Гулистан (Таджикистан)
Город
Показать/скрыть карты
|
Гулистан (тадж. Гулистон) — город (до 1963 — посёлок, с 1957 по 1962 год — Ходжент[2], с 1962 по 2015 — Кайраккум) в Согдийской области Таджикистана. Решением Правительства Республики Таджикистан № 29 от 2 февраля 2016 года и Постановлением Национального Совета Высшего Собрания РТ № 204 от 3 марта 2016 года город Кайраккум переименован в город Гулистан[3].
Расположен на берегу Кайраккумского водохранилища, в 8 км от ж/д станции Ленинабад (на линии Хаваст — Коканд). 43 тыс. жителей (2014). Его название можно перевести как «пески без грунтовых вод».
Содержание
История
Основание Кайраккума, изначально как поселка, было связано с проектированием и строительством плотины и ГЭС с 1952 по 1956 годы.
Впоследствии Кайраккум вышел за рамки поселка при ГЭС. Здесь появился крупный Ковровый комбинат, другое производство (ДОЗ, гравзавод, мелькомбинат и т. д.). На берегу Кайраккумского водохранилища (Таджикского моря) разместилось несколько рекреационных баз (дом отдыха «Кайраккум», турбаза и др.), что сделало город привлекательным местом отдыха не только для жителей области, но и всей республики и даже Союза.
13 октября 1985 года Кайраккум стал эпицентром сильного землетрясения (официально — 8 баллов), в результате которого была разрушена часть города, включая местный Ковровый комбинат. По официальным данным погибло 29 человек.[4]
От землетрясения пострадали также ближайшие города — Чкаловск (ныне — Бустон), Ленинабад (ныне — Худжанд), Гафуров.
В 1990-е годы Кайраккум, как и большинство других городов республик Средней Азии пережил массовый отток русскоязычного населения.
В настоящее время (во многом благодаря ГЭС и ковровому комбинату) остается одним из важнейших городов Согдийской области и Таджикистана.
Экономика
- Кайраккумская ГЭС
- Кайраккумский ковровый комбинат
- Производство стройматериалов
- Санаторий «Бахористон»
Население
Население по оценке на 1 января 2016 года составляет 15 800 человек.[1]
Население Гулистана с подчинёнными населёнными пунктами на 1 января 2016 года составило 45 100 жителей[1], в том числе: следующие поселения:
- Гулистан, город — 15 100 человек
- Адрасман, пгт — 14 900 человек
- Зарнисор, пгт — 2300 человек
- Кансай, пгт — 5600 человек
- Наугарзан, пгт — 400 человек
- Сырдарьинский, пгт — 2600 человек
- Чорух-Дайрон, пгт — 3600 человек
В массовой культуре
- В Кайраккуме проходили натурные съёмки художественного кинофильма «Лунный папа» (1999, совместное производство России, Германии, Швейцарии, Австрии, Таджикистана, Японии, Узбекистана и Франции).
Известные люди
В городе родились
- Валамат-Заде, Гафар Рустамович (1916—1993) — артист балета, балетмейстер, режиссёр, народный артист СССР (1976)
В городе жили
- Ходжамбердиев, Игамберды (1912—1985) — полный кавалер ордена Славы
Напишите отзыв о статье "Гулистан (Таджикистан)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.stat.tj/img/7a20337ca019c92e18235196b4e62aaa_1470197833.pdf Численность населения Республики Таджикистан на 1 января 2016 года. Сообщение Агентства по статистике при Президенте Республики Таджикистан.]
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_geo/2101/Кайраккум Кайраккум]
- ↑ [president.tj/ru/node/10691 Переименование 10 городов и районов, а также Кайраккумского водохранилища]
- ↑ [seismograph.ru/5082.html Кайраккумское землетрясение 1985 года]
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||
| ||||||||
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Гулистан (Таджикистан)
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
