Как украсть миллион

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Как украсть миллион (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Как украсть миллион
How to Steal a Million
Жанр

комедийный фильм-ограбление

Режиссёр

Уильям Уайлер

Продюсер

Фред Кольмар

Автор
сценария

Джордж Бредшоу
Гарри Курнитц

В главных
ролях

Одри Хепберн
Питер О'Тул

Оператор

Чарльз Лэнг

Композитор

Джон Уильямс

Кинокомпания

World Wide Productions
прокат: Twentieth Century Fox

Длительность

127 мин.

Бюджет

6 млн $

Страна

США США

Год

1966

IMDb

ID 0060522

К:Фильмы 1966 года

«Как украсть миллион» (англ. How to Steal a Million) — комедийный фильм-ограбление режиссёра Уильяма Уайлера с Одри Хепбёрн и Питером О’Тулом в главных ролях. В советском прокате фильм собрал 24,6 млн зрителей при тираже в 1185 копий.





Сюжет

Действие происходит во Франции, в Париже в 1960-х годах.

Шарль Боннэ (Хью Гриффит) — талантливый художник-любитель — пишет подделки под знаменитых импрессионистов и продаёт их как оригиналы на престижных аукционах. Кроме того, хранящуюся в доме Боннэ семейную реликвию (работы отца Шарля Боннэ, которому позировала его жена) — статуэтку обнажённой Венеры, которую выдают за работу знаменитого итальянского скульптора Челлини — предложено экспонировать на пафосной выставке частных коллекций в престижной галерее искусств «Клебер-Лафайет». Несмотря на предостережения дочери Николь, которая опасается, что обман может раскрыться, папаша Боннэ соглашается выставить статуэтку на выставку. «Венеру» с президентскими почестями доставляют в галерею «Клебер-Лафайет».

Поздно вечером Николь обнаруживает дома таинственного визитера (Питер О’Тул). Он явно интересуется живописью и отколупывает кусочек краски со свежей подделки под Ван Гога. Николь принимает парня за обыкновенного вора-домушника и случайно слегка ранит его из снятого со стены допотопного кремневого пистолета („—Он заряжен?“). Опасаясь раскрытия авантюр отца, она не сообщает в полицию о происшествии, более того, она помогает «тяжело раненому» скрыться от правосудия и даже подвозит его до отеля «Риц» („—Для домушника слишком шикарно!“). В конце вечера между ними вспыхивает «искра» („—Еще, может, поцелуемся на ночь? —Я вас едва знаю, и не посмел бы, но если вы говорите, что можно…“).

Тем временем, американский олигарх и один из самых известных коллекционеров Америки Девис Лиланд (Илай Уоллак), помешанный на искусстве (ему уже достался поддельный Тулуз-Лотрек из «знаменитой коллекции» папаши Боннэ), видит на выставке «Венеру» и буквально влюбляется в нее. Пытаясь найти способ заполучить «Венеру», он решает выйти на её владельца и для этого знакомится с Николь, но неожиданно увлекается очаровательной француженкой („—Каков рост прироста? —Послушайте, вы прелесть! Ну просто прелесть! У меня обычно разговоры с девушками не клеятся, но вы исключение! С вами разговариваешь, как с членом правления!“). Миллионер, который не привык откладывать решения в долгий ящик, делает девушке предложение и даже водружает ей палец кольцо с огромным бриллиантом. („—Нет-нет, я не привык откладывать, я все решаю в одно мгновение. Вот так же я купил однажды залив, битком набитый танкерами. —Но я ведь, все-таки, не залив и не танкер, и не могу принадлежать человеку, которого не знаю! —Ну, это уже каприз! В конце концов, справьтесь обо мне на бирже!“)

Наутро в особняк Боннэ является работник музея, который, между прочим, предлагает папаше Боннэ подписать договор о страховке «Венеры» на миллион долларов. Боннэ подписывает договор, и тут выясняется, что обязательным пунктом договора является экспертиза. Для имитатора это катастрофа, безупречный авторитет коллекции Боннэ под угрозой („—Пап! Этот профессор Бауэр такой уж авторитет? —Бог экспертизы. —Но, в конце концов, ты же не продал «Венеру»? —Дорогая, стоит возникнуть подозрению и старый миф о моей коллекции лопнет. Бум! Все мои полотна будут проверять и перепроверять «икс»-лучами, «бета»-лучами, микроскопами и флюороскопами, вонючими реактивами и… э-э-э! Да, воистину, мы живем в обществе потребления — без веры, идеалов!…“).

В отчаянии Николь решает обратиться к единственному знакомому ей «профессиональному преступнику», не догадываясь, что давешний «домушник», Саймон Дермот, на самом деле детектив, специализирующийся на выявлении подделок. Саймон, у которого чувства к Николь пересиливают иные чувства (тем более, что Николь очень похожа на свою бабушку в молодости, с которой ее дедушка вырезал поддельную «Венеру»), в том числе, и чувство долга, соглашается помочь ей выкрасть из музея статуэтку семейства Боннэ.

Саймон придумывает и совместно с Николь совершает остроумную кражу статуэтки из музея c тщательной охраной и самой современной системой сигнализации «Идеал». Тем временем Лиланд не отказывается от своих планов завладеть шедевром и выходит на «преступников» — он готов купить даже краденый предмет. Саймон понимает, что Лиланд никогда не осмелится не только объявить «шедевр» своим, но не станет даже проверять его подлинность инкогнито, и выставляет одним из условий приобретения «Венеры» отказ от Николь, с которой Лиланд обручился всего пару дней назад. Статуэтка достаётся миллионеру за необъявленную сумму („—С вами свяжутся!“ англ. [You will be contacted!]), а Дермуту достается несколько более ценное — Николь.

В откровенном разговоре с Шарлем Бонне Дермот открывает карты и отправляет папу Боннэ на покой („—Феноменально способный мальчик! Он меня так твердо поставил на истинный путь, что ни заблудиться, ни вернуться обратно!“), а Саймон и Николь уезжают в свадебное путешествие. Однако при выезде, во двор дома по ул. Пармантье, 38 въезжает «Роллс-Ройс» с очередным любителем шедевров. („—Кто это? —Папин кузен. Из Южной Америки. —Слушайте, вы так недавно начали врать, и так уверенно врете — у вас талант! —О, спасибо!“).

Влюбленные уезжают, а вот чем заняты папа Боннэ и его «кузен из Южной Америки» — остается за кадром.

В ролях

Места съёмок

  • Внешний вид музея «Клебер-Лафайет» — Парижский музей Карнавале.

Съёмочная группа

  • режиссёр — Уильям Уайлер
  • авторы сценария: Джордж Бредшоу, Гарри Курнитц
  • оператор — Чарльз Ланг
  • художник — Александр Траунер
  • композитор — Джон Уильямс
  • продюсер — Фред Кольмар

Техническая информация

  • Тип плёнки — цветная
  • Дата выхода — 13 июля 1966 года (США), советский прокат — 1975 год (две серии)
  • Продолжительность — 123 минуты
  • Дубляж
    • киностудия — «Мосфильм»
    • режиссёр — Евгений Алексеев
    • звукооператор — В. Кузнецов
    • русский синхронный текст — Зинаида Целиковская
    • редактор — Лидия Балашова

Напишите отзыв о статье "Как украсть миллион"

Примечания

  1. [www.kino-teatr.ru/kino/movie/hollywood/16846/titr/ В скобках актёры озвучившие героев в советском прокате.] ссылка проверена 9 апреля 2009

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Как украсть миллион

Отрывок, характеризующий Как украсть миллион

– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.