Калакуцкий, Николай Вениаминович
Николай Вениаминович Калакуцкий[1] (иногда встречается написание Калакутский; 9 [21] февраля 1831, Бельский уезд Смоленской губ. — 17 [29] января 1889, Петербург) — русский генерал-майор, инженер, металловед.
Специалист по артиллерии, участвовал в Венгерской и Турецкой (1853—1855) кампаниях.
В 1884 — главный инженер (главный техник) Обуховского завода. Учёный, генерал-майор артиллерии (1884). Основные труды по строению стального слитка, повышению прочности орудийных и ружейных стволов. Открыл и объяснил ликвацию в стали (совместно с А. С. Лавровым). Его исследование «О внутренних напряжениях чугуна и стали» (СПб., 1887) было переведено на многие европейские языки.
Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
Его брат Александр служил в пехоте, с отличием участвовал в русско-турецкой войне 1877—1878 годов и также был генерал-майором.
Напишите отзыв о статье "Калакуцкий, Николай Вениаминович"
Примечания
- ↑ Калакуцкий Николай Вениаминович — статья из Большой советской энциклопедии.
Литература
- Черняк А. Я., Нахимов Д. М. Русский ученый металловед Н. В. Калакуцкий. М., 1951;
- Ржонсницкий Б. Н. Николай Вениаминович Калакуцкий (1832—1889). Биографический очерк. М. ГНБ. 1953;
- Ржонсницкий Б. Н. Николай Вениаминович Калакуцкий. — Люди русской науки. Техника. М. «Наука». 1965. С. 208.
- Калакутский, Николай Вениаминович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
|
Это заготовка статьи об учёном из России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Калакуцкий, Николай Вениаминович
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
