Кайтов, Сергей Тимофеевич
Поделись знанием:
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
| Сергей Тимофеевич Кайтов | |
| Хъайттаты Тотырбеджы фырт Сергейы | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Супруга: |
Кайтова (Канукова) Дарья Александровна |
| Награды и премии: |
1) Орден Отечественной Войны 1 степен (1942) 2) Орден Отечественной Войны 2 степени (1942) 3) Орден Красной Звезды 4) Нагрудный знак «Гвардия» (1942) 5) Именные часы 6) Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945) 7) Медаль «20 лет победы в Великой Отечественной войне» 8) Юбилейная медаль К 100-летию Ленина «За доблестный̆ труд (За воинскую доблесть)» (1969) 9) Медаль «25 лет победы в Великой Отечественной войне. 1941—1945. СССР» 10) Медаль «30 лет победы в Великой Отечественной войне. 1941—1945. СССР» 11) Юбилейная медаль 60 лет Вооруженных Сил СССР (1978) 12) Почетная грамота Президиума Верховного Совета РСФСР (Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика) (1978) 13) Медаль «Ветеран труда» (1985) 14) Медаль «40 лет победы в Великой Отечественной войне». Участнику войны 15) Медаль Жукова (1994) 16) Медаль «50 лет победы в Великой Отечественной войне. 1941—1945. СССР» 17) Медаль Постоянного Президиума Съезда народных депутатов ССС «55 лет победы в Великой Отечественной войне» (2000) 18) Медаль «60 лет Победы в Великой Отечественной войне. 1941—1945» (2005) 19) Медаль «Во Славу Осетии» (2007) № 0038 20) Юбилейная медаль 65 лет Победы в Великой 21) Отечественной войне 1941—1945 гг. (2009) |
Кайтов Сергей Тимофеевич (Тотырбекович) (на осетинском Хъайттаты Тотырбеджы фырт Сергейы) (7 ноября 1920, с. Цамад, Терская область — 8 марта 2010, Владикавказ) — осетинский писатель, драматург. Член Союза писателей СССР. Народный писатель Республики Северная Осетия-Алания.
Биография
Кайтов Сергей Тимофеевич родился 7 ноября 1918 г в горном селении Цамад (Алагирский р-н), Северо-Осетинской Автономной Советской Социалистической Республики (СО АССР). Прозаик, драматург, фронтовик, просветитель и общественный деятель. Участник Великой Отечественной войны. С 1939 по 1943 гвардии капитан Кайтов на протяжении 4 лет командовал стрелковым батальоном. Прошел Северо-Западный и Второй Украинский фронт. Участник сражений под Ленинградом, Сталинградом, Орлом, на Курской дуге, Белгородом, Ахтыркой, Харьковом, Полтавой, четырежды был ранен. Член Союза писателей СССР, является автором 25 пьес и 20 книг, спектакли по его пьесам поставили в 22-х театрах страны. Спектакль по его пьесе «Сердце матери/Мады зæрдæ» неоднократно ставили на сцене Кырджалийского театра Болгарской Народной Республики, а сотый спектакль пьесы прошел на сцене Софийского театра столицы. Его произведения переведены на болгарский, турецкий, чешский языки, а произведение «Ирон хабæрттæ/Осетинские истории» хранится в библиотеке Гарвардского музея. Кайтов Сергей Тимофеевич ушел из жизни 8 марта 2010 г.
