Кайл Брофловски
 | |
| Кайл Брофловски | |
|---|---|
| Пол: |
мужской |
| Цвет волос: | |
| Возраст: |
10 |
| Профессия: |
ученик 4-го класса |
| Вероисповедание: | |
| Первое появление: |
Дух Рождества (Иисус против Фрости) под именем Кайл |
| Озвучивает: | |
Кайл Брофло́вски (англ. Kyle Broflovski), персонаж мультсериала «Южный парк». Он один из четырёх главных героев, учеников четвёртого класса. Еврей по национальности. Фамилия Кайла, вероятно, восходит к восточноевропейской фамилии Братиславский, Бреславский или Вроцлавский. Одет обычно в ярко-зелёную шапку-ушанку (намёк на восточноевропейское происхождение семьи Кайла), оранжевую курточку, темно-зелёные штаны и зелёные перчатки. В эпизоде Список за семейным столом Кайлу были поданы кныши (белорусское блюдо), что также намекает на восточноевропейское происхождение семьи Кайла. Кайл даже спит в ушанке, когда у него перевязана голова, то бинты наложены поверх шапки, но в тех редких сериях, где он её снимает, видна пышная ярко-красная причёска в стиле афро (первый эпизод, где видна причёска Кайла, — «Как питаться с помощью задницы»; этот эпизод является отсылкой к фильму Паркера и Стоуна «Каннибал! Мюзикл», где персонаж озвучивающего Кайла Стоуна, носящий похожую шапку, снимает её, удивляя всех своим пышным афро[1]).
Номер дома Брофловски — 1002. По версии серии «У Вас 0 друзей» день рождения Кайла - 4 января.
Личность
Кайл — отличник, один из самых развитых и сообразительных учеников. Он единственный еврей в классе, за что над ним регулярно издевается Эрик Картман. Наиболее известная реплика Кайла — «Сволочи[2]!» (в ответ на фразу Стэна «Они убили Кенни!»).
Кайл Брофловски быстро обучается и ухватывает суть предмета. Он реалист, прагматик и скептик, наиболее разумно из всех смотрящий на вещи, не верящий в мистику и предрассудки, привыкший ничего не принимать на веру. Когда жителей Южного парка и его друзей охватывает какое-нибудь новое увлечение, Кайл не желает «быть как все» и зачастую активно противостоит новой моде (особенно хорошо это видно из серий «Чинпокомон», «Голубой Саут-Парк» и «Мюзикл начальной школы»). Впрочем, нередко и Кайл попадает под влияние какого-нибудь нового веяния, чаще всего попадает под воздействие какого-нибудь шарлатана (615) или «духовного лидера» (504). Причём в этом случае Кайл со всей своей искренностью становится самым ревностным сторонником и дольше других друзей остаётся верен новой идее.
Хотя Кайл является иудеем, по поведению он больше похож на атеиста. В некоторых сериях менял вероисповедание : был крещён (410), отрекался от веры (506). Кайл серьезней всех относится к происходящему вокруг; во многих сериях он пытается глубоко анализировать свою веру, события, происходящие в обществе и отношения между людьми. Нередко фраза «Сегодня я многое понял», зачастую произносимая героями в конце серии, произносится именно Кайлом, делающим разумный вывод из той или иной ситуации.
Будучи умным и сообразительным ребенком, Кайл при желании может добиваться многого, порой за гранью возможного: в 416 эпизоде Кайл очень хотел пойти на концерт, но его родители поставили, как им казалось, невыполнимое условие: построить демократию на Кубе, однако Кайл это сделал за один вечер, написав трогательное письмо Фиделю Кастро.
В то же время Кайл крайне впечатлителен и его глубоко задевает происходящее вокруг или с ним самим. Наряду с Картманом, он один из самых эмоциональных учеников; поэтому часто, сам этого не сознавая, он действует под влиянием своих чувств. Остро реагируя на ненормальные явления, которые остальным городским жителям кажутся в порядке вещей, он иногда испытывает настоящий шок. Например, смотря фильм «Страсти Христовы» (803), он был настолько потрясен, что его стошнило прямо в кинотеатре, а ночью ему снились кошмары. Чуть позже этот фильм смотрят Стэн и Кенни: весь сеанс они сидят с равнодушными лицами и в конце фильма приходят к выводу, что «фильм — отстой».
Помимо острой реакции на происходящее вокруг, он нередко оказывается жертвой собственной эмоциональности от происходящего с ним самим. Почти не реагируя на насмешки Картмана, Кайл обычно держит себя в руках и умеет сдерживать чувства. Но иногда его терпение кончается, он приходит в ярость и готов на неординарные поступки. Может решиться на опрометчивый, безумный шаг, о котором потом будет искренне жалеть. Например, в эпизоде 901, после того как Кайла не взяли в команду по баскетболу (поскольку в команду брали только высоких афроамериканцев), он сделал пластическую операцию, чтобы полностью превратиться в настоящего высокого чернокожего баскетболиста. В серии «Список» после того, как Кайл в результате заговора оказывается на последнем месте в списке мальчиков класса по красоте, он пытается поджечь школу. Причина его эмоциональной неустойчивости раскрывается в эпизоде «Это Джерси» — оказывается, его мать родом из Нью-Джерси и жила там, когда была беременна им, а люди из Нью-Джерси, по смыслу серии, психованные и срываются по пустякам.
