Как я теперь люблю

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Как я теперь живу»)
Перейти к: навигация, поиск
Как я теперь люблю
How I Live Now
Жанр

военная мелодрама

Режиссёр

Кевин Макдональд

Продюсер

Джон Батсек
Аласдер Флинд
Эндрю Руэманн

Автор
сценария

Джереми Брок
Тони Гризони
Пенелопа Скиннер

В главных
ролях

Сирша Ронан
Харли Бёрд
Джордж Маккэй

Оператор

Франц Лустиг

Композитор

Джон Хопкинс

Кинокомпания

Cowboy Films
Film4
Magnolia Pictures

Длительность

101 мин.

Страна

Великобритания Великобритания

Язык

английский

Год

2013

[www.magpictures.com/howilivenow Официальный сайт]
К:Фильмы 2013 года

«Как я теперь люблю», оригинальное название — «Как я теперь живу» (англ. How I Live Now) — военная мелодрама режиссёра Кевина Макдональда, вышедшая на экраны в 2013 году. Фильм основан на одноимённом романе Мэг Розофф. Главные роли исполнили Сирша Ронан, Джордж МакКэй и Харли Бёрд. Фильм был показан на Международном кинофестивале в Торонто.



Сюжет

15-летняя Дейзи (Сирша Ронан), стервозная, но волевая американская девочка-подросток, приезжает на лето в Англию к своей тёте Пенн и кузенам — Эдмонду (Джордж МакКэй), Айзеку (Том Холланд) и Пайпер (Харли Бёрд). Сперва Дейзи неохотно контактирует с ними, но со временем она влюбляется в своего старшего кузена Эдмонда.

Через несколько дней после её приезда тётя улетает в Женеву для участия в конференции касательно обострившейся политической ситуации в мире и угрозы Третьей мировой войны. В её отсутствие неизвестный враг взрывает ядерную бомбу в Лондоне, убив тысячи человек и вызвав радиоактивные осадки. Вскоре после этого сотрудник консульства США в Эдинбурге приезжает в дом тёти Пенн и сообщает Дейзи, что Соединенные Штаты отзывают своих граждан из Соединённого Королевства, и отдаёт ей обратный билет. Он советует её кузенам оставаться дома и ждать эвакуации.

После ночи, проведённой с Эдмондом, Дейзи решает, что бы ни случилось, остаться с ним, и сжигает свой билет. Так как это их дом, они решают отказаться от эвакуации, и прячутся недалеко в сарае, где и живут некоторое время. Но однажды утром к ним врывается британская армия, которая заставляет их эвакуироваться. Эдмонд, перед тем как увезли Дэйзи, сказал ей, чтобы она возвращалась в любом случае. Эдмонда и Айзека призывают в армию, а Дейзи и Пайпер увозят на общественные работы. Девочки живут в семье, в безопасной охраняемой зоне. Ежедневно они отправляются на фургоне вместе с остальными людьми на общественные работы.

Идут дни, а Дейзи все не может выбить из головы мысль о возвращении. Пайпер жаждет поскорее увидеть братьев и маму, а также вернуться в родной дом. В один из рабочих дней Дейзи и Пайпер встречают Джо, их друга, с которым они проводили последние беззаботные дни. Он рассказывает им, что всю его семью убили. По возвращении в безопасную зону, ребята видят, что въезд захвачен террористами, однако, когда все фургоны уезжают, последний, в котором находились Пайпер, Джо и Дейзи, застревает. Джо, повинуясь порыву ярости, кричит террористам, что они обязательно отомстят им и у них нет шансов на выживание. Пассажиры пытаются успокоить мальчика, но все тщетно. Пуля пробивает голову мальчика, а фургону удается уехать раньше, чем террористы начинают обстреливать его.

Для Дейзи смерть Джо и накал ситуации становится последней каплей. Вечером она собирает все необходимое в рюкзак и вместе с Пайпер покидает безопасную зону, на пути домой. По дороге обратно Дейзи сталкивается с различными трудностями, у них кончается запас очищенной воды. Попав по указателю в место, где якобы должны находиться Эдмонд и Айзек, Дейзи не находит ничего, кроме разложившихся трупов мальчиков от 12 до 18, среди которых находит тело Айзека.

Стараясь побыстрее убежать от увиденного, Дейзи направляется строго по карте, в место, где раньше жили ребята. Но по тропе в лесу девочки встречают озверевших, голодных людей, желающих закинуть в рот хоть что-либо, будь это мясо животных, или слабых, хрупких девочек. Неизвестные преследователи пытаются убить Пайпер, чтобы прокормиться, но Дейзи успевает застрелить мужчин.

Героини продолжают своё путешествие домой. К сожалению, убегая от преследователей, Дейзи теряет компас и карту, понимая, что теперь идти придется куда глаза глядят. Окончательно ослабев, девочки останавливаются возле маленького пруда, в лесной глуши. Дейзи снова вспоминает Эдмонда, Айзека, то, что сказал ей Эдди перед их расставанием. Она смотрит на небо, замечая в просторах небес птицу, которую выхаживал Эдди. Следуя за птицей, девочки находят дорогу домой. Они полны уверенности, что найдут кого-то в доме, но там нет ничего, кроме собаки Джо, заплесневелой еды и следов взрывов. Девочки остаются в доме.

Вечером, за обедом, они слышат, как собака начинает истошно лаять, словно зовя на помощь. Услышав особое эхо, Дейзи осознает, что Эдди в лесу и собака зовет на помощь. Перестав наконец слушать голоса в своей голове, она спешит в лес и находит там Эдмонда, раненного, с огромными отёками, онемевшего и обезвоженного. За какое-то время девушке все же удается выходить парня, но он не перестает молчать. Вероятно, он стал свидетелем смерти своего брата, а также других ребят. У Эдди глубокая душевная рана, не позволяющая ему вновь наслаждаться присутствием Дейзи, а также осознанием факта того, что он выжил.

В финале Дейзи произносит монолог, в котором говорит, что после войны все в её жизни изменилось, все стало по-другому. Она целует Эдди, успокаивая его, говоря, что она верит, что когда-нибудь ему все-таки станет лучше. «Так я теперь живу» — произносит она, на этом они сжимают руки, боясь в очередной раз потерять друг друга.

В ролях

Напишите отзыв о статье "Как я теперь люблю"

Ссылки

  • [www.magpictures.com/howilivenow/ Официальный сайт]
  • [www.imdb.com/title/tt1894476/ Как я теперь люблю] на Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Как я теперь люблю

– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.