Калам

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

                              

Кала́м (араб. الكلام‎ — слово, речь) — в средневековой мусульманской литературе: всякое рассуждение на религиозно-философскую тему, а также, в специальном значении, спекулятивная дисциплина, дающая догматам ислама толкование, основанное на разуме, а не на следовании религиозным авторитетам[1]. Калам называют также рационалистической теологией[2] и одним из основных направлений арабо-мусульманской философии[3], отмечая, что недопустимо считать калам мусульманской ортодоксией[4].

Обращение к разуму как к высшей инстанции — это то, что объединяло калам и фальсафа и отличало их представителей (мутака́ллимов и фалясифа) от догматиков-салафитов, с одной стороны, и мистиков-суфиев — с другой. Различие же между мутакаллимами и представителями фальсафа в том, что для первых отправной точкой рассуждений были нормативные принципы ислама и проблематика, характерная для этой религии, а для вторых — нормативные принципы разума и античные модели философствования[1]. Оформился в VIII веке[5].





История

Калам возник и начал развиваться в ходе дискуссий, зародившихся в исламе с появлением таких религиозно-политических группировок, как хариджиты, кадариты, джабриты и мурджииты, а также дискуссий с представителями немусульманских верований. В таких дискуссиях выработался присущий каламу метод рассуждения, основанный на символико-аллегорическом толковании Корана и исключающий ссылки на авторитетов при аргументации своей позиции[1], а также формировалась его проблематика: предметом обсуждения становились вопросы о единстве бога и соотношении сущности и атрибутов Всевышнего, об ответственности человека за свои деяния (о свободе воли и предопределени), о качествах, необходимых для халифа, для имама, о том, какой человек считается истинно верующим мусульманином, какой — неверующим, а какой — совершившим тяжкий грех, вопросы о сотворенности или несотворенности Корана во времени[1].

Свойственные каламу метод и проблематика впервые встречается в творчестве ал-Джаада ибн Дирхама (казнён в ок. 742 г. н. э.), который выдвинул требование опираться только на разум и подвергать противоречащие ему стихи Корана символико-аллегорическому толкованию (таавил) (араб); ал-Джааду принадлежат мысли о невозможности приписывать богу вечные положительные атрибуты и о сотворенности Корана во времени[1]. Его ученик Джахм бен Сафван (казнён в 745 г.) развивал идеи учителя, говорил о способности разума независимо от откровения отличать добро от зла. Ал-Джаад, Джахм бен Сафван и ученик Джахма Дирхем бен Амр предваряли своими взглядами идеи первой крупной школы калама — школы мутазилизма[1].

Расцвет мутазилитского калама приходится на первую половину IX века. Начиная с правления ал-Мутаваккиля (847—861) мутазилизм стал подвергаться преследованию. В этих условиях попытка легализировать калам была предпринята Абуль Хасаном аль-Ашари (873—935). Он стал основателем новой школы калама, которая получила название по его имени. Крупнейшими представителями ашаризма были аль-Бакиллани (ум. в 1013 г.), аль-Джувейни (ум. в 1085 г.), аш-Шахрастани и Фахруддин ар-Рази[1].

С XIII века начинается сближение калама и фальсафа. Со стороны мутакаллимов это сближение было подготовлено творчеством аш-Шахрастани и ар-Рази, а со стороны фалясифа — творчеством Насруддина ат-Туси[1].

Основные вопросы

Школы калама

Разница между ашаритами и матуридитами

Между ашаритами и матуридитами существуют непринципиальные отличия, касающиеся второстепенных вопросов религии[6].