Супруга: Кайтова (Канукова) Дарья Александровна (23.10.1923-22.11.1980) .Заслуженный врач СО АССР. В 1973 г. награждена государственной наградой СССР - Орден «Знак Почета»[1]
Награды
- Орден Отечественной Войны 1 степен (1942)
- Орден Отечественной Войны 2 степени (1942)
- Орден Красной Звезды
- Нагрудный знак «Гвардия» (1942)
- Именные часы
- Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.» (1945)
- Медаль "20 лет победы в Великой Отечественной войне"
- Юбилейная медаль К 100-летию Ленина «За доблестный̆ труд (За воинскую доблесть)» (1969)
- Медаль "25 лет победы в Великой Отечественной войне. 1941-1945. СССР"
- Медаль "30 лет победы в Великой Отечественной войне. 1941-1945. СССР"
- Юбилейная медаль 60 лет Вооруженных Сил СССР (1978)
- Почетная грамота Президиума Верховного Совета РСФСР (Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика) (1978)
- Медаль «Ветеран труда» (1985)
- Медаль "40 лет победы в Великой Отечественной войне". Участнику войны
- Медаль Жукова (1994)
- Медаль "50 лет победы в Великой Отечественной войне. 1941-1945. СССР"
- Медаль Постоянного Президиума Съезда народных депутатов ССС "55 лет победы в Великой Отечественной войне" (2000)
- Медаль "60 лет Победы в Великой Отечественной войне. 1941-1945" (2005)
- Медаль «Во Славу Осетии» (2007) № 0038
- Юбилейная медаль 65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. (2009)[2] |}
Творчество
Книги
1. Курган безымянный (Æнæном обау) (1949) повесть об участии в ВОВ воинов-осетин
2. В ущельях неспокойно (1964) роман по теме Гражданской войны в Осетии
3. Сердце матери (Мады зæрдæ) (1966) драма
4. Алагирская мелодия (1966)
5. Пьесы (Пьесæтæ) (1968)
6. Это был мой сын (Мæ лæппу уыд уый) (1971) повесть о боевой жизни советских разведчиков и партизан в тылу врага
7. Чужая мать (Кæйдæр мæд) (1974)
8. Второй отец (Дыккаг фыд) (1976)
9. Курган безымянный (Æнæном обау) (1978) избранное/ Nameless mound
10. Колыбель (Авдæн) (1981)
11. По тревоге (Фæдисонтæ) (1984) роман
12. Пьесы (Пьесæтæ) (1987)
13. Кочисов Мухарбек (1995)
14. Осетинский платок (Ирон кæлмæрзæн) (1995)
15. Осетинские истории (Ирон хабæрттæ) (1998)/ Ossetian stories
16. Клятвенная любовь (Æрдхæрæны уарзт) (2001) / Oath love
17. Осетинская мелодия (Ханты цагъд) (2006) / Ossetian melody
18. На волнах жизни (Царды уылæнты) (2008) сборник избранных произведений
19. Осетинские истории (Ирон хабæрттæ) (2009) (III издание)/ Ossetian stories
20. Два сердца (Дыууæ зæрдæйы) (2009)
Пьесы
Осетинский драматический театр
- Таймураз (1953) историческая драма о народном герое Осетии Таймуразе Козыреве, погибшем в неравной борьбе с алдарами
- Ахсар и Дзерасса (Æхсар æмæ Дзерассæ) (1960) драм-легенда о любви
- Сердце матери (Мады зæрдæ) (1964) драма
- Хадзымурат (1968) драма о легендарном герое Гражданской войны Хаджи-Мурате Дзарахохове
- Цветок и кинжал (Дидинæг æмæ хъама) (1973)
- Второй отец (Дыккаг фыд) (1973)
- Колыбель (Авдæн) (1978)
- Первый рейд Исса (Иссæйы фыццаг балц) (1981) драма о Исса Плиеве
- Обрученная девушка (Куырдуаты бадæг) (1987)
- Два сердца (Дыууæ зæрдæйы) (1989)
Музыкальный театр
- Колдовство (Кæлæнтæ) (1971) оперетта
- Прерванная песня (Зарæг аскъуыд æмбисыл) (1975)
- Осетинская мелодия (Ханты цагъд) (1976) либретто
- Тауче (1985) музыкальная драма
Кукольный театр
- Огонь
- Три достоинства
- Свирель Ацамаза
- Нарт-герой
- Золотая птичка
Дигорский р-н театр
- Сердце матери (Мады зæрдæ) (2008) драма в переводе на дигорский диалект
Ардонский р-н театр
- Сын (Фырт) – об ответственности родителей за воспитание детей
- Таймураз - историческая драма о Таймуразе Козыреве
Алагирский р-н театр
- Женщина в черном
- Сердце матери (Мады зæрдæ) - драма в переводе на дигорский диалект
- Украденная девушка (Скъæфт чызг)
- Мать пятерых сыновей (Фондз фырты мад) - драм-легенда о Хангуассе Калаговой, матери 5 сыновей, погибших на фронте ВОВ
Правобережный р-н театр
- Дом нана (Нанайты хæдзæр)
- Выходила девушка замуж (Чызгайы куы хастой)
- Калым (Ирæд)
- Ахсар и Дзерасса (Æхсар æмæ Дзерассæ) легенда
Моздокский р-н театр
- Сердце матери (Мады зæрдæ) драма
Ирафский р-н театр
