интернет-библиотеки каирской генизы]. Группа израильских учёных использует компьютерную технологию для сопоставления фрагментов, многие из которых представляют собой обрывки не более дюйма диаметром.[2]

Напишите отзыв о статье "Каирская гениза"



Примечания

  1. Шломо Гойтейн: A Mediterranean Society: The Jewish Communities of the Arab World as Portrayed in the Documents of the Cairo Geniza, Vol. I — Vol. VI.
  2. [www.nytimes.com/2013/05/27/world/middleeast/computers-piecing-together-jigsaw-of-jewish-lore.html?hp Computer Network Piecing Together a Jigsaw of Jewish Lore]

Ссылки

  • [cudl.lib.cam.ac.uk/collections/genizah Интернет-библиотека каирской генизы]

Отрывок, характеризующий Каирская гениза

Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.