Какурэ-кириситан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Какурэ-кириситан (яп. 隠れキリシタン, подпольные христиане) — современный термин в японском религиоведении, обозначающий японских христиан, исповедовавших свою веру в подпольных условиях в течение XVII—XIX веков во время периода Эдо, когда в Японии у власти находилось военное правительство сёгунат Токугава. Термин также используется по отношению к современным псевдохристианским японским религиозным группам, использующим в своей духовной практике христистианско-буддийский синкретизм.



История

В начале XVII века сёгунат Токугава запретил христианство в Японии после Симабарского восстания. Из страны были изгнаны европейские миссионеры и начались массовые казни и репрессии, из-за которых многие христиане стали скрывать свою веру и исповедовать её в подпольных условиях. Основными районами проживания какурэ-кириситан были северо-западные районы Кюсю, остров Хирадо, западная часть полуострова Ниси-Соноги, острова Гото, города Ураками и Амакуса.

Какурэ-кириситан передавали свою веру из поколения в поколение и скрывали её от окружающих и властей, объявляя себя буддистами. Формально какурэ-кириситан были приписаны к местным буддийским или синтоистским монастырям. Какурэ-кириситан находились под постоянным надзором японской полиции. Ежегодно в восьмой день первого месяца какурэ-кириситан проходили официальную процедуру фуми-э, во время которой они должны были доказывать свою лояльность властям попранием христианских символов. Однако, несмотря на преследования, какурэ-кириситан почитали в подпольных условиях иконы и статуи Иисуса Христа, Богородицы и святых, которые были изготовлены согласно буддийским канонам. Сёгунат Токугава иногда выявлял подпольные христианские общины и производил показательные казни, однако не мог своими репрессивными действиями окончательно искоренить подпольное христианство среди японцев.

Подпольными общинами какурэ-кириситан, называемые «мон», руководили неформальные лидеры, которые назывались «хоката» или «удзиваку». Эти лидеры, сведущие в христианском учении, отвечали за исполнение литургического календаря, сохранение церковного учения и правильного чтения молитв на латинском языке. Часто должность неформальных лидеров передавалась по наследству. В подпольных общинах были «мидзуката», ответственный за проведение таинства крещения и «осёката», занимавшийся катехизацией. Среди какурэ-кириситан также практиковалась исповедь перед другим членом общины.

Отсутствие христианских священнослужителей, устная передача вероучения и использование священных предметов, изготовленных согласно буддийским канонам привели к христианско-буддийскому синкретизму среди какурэ-кириситан. До нашего времени сохранилось единственное сочинение из 10 манускриптов О начале неба и земли (яп. 天地始まりのこと тэнти хадзимари но кото), в котором представлено синкретическое учение какурэ-кириситан.

В настоящее время

В середине XIX века запрет на публичную деятельность христиан в Японии был отменён и в страну стали прибывать европейские миссионеры. Большинство какурэ-кириситан вернулись в состав Католической церкви и отказались от своей синкретической духовной практики. Небольшая часть какурэ-кириситан продолжала использовать христианско-буддийский синкретизм, отказавшись подчиняться христианским священнослужителям и сохранив свои обряды до сегодняшнего дня. В современном японском религиоведении эта христианская группа называется «ханарэ-кириситан». К концу XX века численность ханарэ-кириситан оценивалась в количестве около 30 000 человек. Сегодня они проживают главным образом на островах Гото.

Напишите отзыв о статье "Какурэ-кириситан"

Ссылки

  • [www.catholiceducation.org/articles/religion/re0452.html Kakure Kirishitan]  (англ.)
  • [www.abc.net.au/foreign/content/2007/s1995699.htm Japan — Hidden Christians]  (англ.)
  • [www.nytimes.com/2003/12/25/world/ikitsuki-journal-once-banned-christianity-withers-in-an-old-stronghold.html Ikitsuki Journal; Once Banned, Christianity Withers in an Old Stronghold] // New York Times Article Dec. 25, 2003  (англ.)
  • [content.time.com/time/magazine/article/0,9171,925197,00.html Religion: Japan’s Crypto-Christians]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Какурэ-кириситан

– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.