- Хорззай бадзай, Ир – о Мухарбеке Кочисове
Пригородный р-н театр
- По тревоге (Фæдисонтæ) роман
- Как долго ты шел, мой мальчик (Цæй æрæгмæ цыртæ мæ хъæбул)
- Нарт Сослан (Нарты Сослан)
- «Безымянный курган»,
- «Хаджи-Мурат»,
- «Таймураз»,
- «Три свидетеля»,
- «Мать пятерых сыновей»,
- «Сердце матери»,
- «Сын»,
- «Цветок плакал»,
- «Ахсар и Дзерасса»,
- «Первый рейс Исса Плиева»,
- «Второй отец»,
- «Цветок и кинжал»,
- «Обрученная девушка»,
- «Колыбель»[3]
Деятельность
- 1936 Окончил Унальскую среднею школу
- 1939 Педагогический техникум
- 1941 Окончил Первое Орджоникидзевское военное Краснознаменное училище
- 1941 Окончил Буйнакское военно-пехотное училище
- 1943 Окончил Высшие офицерские курсы «Выстрел»
- Преподаватель тактики в Харьковском отдельном офицерском полку
- Окончил ускоренные подготовительные курсы в Военной академии им. Михаила Васильевича Фрунзе
- 1944-1946 Преподаватель Орджоникидзевского военного училища
- Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит) СО АССР
- 1957 Управление профтехобразования
- 1959 Директор профтехучилища № 4
- 1962 Член Союза писателей СССР
- 1964-1968 Директор Республиканского Дома Народного Творчества Министерства культуры СО АССР
- 1969-1974 Директор Музея Осетинской Литературы им. Коста Левановича Хетагурова
- 1975-1978 Директор Северо-Осетинского Государственного Художественного Музея им. Махарбека Сафаровича Туганова
- 1979 Заместитель директора Республиканского научно-методического центра (РНМЦ) Минкультуры СО АССР[4]
Напишите отзыв о статье "Кайтов, Сергей Тимофеевич"
Примечания
Ссылки
- [osetins.com/2007/10/27/kajjtov-sergejj.html Осетинские писатели]
- [ossetians.com/rus/news.php?newsid=885 Осетины]
- [news.rambler.ru/5610557/ Ушел из жизни известный осетинский писатель Сергей Кайтов]
- [region15.ru/news/2010/03/10/00-44/ Ушел из жизни известный осетинский писатель Сергей Кайтов]
- [www.vladicavcaz.info/page/vo-vladikavkaze-otkroetsja-memorialnaja-doska-na-dome-v-kotorom-zhil-sergej-kajtov Во Владикавказе откроется мемориальная доска на доме, в котором жил Сергей Кайтов]
- [osradio.ru/hronika_dnia/41373-vo-vladikavkaze-otkroetsja-memorialnaja-doska-na.html Во Владикавказе откроется мемориальная доска на доме, в котором жил Сергей Кайтов]
- [www.kino-teatr.ru/kino/acter/m/ros/286109/bio/print/ Дигорский театр]
- [www.alaniatv.ru/home/7-society/387-2010-03-09-13-37-36 Ушел из жизни известный осетинский писатель Сергей Кайтов]
- [www.litrossia.ru/archive/37/culture/876.php Поколение восьмидесятилетних писателей]
- [www.biblus.ru/Default.aspx?auth=455u1e0 Пьесы / Сергей Кайтов]
- [dlib.eastview.com/browse/doc/21537984 Кайтов С. Т.]
- [vldkvkz.ru/vladikavkaz.php?nc=one&id=239 Писатели — КАЙТОВ СЕРГЕЙ]
- [rcnc.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4184&Itemid=1 Осетинские драматурги]
- [osradio.ru/etnografija/25435-detskijj-folklor-osetin-dzerassy-tmenovojj.html Детский фольклор осетин]
- [ossethnos.ru/culture/181-teatr-rozhdennyy-oktyabrem.html Северо-Осетинский Государственный Ордена Трудового Красного Знамени драматический театр]
- [www.alaniatv.ru/home/7-society/387-2010-03-09-20-54-08 Ушел из жизни известный осетинский писатель Сергей Кайтов]
- [slovo-osetii.ru/content/view/790/1/ Детский фольклор осетин]
- [osetins.com/2008/02/25/print:page,1,teatr-rozhdennyjj-oktjabrem.html Северо-Осетинский Государственный Ордена Трудового Красного Знамени драматический театр]
- [178.218.209.24/teatr/acter/m/sov/286109/bio/ Дигорский театр]
- [region15.ru/news/2011/11/07/16-16/ Во Владикавказе открыли мемориальную доску Сергею Кайтову]
- [osetia.kvaisa.ru/1-rubriki/01-budem-pomnit-vsegda/vo-vladikavkaze-poxoronili-pisatelya-frontovika-sergeya-kajtova/#more-2767 Во Владикавказе похоронили писателя-фронтовика Сергея Кайтова]
- [www.alaniatv.ru/home/8-culture/8904-2011-11-07-12-28-00 Во Владикавказе открыли мемориальную доску Сергею Кайтову]
- [osradio.ru/literatura/41536-literatura.html На доме по адресу Тхапсаева, 20 появилась мемориальная доска]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Кайтов, Сергей Тимофеевич
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