Кайл умеет играть на гитаре, достигает огромных успехов в игре «Guitar Hero», адекватно обращается с оружием, а также является первоклассным хакером и одним из лучших игроков в американский футбол и баскетбол в школе. Известно, что Кайл болен диабетом[3].
Взаимоотношения
У Кайла очень плохие отношения с Картманом (особенно обострившиеся с 6 сезона сериала; поначалу Эрик не так часто смеялся над его национальностью и не был так агрессивен к нему). Начавшись с простых насмешек Кайла над комплекцией Картмана, а Эрика — над национальностью своего приятеля, постепенно конфликт дорос до уровня крайней злобы и ненависти по отношению друг к другу. Насмешки Картмана доводят Кайла до такого состояния, что, узнав о диагностированном Картману СПИДе (1201), Кайл начинает хохотать. Также, в эпизоде «Рыжие дети» он избивал Картмана дубинкой и никак не мог остановиться, а в эпизоде «Улётное время» говорит в лицо Картману, что ненавидит его. Тем не менее, Кайл считает Картмана своим другом и иногда даже выручает его. Например, в серии «Это Джерси» Кайл спасает Картмана от «Снуки» (пародия на одну из участниц телепередачи «Жара в Нью-Джерси» Николь «Снуки» Полиззи) — существа, которое пыталось изнасиловать Картмана, а в серии «Жидокабра» Кайл сначала игнорирует попавшего в ловушку Эрика, но затем угрызения совести заставляют его освободить друга. В нескольких сериях Кайл принимает сторону Картмана (615, 1505, 1508, 1603). Несмотря на плохие отношения между ними, и Картман, и Кайл считают друг друга неотъемлемой частью своей компании друзей.
С остальными друзьями у Кайла хорошие ровные отношения. С Кенни у Кайла, как правило, нет конфликтов, что не мешает Кайлу периодически насмехаться над бедностью семьи Кенни. Тем не менее, именно Кайл больше всех переживает, когда показывает искреннюю и неподдельную заботу о Кенни, в серии «Кенни умирает» Кайл единственный, кто всю серию поддерживал Кенни, когда тот лежал в больнице со смертельной болезнью.
Лучший друг Кайла — Стэн, фактически всё они делают вместе, в трудных ситуациях Кайл приходит за помощью в первую очередь именно к Стэну, они несколько раз спасали друг другу жизнь, признавались в лучшей дружбе. Их недолгие ссоры (как например в сериях 218, 910, 1009) быстро заканчиваются. Даже в заставке Стэн и Кайл поют вместе. Кайл всегда участвует в общих приключениях детской компании. Несмотря на то, что, когда главные герои начали теснее общаться с Баттерсом, Кайл поначалу издевался над ним, позже их отношения переросли в дружбу: в эпизоде «Каса-Бонита» он приглашает его на день рождения, и в дальнейшем иногда пытается защитить от дурного влияния Эрика. Также Кайл некоторое время крайне привлекал Биби. В эпизоде «Увлекательная фонетика с обезьянкой» влюбляется в девочку по имени Ребекка, которая обучается на дому.
Кайл любит своих родителей (впрочем, судя по эпизоду «Список», он считает их довольно уродливыми), хотя нередко они обижают его; кроме того, он боится своей матери, часто в приступе гнева подавляющей его. Кайл очень дорожит своим приёмным братом Айком, хотя, когда в эпизоде «Пиписька Айка» узнал, что он приёмный, то поначалу возненавидел. Кайл очень любит играть с Айком в игру «Пни малыша».
Смерть и воскрешение
В эпизоде «Воображляндия, эпизод II» Кайл погибает в результате атаки пришедшего из Воображляндии Челмедведосвина. Когда врачи объявляют, что он мёртв, Картман в ужасе начинает пытаться делать ему массаж сердца и говорить слова о том, что Кайл должен бороться, потому что тот обещал Картману пососать его яйца; внезапно тот кашляет и оживает. В заключительном эпизоде этой трилогии, «Воображляндия, эпизод III», Кайл вместе со Стэном и Картманом погибает в результате взрыва атомной бомбы в Воображляндии. Однако благодаря Баттерсу, который воображает, чтобы всё в Воображляндии вернулось к довоенному состоянию, все они оживают.
Следует также отметить, что Кайл был на грани смерти в эпизодах «Тампоны из волос чероки», «Суперлучшие друзья», «Картманлэнд», однако благодаря помощи Стэна выживал.
В серии «Рождество у лесных тварей» Кайл умер от СПИДа — но это оказалось только в сказочной истории, рассказанной Картманом.
Напишите отзыв о статье "Кайл Брофловски"
Примечания
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кайл Брофловски
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
