Какосфера

Какосфе́ра (др.-греч. κακός — «дурной, плохой» и σφαῖρα — «шар») — природная среда, изменённая деятельнос­тью человека настолько, что в ней искажены природные связи и ограничена способность к восста­новлению; область дисгармо­нично изменённой человеком биосферы.

История возникновения понятия

Понятие предложил Г. А. Заварзин в 2003 году в своей статье «Антипод ноосферы».

В общеупотребительном значении «какосфере» соответствует выражение «плохая экология».

В более широком смысле какосфера — область дисгармоничного развития в современном мире, область дурного, плохого, созданная человеком.

До Г. А. Заварзина термин «какосфера» эпизодически употреблялся советскими и российскими исследователями как достаточно неопределённое обозначение чего-то плохого, отрицательного, в биологии ([soulibre.ru/Борис_Сергеевич_Кузин Кузин Б. С.]) как образ некой «сферы неразумия», под которой подразумевалось всё, созданное человеком, и в философской науке как «сфера зла, или какосфера внутри антропосферы».

Г. А. Заварзин о какосфере

Какосфера — в первую очередь феномен в природной среде. Антропогенные воздействия привели к нарушению хода естественных процессов в природе, к исчезновению тысяч видов живых организмов, появлению в природной среде синтетичеких веществ, ввозникновению новых, невозможных ранее процессов. Вызвав эти нарушения, человек теперь вынужден постоянно устранять вредные и опасные последствия собственной деятельности, поскольку повреждённая человеком природная среда этого сделать в полном объёме уже, или в принципе не может. Такая, созданная человеком новая среда обитания, существующая в противоречии с естественным течением природных процессов и враждебная и природе, и человеку, и есть какосфера.

Согласно Г. А. Заварзину, «Закономерности развития какосферы состав­ляют отдельную область знания — какологию, связанную с санитарно-эпидемиологическим под­ходом, если брать человеческую составляющую, и с защитой природы от человека, если учиты­вать, что природа предоставляет „экологические услуги“, которыми обозначили жизнеобеспечи­вающие функции биосферы. Лишившись „эколо­гических услуг“ биосферы, человечество вынуж­дено будет жить как бы в громадной подводной лодке с автономной системой жизнеобеспечения — техническом воплощении ноосферы в миниатюре.»

С другой стороны, какосфера существует и «в умах», она — часть культуры современного мира. Разрушив природную среду и подменив её какосферой, человечество изменило и себя. «Болезни цивилизации», в том числе сердечно-сосудистые заболевания, онкологические и генетические заболевания, вызванные постоянным пребыванием в загрязненной среде, употреблением современных фармацевтических средств, потреблением некачественных продуктов питания, ожирение и другие болезни — тоже составляющие какосферы. Постоянная потребность современного урбаниста в дополнительных стимуляторах, замена живого общения виртуальным, подмена искусства суррогатами шоу-бизнеса также могут быть отнесены к какосфере, являясь одними из составляющих деятельности человечества на планете и её результатов.

Г. А. Заварзин противопоставлял какосферу ноосфере: «Она отличается и от ноосферы. Область разума (ноосфера) характеризуется противоречи­востью идей: здесь каждое новое положение вызы­вает свою антитезу и протестную психологичес­кую установку. В результате сменяются доминан­ты в общественном сознании, и сфера разума находится в состоянии постоянной неустойчивос­ти. Характерное время для смены доминант — деся­тилетие, за которое возникает и уходит в забвение мода. Срок этот обусловлен сменой поколений и их становлением. Поддержание умственной неус­тойчивости и противоречивого разнообразия идей обозначают как либерализм, исторически пред­шествующий фазе неустойчивости в существова­нии популяции.»

Если в естественных условиях доминантой является выживание вида, и каждый отдельный представитель вида, или особь, действует в соответствии с этой доминантой, то в какосфере эта природная приоритетность меняется на противоположную: «Внутри популяции „борьба за существование“, „выживание приспособленных“ привели к пред­ставлению о примате особи над популяцией. От­сюда развитие какократии — доминирование него­дяев. Русское слово „негодяй“ означает человека негодного к общественным отношениям, а не просто неспособного к выполнению своих обязанностей, как можно подумать. Греческий тер­мин „какократия“, предложенный академиком Б. В. Раушенбахом для периода „первоначального накопления капитала“ в России, означает правле­ние скверных людей.»

Многообразие какосферы

Проявления какосферы в современной жизни многообразны. «Какосфера захватывает литосферу — в ней возникают антропогенные геологические тела. Прежде всего это свалки вокруг крупных городов. Ещё более масштабный пример какосферы — горноперерабатывающая промышленность, отвалы которой достигают миллиардов тонн.» «Верхняя граница какосферы выходит за пределы биосферы, о чём свидетельствует наличие „космического мусора“ в ближнем космосе.»

Какосфера имеет своё отражение и в социуме. Так, В. М. Лившиц пишет: «Породила какосфера и агрессивное поведение человека в невиданном ранее масштабе. Если в прежние времена преобладало агрессивное групповое поведение (армия), то теперь агрессия персонифицировалась до уровня отдельного террориста. Для своего спасения общество вынуждено будет всё сильнее ограничивать права всех граждан.»

Ссылки

• [geo.1september.ru/view_article.php?id=200701009 Устойчиво ли развитие?, К. М. Петров], статья в № 10/2007 газеты «География» издательского дома «Первое сентября».
• Сывороткин В. Л. Нобелиат в эпоху какосферы, или климатология как буржуазная лженаука. В сб. под ред. Федорова А. Е. Система «Планета Земля» (Нетрадиционные вопросы геологии). XVI научный семинар 2008 г. с секцией «Тунгусское событие 1908 г. — земная природа» 2008. 624 с. ISBN 978-5-397-00196-0
• Василенко Василий Николаевич. [www.dslib.net/soc-filosofia/noosfernaja-koncepcija-razvitija-socialnyh-institutov.html Ноосферная концепция развития социальных институтов : Дис. … д-ра филос. наук] : 09.00.11 Волгоград, 2005 313 с. РГБ ОД, 71:06-9/40
• Заварзин, Г. А. Какосфера. Философия и публицистика / Г. А. Заварзин. — М.: Ruthenica, 2011. — 460 с. — ISBN 978-5-87317-689-2
• Аннотация на книгу Г. А. Заварзина «Какосфера. Философия и публицистика», М.: Ruthenica, 2011, в журнале [www.ras.ru/FStorage/Download.aspx?id=e13e5187-03c7-4e81-a97d-0cc26e0d2a0a «Природа», № 12, 2011], стр. 79
• Здоровое обитание на Земле — основа глобального механизма, Д. М. Смолев, А. В. Празукин, К. М. Хайлов, в журнале [bief.ru/LIBRARY/PDF/Ecologija/2012/Journal_ecologija_2_2012.pdf «Экология и жизнь», № 2(123), 2012,] стр.4.
• [www.mospravda.ru/science/article/vse_mi_vishli_iz_bakterialnogo_soobshestva_(shkola_dlya_ychitelei_biologii_na_zbs) Все мы вышли из бактериального сообщества], Лев Московкин, Московская правда, 28.08.2012 г.
• Как выжить в наше время / Ю. В. Чайковский // Вестник Российской академии наук. — 2012. — Т. 82, № 1. — С. 70-77. — Библиогр.: с. 77 (20 назв.). — Рец. на кн.: Заварзин, Г. А. Какосфера. Философия и публицистика / Г. А. Заварзин. — М.: Ruthenica, 2011. — 460 с. . — ISSN 0869-5873

Отрывок, характеризующий Какосфера

Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.