Вопрос Позиция ашаритов Позиция матуридитов
1. Есть ли у Аллаха предвечный
атрибут Таквин?
Таквин — это не отдельный атрибут Аллаха, а производная от атрибутов Воля и Могущество. Таквин (способность творить) — это предвечный атрибут Аллаха.
2. Можно ли услышать Речь Аллаха? Можно Нельзя
3. Может ли Аллах описываться
качеством «хикма»?
«Хикма» Аллаха относится к «знанию и мудрости» и не может быть отнесено к «совершенству в творении». Может, независимо, означает ли оно «знание или мудрость» или «совершенство в творении».
4. С чем связано
«довольство» Аллаха?
Довольство (рида’) Аллаха связано со всеми действиями творений (повиновением и неповиновением). Повиновение происходит по довольству Аллаха, а неповиновение не по его довольству.
5. Может ли возложить на человека
больше, чем он может выполнить?
Теоретически Аллах может возложить на человека больше, чем он может выполнить, но это невозможно исходя из откровения. Аллах не возлагает на человека больше его возможностей.
6. Можно ли дойти разумом
до таклифа?
Вопросы таклифа могут быть поняты только через откровение (вахью), а не через разум. До некоторых обязанностей, возложенных на человека (таклиф) можно дойти с помощью разума.
7. В чём разница между
счастьем и несчастьем?
Счастье (рай) и несчастье (ад) можно отнести к человеку только в момент смерти. Несчастный человек может в конечном счете (ахират) оказаться счастливым и наоборот.
8. Может ли неверие быть прощено? Рационально допустимо для неверного получить прощение, но невозможно согласно текстам откровения. С точки зрения разума и с точки зрения откровения, невозможно
9. Может ли оказаться, что верующие
будут вечно в Аду и наоборот?
Теоретически (с точки зрения разума) это допустимо, но невозможно, исходя из откровения. Вечный Ад для верующего и вечный Рай для неверного — это невозможно и с точки зрения разума и откровения.
10. В чём разница между исм и мусамма? Имя (исм) и существо с таким именем (мусамма) могут отличаться. Исм и мусамма — одно и то же.
11. Может ли женщина быть пророком? Теоретически может. Не может.
12. Как может называться
действие (филь) человека?
Филь (в истинном смысле) относится к действиям Аллаха, а действие, приобретенное лицом, может называться филь в переносном смысле. Действие лица называется приобретением (касб), но не творением (хальк), а действие Аллаха называется творением, а не приобретением.

Напишите отзыв о статье "Калам"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Ислам: ЭС, 1991.
  2. Фролова Е. А., 1975.
  3. НФЭ, 2010.
  4. Ибрагим Т. К., 1994.
  5. Кругосвет.
  6. [annisa-today.ru/vera/akyda/razlicie-mezdu-mazhabami-asari-i-maturidi-1250/ Различие между мазхабами Ашари и Матуриди]. annisa-today.ru (9 августа 2014). Проверено 11 мая 2015.

Литература

  • Вольф М. Н. Становление философии калама в рамках спекулятивной теологии ислама // [nsu.ru/classics/Wolf/kalam.htm#ch1 Средневековая арабская философия: мутазилитский калам]. — Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2005. — 80 с.
  • Ибрагим, Т. К. и Сагадеев А. В. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Калам] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 128-129.</span>
  • [iph.ras.ru/elib/1344.html Калам] / Ибрагим Т. К. // Новая философская энциклопедия : в 4 т. / пред. науч.-ред. совета В. С. Стёпин. — 2-е изд., испр. и доп. — М. : Мысль, 2010.</span>
  • Ибрагим Т. К. Калам и вопрос об «ортодоксальной философии» ислама // Религия в изменяющемся мире. — М.: Изд-во РУДН, 1994. — С. 40-60. — 224 с. — (Философская мысль континентов). — ISBN 5-209-00515-1.
  • Ибрагим Т. К. Материалистические тенденции в учении мутазилитов // Из истории философии освободившихся стран. — М., 1983.
  • Ан-Нашар А. С. Нашъат аль-фикр аль-фальсафи фи аль-ислям. — Каир, 1977.  (ар.)
  • Сагадеев А. В. Калам (обзор) // Классический ислам: традиционные науки и философия. — М., 1988.
  • Смирнов А. В. Что стоит за термином «средневековая арабская философия» // Средневековая арабская философия: проблемы и решения. — М., 1998.
  • Султанов Р. И. К истории становления теологического рационализма. Сравнительный анализ мыслительных схем калама и патристики // Рационалистическая традиция и современность: Ближний и Средний Восток. — М., 1990.
  • Фролова Е. А. История средневековой арабо-исламской философии: Учебное пособие. — М., 1975. — 175 с. — ISBN 5-201-01879-3.
  • Wolfson H. A. (англ.) The Philosophy of the Kalam ([nsu.ru/classics/Wolf/kalam_cont.htm Русский перевод 2-х глав книги]). — Harvard University Press, 1976. — 810 p.

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/religiya/KALAM.html Калам] // Энциклопедия «Кругосвет».

Отрывок, характеризующий Калам

Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.